Пристроить шпиона (СИ) - Зайцева Мария Страница 10

- Нахальный гад, значит, - коротко прокомментировал название контакта, который я установила на Лешку, - кто это?

- Тебе какая разница? – спросила я, с отвращением разглядывая пузырящийся в воде аспирин.

- Большая. Чтоб его больше не было, поняла меня?

- Вот это не тебе решать!

- Мне.

Голос отца был спокойным и усталым.

- Расщепаев не будет церемониться с парнем, который крутится возле его будущей невестки.

Меня одновременно охватили ужас и ярость.

- Слушай, пап… - я махом выпила весь стакан, закрыла глаза, пытаясь заставить желудок усвоить гадость, потом продолжила, - а тебе… Тебе меня не жаль?

У отца едва заметно дрогнул уголок  строго сжатых губ. Или мне показалась эта тень эмоции?  В любом случае, даже если там что-то и было, то папа быстро сумел с собой справиться, и в следующее мгновение со мной опять разговаривал отстраненный генерал, а не родной человек:

- Не понимаю, о чем ты. У тебя будет муж, богатый, молодой и перспективный. Да тебе половина института завидовать будет. Вернее, -  тут он усмехнулся все же, кивнув на открытую страницу в инсте с букетом и моими глупыми глазами, - уже завидуют.

- Папа… - я все еще не теряла надежды, все еще пыталась до него достучаться, - пап… Но ведь он дурак. Ты же знаешь. Он кислотой балуется и пьет… И дурак…

Я начала повторяться, но не замечала этого.  На мгновение мне показалось, что в глазах отца что-то мелькнуло… Темное и страшное.  Мелькнуло и пропало, словно в пузыри в болотной топи…

- Он – хорошая партия. А ты глупая и маленькая, не понимаешь своего счастья. Я думаю о твоем будущем.

- Нет! – сорвалась все же, никогда не умела терпеть его безжалостную холодность, - нет! Ты о себе думаешь! О себе! И меня просто подкладываешь под того, кто тебе нужен!

- Замолчи, - жесткий голос прервал мою истерику, - и не говори того, чего не понимаешь.

Он развернулся к двери, но затем, словно вспомнив о чем-то, вскинул на меня взгляд:

- И да, насчет «Нахального гада» я не шутил. Расщепаев его с дерьмом смешает. А, если он не сделает, то я добавлю.

- Да пошел ты! Я буду делать, что хочу, понял? Я вообще сейчас уйду и не вернусь!

- Да? – он с интересом посмотрел на меня, - ты уже уходила, не помнишь? Тебе, по-моему, не понравилось на воле. Конечно, ты можешь уйти, но только в том, в чем сейчас сидишь. Без средств, телефона, машины, денег на учебу и прочего. Поняла? Посмотрим, сколько ты протянешь на воле. И подумай, прежде чем звонить своему «Нахальному гаду», кем бы он ни был. Что-то я сильно сомневаюсь, что он будет тебе рад сейчас.

Наверно, у меня изменилось что-то в лице, потому что отец неожиданно смягчился.  Подошел, взял из рук стакан, поставил на стол, потом поднял меня из кресла и, преодолевая сопротивление, обнял.

- Я знаю, что мало времени уделял тебе, Алиша, - глухо проговорил он мне в макушку, - особенно после того, как мама… Но я много работал только для того, чтоб ты была счастлива, чтоб у тебя было все.

- Но я несчастлива, папа, - прошептала я, - несчастлива, понимаешь?

- Это временно. Просто ты еще маленькая и доверчивая. Не волнуйся, я все решу. Все будет хорошо. А парня этого заблокируй. И не встречайся с ним. Для его же безопасности.

После этого он отпустил меня и вышел из комнаты.  А я осталась сидеть, чувствуя даже не холод на сердце, нет… Ужас. Плотный и бесконечный.  Я словно оказалась одна во всем мире.  И даже Лешка мне не мог помочь.  Особенно, после того, как я отрезала последний свой шанс на спасение, заблокировав контакт.

9. Алина

- Слушай, - развернувшись, спрашивает  меня Лешка тихо, словно и не грубил только что, - а почему ты все-таки меня тогда разблокировала? Ну, помнишь,  два месяца назад? Что на тебя нашло?

- Да так… - я все еще изображаю кошечку, перекатываюсь по кровати, - просто проверить хотела… Приедешь ли…

- Сучка, - усмехается он порочно.

Вот только… В глубине глаз – боль и обида. Или мне кажется? Наверно, кажется. Не может у него ничего такого быть.  Да и я бы не хотела, чтоб было.

