По ту сторону экрана - Татьяна Миненкова Страница 17

Лазарев вел себя спокойно, ни один мускул не дрогнул на его лице, словно не стали мы все только что свидетелями этого цирка одной актрисы. А я долго не могла собраться с мыслями и понять, что вообще произошло. Однако, спросить напрямую смогла лишь тогда, когда Семен вез нас обратно в бюро.

— Не хотите пообедать, Ева Сергеевна? — спросил Денис вместо ответа.

Я кивнула, потому что и правда успела проголодаться, и вскоре мы оказались за столиком ресторана на верхнем этаже соседней с нашим бюро, высотки.

Все вокруг казалось верхом эстетики и совершенства: облицованные деревом стены, тяжелые ткани портьер на панорамных окнах, накрахмаленные скатерти на круглых столах и сверкающая чистотой фарфоровая посуда. Это, пожалуй, напоминало бы свидание, если бы не разговоры, которые мы вели:

— Кем была эта женщина? — спросила я когда нам принесли заказанные салаты.

— Жена погибшего потерпевшего в том уголовном деле, которое вы фотографировали сегодня, — флегматично отозвался Лазарев. — Даже странно, что вы не догадались.

Не то, чтобы не догадывалась, просто уголовных дел в его производстве достаточно много, потерпевших по ним — тоже. И зачем вообще следователь, зная ее настрой, позволил ей встретиться с адвокатом при таких обстоятельствах?

— И вам не хотелось ничего сказать ей в ответ? Оправдаться как-то? Это выглядело как… — запнулась я, подбирая подходящее слово.

— Трусость? Унижение? — любезно предложил он варианты, а я, доев и позволив официанту забрать пустую тарелку, пожала плечами. Он усмехнулся: — Так выглядит достоинство, Ева Сергеевна.

— И вам совсем не хотелось ответить ей что-нибудь столь же оскорбительное? Эмоции все-таки никто не отменял.

— Ответив, я лишь затянул бы этот конфликт до бесконечности. Я ведь не первый год работаю и успел испробовать разные варианты. Можно сыпать ответными оскорблениями, можно оправдываться и объяснять, что просто делаешь свою работу, но игнорировать — лучшее решение из возможных. Ругаться и драться нужно с равными, а с такими, как она это лишено смысла.

Нам принесли горячее, и я позволила себе насладиться истекающим соком говяжьим стейком, какой точно не сумела бы приготовить сама. Да что там сама, такой бы, наверное, даже Аллочка не приготовила.

— И все же, наслушавшись такого, наверное, и правда непросто уснуть по ночам? — полюбопытствовала я, вспомнив о том, до которого часу он обычно переписывается с Яной, которая на самом деле — я.

— После нескольких лет работы приобретаешь определенную толстокожесть и перестаешь воспринимать все эти заявления близко к сердцу. Адвокатом вообще редко бывает кто-то доволен, и людская злоба со временем воспринимается как неотъемлемая часть профессии.

— А как же подзащитные?

— Они — в первую очередь, — пожал плечами Лазарев, разрезая свой стейк. — Получив обвинительный приговор, считают, что в этом виноват адвокат, а не их признательные показания, лица на видеозаписях и откровенные разговоры с подельниками по прослушиваемому телефону. Мягкий приговор им обычно тоже не нравится, ибо они считают, что адвокат недостаточно постарался и он мог бы быть оправдательным.

— А оправдательный? Я слышала, что в вашей практике и они не редкость.

— А при оправдательном подзащитные привыкли считать, что это в первую очередь их заслуга, потому что это означает, что они не виноваты. А адвокат срубил с них денег и ничего особенного не делал, — усмехнулся Денис.

Я тоже улыбнулась, потому что это звучало как анекдот, хотя после сегодняшнего представления я не сомневалась в правдивости этих утверждений. Лазарев говорил об этом отвлеченно, даже с некоторым цинизмом, словно ничего из сказанного его не касалось. Хотя, всего пару часов назад я была свидетелем того, что касалось, и еще как.

— Тогда не проще ли было бы выбрать работу поприятнее?

— Может и проще, но я не любитель искать легкие пути. Адвокатская профессия позволяет мне не нуждаться ни в чем, какой бы она ни была. Я не привык упускать очевидную выгоду. К тому же, иногда бывает интересно.

И я не могла с ним не согласиться, хотя окажись сама на его месте, вряд ли сумела бы проявить подобное «достоинство». А еще старалась абстрагироваться от мыслей о том, как приятно просто сидеть в компании Лазарева, разговаривать с ним, пусть даже о работе и смотреть, как он улыбается.

Выпив по чашке кофе мы еще немного поговорили, но вскоре пришло время возвращаться в бюро, неприветливо встретившее подозрительным взглядом Кристины и Сушковым, переминающемуся с ноги на ногу у кабинета Дениса.

И, судя по хмурому выражению лица второго партнера, я поняла, что он опять собрался ругаться с Лазаревым.

Они действительно шумно выясняли отношения около часа, но я не стремилась прислушиваться с спору. Было очевидно, что в отличие от женщины, устроившей сегодня театр в следственном комитете, Сушкова Денис считает равным противником и не собирается уступать ему ни в чем.

Пока я скидывала в компьютер отфотографированные материалы уголовного дела, они продолжали скандалить, но, увлеченная процессом, я неосознанно вычленила лишь четыре наиболее часто встречающихся слова.

Договор. Партнер. Деньги. Ответственность.

Мне это ни о чем не говорило, поскольку каждое из этих слов ежедневно сотни раз встречалось в обиходе любого сотрудника бюро. А когда разъяренный Сушков вылетел из кабинета Лазарева, я старательно сделала вид, что ничего не слышала и постаралась слиться с интерьером.

Тем не менее, последнее у меня получилось плохо.

— Ясенева! — обратился ко мне Михаил и в его тоне не было привычной вежливости.

— Слушаю вас, Михаил Александрович, — я продолжала изображать иллюзию бурной деятельности, надеясь на то, что у него хватит такта меня не отвлекать, все-таки негласно я являлась не его помощником, а помощником Лазарева. Сначала одного, а потом другого. Этот план тоже оказался провальным, ибо выдающимся тактом Сушков никогда не славился.

— Я смотрю, вы технично переложили дела бюро на хрупкие плечи госпожи Зеленой, а сами предпочитаете заниматься непонятно чем и шляетесь непонятно где в рабочее время.

Такая наглость заставила меня замереть.

— Переложив адвокатские производства по гражданским делам на плечи Кристины, я исполняю прямые указания своего руководителя, — сухо ответила я, сдержавшись, чтобы не начать дерзить.

— Быстро же вы переметнулись от одного руководителя к другому! — язвительно усмехнувшись ответил он, скрестив на груди руки. Его глаза гневно сверкали, а ноздри раздувались как крылья параплана.

Михаил никогда мне особо не нравился своей вспыльчивостью, непонятными капризами и резкими выражениями. Раньше Станислав Викторович умело сглаживал острые углы и не давал в обиду ни меня, ни Зеленую, но его сын, казалось, не собирался продолжать эту славную традицию.

— От меня мало что зависит.