Люба (СИ) - Даниленко Жанна Страница 43

— Любе, Любе Корецкой.

— Любе? Интересно, я знаю ее… Отец приводил ее на консультацию, когда ей было четыре года. Ее поведение его беспокоило. Приводил он ее, естественно, не ко мне, а к моему руководителю, я только начал работать. Я запомнил ее потому, что у нее интеллект намного выше, чем у обычных людей. У девочки непростая судьба, она подвергалась негативному психологическому воздействию еще в утробе матери. Отец у нее тоже не подарок. Прости. Но мы ее тестировали, поняли, что ей нужно, и он смог решить проблему. До двенадцати лет мы каждые полгода беседовали с ней. Она оставалась гениальной и была в порядке. Затем он отправил ее в Америку. Через четыре года он привез ее домой, она прошла курс психотерапии для лечения наркотической зависимости. Она достаточно легко отказалась от наркотиков, но не смогла бросить курить и уменьшить количество кофе. Как видишь, я хорошо знаю твою падчерицу. Больше мы ее не видели. Я как-то случайно встретил Корецкого в министерстве, он сказал, что у нее все хорошо, что она замужем, у нее ребенок, она защитилась. Что случилось с девочкой теперь?

— У нее умер отец.

— А до этого?

— Эклампсия, пришлось делать кесарево в тридцать недель. Ребенок выжил, но чего это стоило!

— Что она делает? В чем ее проблема?

— Она ушла в себя, ее не волнуют даже дети. Она нуждается в постороннем уходе.

— Кто ее муж? Он с ней?

— Да, конечно. Он любит ее. Ее муж — профессор Борисов. Я прошу тебя, Глеб, ты должен молчать об этом. Твое слово может разрушить их карьеры, сломать семью, сделать несчастными двух маленьких детей.

— Катя, я молчал всегда, теперь тем более. Не волнуйся. Мне надо ее увидеть.

Двери открыла Марина Сергеевна.

— Добрый день. Потише, пожалуйста, Мариша уснула. Кричала два с половиной часа. Она теперь ест только ночью и утром, когда Саша ее кормит. Я хоть ночью сплю, а у Саши не получается. Он высох совсем, круги под глазами и что-то он пьет, какие-то таблетки. Мне его жалко, свалится, что делать с детьми. Я не тот человек, кто им нужен, я своих не воспитывала. Екатерина Семеновна, сделайте что-нибудь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Где Люба?

— Как обычно, в кабинете отца. Вот угораздило моего сына жениться на ненормальной. Она и так меня не очень жаловала, скорей терпела. Будто ей с Сашей жилось плохо! Он ее чуть ли не на руках носит, где еще такого мужа найдешь? А она неблагодарная. Сидит теперь там закрывшись, а я с девочкой справиться не могу.

— Да, Катя, я понимаю, тут причина не одна. Кстати, она какой врач?

— Хирург.

— То есть постоянные стрессы. Ладно, пойдем к ней.

Они вошли в кабинет. Тяжелые шторы были закрыты. В комнате темно, на диване сидела Люба, она смотрела в никуда. Первым делом Глеб открыл шторы. Люба не шевельнулась.

— Катя, оставь нас вдвоем. Не заходи, с ней все будет хорошо, сейчас я заставлю ее выйти из своей конуры, а дальше попробую поговорить.

Катерина ушла на кухню, стала готовить еду. К ней пришел Валерка. Они разговаривали, когда с работы вернулся Саша. Он направился в кабинет, открыл двери и остолбенел. Люба разговаривала с каким-то мужчиной. Ее лицо было все в слезах, она всхлипывала, но она говорила. Она общалась, она была живой.

— Добрый день. Извините, вы кто?

— Я Глеб Ефимович. А вы Александр?

— Да. Люба, ты кушать хочешь? Или, может, принести воды?

— Сядь рядом. Где Мариша?

— Еще не знаю, но в доме тихо, наверно, спит.

Он сел рядом с ней, обнял. Она прильнула к его плечу и мгновенно уснула.

— Глеб Ефимович, вы совершили чудо.

— Положите ее в кровать и закройте эту комнату на ключ. Вы раньше не могли попросить помощи?

— Я не знал, к кому обратиться. Это очень деликатный вопрос, а Люба слишком талантлива.

После того, как все поели, Глеб обратился к Борисову:

— Александр, не отказывайтесь от моей помощи, вам тоже нужно со мной поговорить.