Лешка – моя отдушина, мой большой секрет. Даже от себя самой. Я скрываюсь, как могу, я переименовала его из «Нахального гада» в «Маникюр», я тщательно стираю все наши переписки и старательно отключаю геолокацию, когда встречаюсь с ним.  Я делаю все, чтоб его не зацепило.

Потому что за два месяца ситуация из ужасной превратилась в безвыходную. И страшную.  Отец пропадает постоянно на работе, у него какие-то сложности там, у него всегда сложности.  Расщепаев особо ко мне не лезет, после того, как я, не церемонясь, при всех, надавала ему по физиономии. Ну а что? Папа не просил меня быть деликатной и вежливой с ним. Может, это у меня любовь такая?  Вовка тогда только оскалился и сплюнул. И свалил, одарив напоследок злобным взглядом.  А я через какое-то время  начала замечать, что меня сторонятся в группе. Особенно парни. Со мной не хотели сидеть за одним столом, ко мне избегали подходить даже разговаривать!

В итоге, приперев к стене одну из однокурсниц, я выяснила, что со всеми парнями, с кем я контактировала, были проведены беседы. Обстоятельные. И не Вовкой, нет! Совсем другими людьми. Понадобилось буквально три разговора, чтоб слухами земля наполнилась, и меня стали обходить по широкой дуге.  Я взбесилась, но сделать ничего не смогла. Вокруг меня образовался вакуум, который я начала заполнять гулянками и ежедневным весельем.  Таким, нарочитым.  Может, папаша Расщепаев увидит мой разгульный образ жизни и решит, что такая девка не для его цветочка? Ну, кто его знает?  Ну и отца позлить, естественно. Это – святое. Отомстить за себя. Хоть так.

Короче говоря, со мной случился поздний подростковый бунт во всей красе, с той лишь разницей, что подростков не выдают замуж практически насильно. Но и меня, вроде, никто за волосы не тянул.  Папа, прекрасно зная мой характер, просто сделал все, чтоб я не вырвалась.  Ну, трепыхаюсь, прыгаю, ярюсь… И ладно. Чем больше сил сейчас в бунт вкладываю, тем меньше у меня их останется в финале.  Вот тогда можно в ЗАГС.

За это время я передумала много чего, прикидывала свои шансы на свободу… По всему выходило, что, если жестко отказываться и уходить из дома, то в самом деле в пустоту. Без поддержки. Без чего бы то ни было. Отец мне четко дал понять это.

И… И я бы ушла. Если б меня хоть кто-то поддерживал. Вернее… Если б ОН меня поддерживал.  Лешка не знает, но я именно потому ему тогда позвонила, после месяца в блоке, эгоистка чертова.

Устала сильно, измучилась, придумывая способ избежать ловушки. Ну , в самом деле, не босой же на улицу идти? Должен быть способ, должен!  Да, можно смело признаться хотя бы самой себе, что я – слабохарактерная овечка, боящаяся внешнего мира. Так и есть, что уж…  Но, даже слабая и глупая, но – человек. И, устав мучиться от безысходности, я позвонила тому человеку, от которого ждала… Хоть чего-то.  Поддержки хотела, глупо и по-детски. Думала, встретимся, я все объясню… И, если он захочет… если он предложит…

Он не захотел и не предложил.  Голос его по телефону был усталым и язвительным.  А при встрече…  Он внимательно осмотрел меня с головы до ног, усмехнулся и коротко кивнул на машину такси, ожидавшую нас.  Я молча пошла за ним.  И всю дорогу думала, прикидывала, как начну говорить, как скажу ему…

Лешка привез меня сюда, в однушку  на пятом этаже обычного панельного дома.  И нет. Мне не удалось тогда ничего ему сказать.

Уже в коридоре меня жестко прижали к стене, задрали юбку до пояса, грубые руки прошлись по промежности, а хриплый голос, который я так часто слышала в горячих снах, резанул насмешкой:

- Принцеска вырвалась из своего чистенького дворца и хочет немного грязи?

И, пока я приходила в себя от внезапно грубых и злобных слов и тона, опытные пальцы надавили сквозь белье на клитор, настолько правильно, что у меня непроизвольно ноги задрожали, а поясница сама собой изогнулась. Стон удалось сдержать. Правда, никого этим я не обманула, потому что Лешка жестко прихватил меня второй рукой за волосы, развернул к себе лицом, заглянул в глаза. И усмехнулся, все прекрасно читая по лицу.