Я тебе (не) подхожу (СИ) - Ольга Белозубова Страница 33

— Я так и поняла, — вздыхает Марина. Она замолкает, думая что-то свое, а потом словно решается, вскидывает голову: — Назар, она сказала, что пойдет в парк, но ее слишком долго нет, и телефон выключен.

Ну, время еще не позднее, всего к десяти близится. Алиса взрослая девочка.

Видимо, сомнения отображаются на моем лице, потому что Марина склоняет голову набок:

— Она никогда не задерживается, не предупреждая. Тут что-то не так.

— Я проверю. В каком она парке? У нее есть какие-то любимые места?

Ну а что, отличная идея. Найду ее там, весь из себя переживающий, дальше дело в шляпе: слово за слово, и вот мы снова примирившиеся голубки. Профит.

Выслушиваю указания Марины и рулю к парку. Вскоре открываю карту на телефоне и иду в том направлении, которое она назвала.

Фонари горят через раз, и я спотыкаюсь о кочку, костеря Алису на все лады: черт ее понес в эти дебри, чего ей не гулялось по центральной аллее, которая хорошо освещена?

Останавливаюсь и приближаю карту, чтобы понять, далеко ли до тех лавочек, где она любит сидеть, и вдруг слышу тонкий высокий голос.

— Пропусти!

Какой-то он до боли знакомый. Это что, Алиса?

Припускаю с центральной аллеи в ту сторону, откуда исходит звук, прямо через деревья, минуя тропинку, и застываю на месте метрах в пятнадцати.

Алиса прижимает к груди сумку, вжимая голову в плечи, а над ней практически нависает какой-то громила.

Вот дура, надо было догадаться отключить телефон и допоздна сидеть в каких-то закоулках!

Сразу понятно, чего ему от нее надо. И по-хорошему, я не должен ей помогать, она заслужила все плохое, что есть для нее у этого мира, но… Но что-то заставляет меня это сделать, будто пихает в спину.

Делаю шаг вперед, а потом громила слегка разворачивается, и я замечаю подозрительный блеск в свете фонаря. Не понял, это что там такое торчит у него из кармана? Вглядываюсь и понимаю: бабочка, у самого была такая когда-то давно. Воображение сразу рисует, как он этой бабочкой мою Алису… Уже не сомневаюсь и выхожу из тени, отвлекая на себя громилу.

А потом все мешается в одну кучу, и я начинаю связно мыслить, только когда ощущаю резкую боль от того, что Алиса прикасается чем-то к моей щеке.

Щиплет настолько нестерпимо, что я инстинктивно хватаю ее за руку, чтобы прекратила.

А она берет и… дует так, как мама в детстве, когда обрабатывала мои ранки. И плачет.

Наверняка от облегчения, что спас ее.

Спас, чтобы теперь выслушивать вопросы с претензией:

— Как ты нашел меня в парке, Назар? Почему ушел? Где ты был и почему не звонил?

— Тетя помогла найти тебя, рассказала, где ты любишь сидеть.

— Хорошо, — с сомнением кивает Алиса. — Но где ты был?

— Ездил к сестре в больницу, ее сбила машина.

Алиса охает, прикрывая рот ладонью, а потом вдруг хмурится и недоверчиво тянет:

— Подожди, какая такая сестра? Ты ведь говорил, что был единственным ребенком в семье!

— Говорил, — охотно подтверждаю я. — Так и есть. Речь о двоюродной сестре, Соне, ей шесть лет. Она живет в Питере со своим отцом, и мы с ней очень плотно общались, пока они не переехали в том году.

Алиса сводит брови к переносице и подозрительно щурится, а я встаю с места и начинаю ходить взад-вперед по залу, описывая то, что произошло на самом деле, только не с Соней — с Софией. Она, кстати, с детства невзлюбила это сокращение, так и заявила: «Никакая я не Соня, я София!»

Пока летел обратно, все размышлял: какую басню сочинить, как оправдаться перед Алисой так, чтобы она не усомнилась в моей искренности?

Снова остановился на полуправде: хочешь что-то спрятать, спрячь на самом видном месте. К тому же меня до сих пор потряхивает, стоит только подумать о том, что с сестрой все могло закончиться гораздо плачевнее.

— Она играла на детской площадке, под присмотром няни, разумеется. Однако та ответила на звонок, потом и вовсе увлеклась разговором. А Сонька — очень активная, на месте не сидит. Короче, она выбежала с площадки за мячом, ну и…

Я так погружаюсь в рассказ, что невольно врезаюсь ногой в стоящий у дивана журнальный стол и морщусь от боли. Наклоняюсь, чтобы потереть ушибленное место, и теперь уже морщусь от боли в правом подреберье, куда пришелся кулак подонка, что напал на Алису. В больницу наведаться, что ли… Ладно, потом, сначала нужно добиться прощения. Хотя, как по мне, она уже за одно свое спасение должна оптом простить мне все прошлые и будущие прегрешения лет этак на пять вперед.

Когда выпрямляюсь, вижу, что Алиса сидит, закрыв рот ладонью и в ужасе мотая головой.

— О господи, бедная девочка! Как она, Назар? — с тревогой в голосе интересуется она.

— Сотрясение, сломана рука, но идет на поправку.

— Слава богу, — выдыхает Алиса, и только я решаю, что дело в шляпе, как подмечаю сомнение в ее взгляде.

— Подожди, я не понял, ты мне не веришь, что ли?

— Не в этом дело, просто ты не говорил про сестру, а еще…

— Ну, так про бабушку с дедушкой тоже не рассказывал, — перебиваю ее я, — и до воспоминаний о детском саде не дошел пока что. Когда бы я успел, Алис? Или при знакомстве нужно было сразу список близких и дальних родственников составить? И вообще, ты что, всерьез думаешь, я бы стал сочинять такое? Ты меня за кого принимаешь? — оскорбленно заявляю я.

Быстро иду на кухню и показательно громко шуршу пакетом для мусора в пустом ведре, куда выбросил бирку с ручкой клади, которую наклеили в аэропорту. Я заранее оторвал фамилию, однако номер рейса, дата и имя четко видны.

Несу ей.

— На, смотри, — вручаю Алисе доказательства того, что был в самолете. — Если хочешь, можем прямо сейчас позвонить ее отцу, он подтвердит, что сестра в больнице, и я был