— Может быть.

Глеб провожал Катерину домой.

— Катя, сегодня я пожалел, что мы расстались. Надо было смириться с твоей работой, и у меня была бы семья.

— Нет, Глеб. Наш брак был ошибкой. Хорошо, что мы вовремя это исправили. Ты не моя половинка. А вот они моя семья.

Через пару дней в институте была планерка.

— Федор Яковлевич, вы с заседания? Какие новости?

— Павел Дмитриевич, с завтрашнего дня на работу выходит Любовь Александровна. Прошу проявить такт и уважение. Ей сейчас очень тяжело и она нуждается в нашей поддержке.

— Она сразу будет оперировать?

— Не знаю. Борисов просто сказал, что она завтра выходит.

— Да, ей тяжело, говорят, она очень плохо перенесла все, что с ней произошло. Сначала роды, недоношенный ребенок, смерть отца. Федор, вы не знаете, ребенок хоть нормальный? — спросила Кира.

— Да, хорошая одиннадцатимесячная девочка. Я ее видел. Уже сидит, играет, дружелюбная. На куклу похожа, такая милая очаровашка. Черные кудри и синие глаза, впечатляет.

— Непонятно, как нам теперь себя вести. Вы теперь уже не заведующий, вам должно быть обидно.

— Почему? Все нормально. Она кандидат наук, она мой руководитель. Я свое место знаю, не беспокойтесь. И я рад, что наконец выходит заведующая отделением. Ребята, я работаю почти два года, и мне нравится с ней работать. А вы все какие-то напряженные. Вы же с Борисовым не такие и со мной не такие. Не понимаю.

— Да что понимать?! — Павел решил разъяснить. — Она была дочерью первого руководителя. Теперь она основной держатель акций, то есть она хозяйка. Она нормальная баба и классный хирург, но от власти и горя у людей сносит крышу. А у нее сейчас и то, и другое. А Борисов, понимаешь, Федор, он всю жизнь Борисов. Мы его знаем, знаем все плюсы и минусы, но у него пока очень шаткое положение. Если его утвердят директором, будет нормально. Он три шкуры с каждого снимет, но в обиду не даст. Он и ее умеет в узде держать. Ладно, время покажет. Надоели, правда, все эти пришлые профессора с экскурсиями, расспросами и ожиданием неизвестно чего. Может, Люба выйдет и все уже решится и директора утвердят. Я за Борисова, другой нам не нужен.

Наступило завтра. В хирургии все пришли пораньше, думали как-то подготовиться. Но Люба на работе оказалась раньше всех. Она дождалась, пока все собрались, и попросила минутку внимания.

— Уважаемые коллеги. Работаем в обычном режиме. Сегодня Федор введет меня в курс дел. После обеда я делаю обход в отделении. С завтрашнего дня я буду ассистировать вам на операциях, думаю, недели для восстановления мышечной памяти мне хватит, но это по ходу. Я, конечно, отвыкла работать. Мне нужно время. Спасибо за понимание.

— Любовь Александровна, кто будет руководителем?

— Пока не знаю. И до декрета вы называли меня просто Люба. Я не думаю, что моя дочь так повысила мой статус. У меня в планах есть разговор с министром, но сначала надо разобраться в отделении. Кстати, со следующей недели я беру дежурства.

— Молодец ты, Люба, мы переживали, как ты себя поведешь, а у тебя все просто.

— Нет, Павел, не просто. Если бы ты знал, насколько непросто. Но надо жить дальше. А потом мне с вами гораздо веселей, чем дома со свекровью и золовкой.

— Люба, так они с вами так и живут? — Кира была удивлена.

— А куда они денутся? Меня только Леша не напрягает, а с женщинами тяжело. А может, я просто не привыкла с женщинами.

— Люба, а с мамой ты как?

— В смысле, с мачехой? Так она вместе с нами никогда не жила, и вообще она замечательный интеллигентный человек. Вот с ней я могла бы жить вместе. Но не получилось. Мы с ней друзья, как и с братом, но она меня не воспитывала, мы именно друзья.

— Люба, сколько тебе было, когда отец женился?

— Кира, давай так, я сегодня отвечу на все вопросы о жизни и семье отца, и больше мы к этой теме не вернемся. То есть я удовлетворяю ваше любопытство один раз. Меня он познакомил с Катериной в восемь лет, но они уже год встречались.