А я тебя да - Юлия Резник Страница 48

— Обеспечивать контакт кожа к коже, конечно же! Давайте, мамочка, снимайте верх. И вы, папочка, тоже.

Буквально две минуты спустя доктор опять умчался, а мы со Шведовым остались один на один каждый со своим дитем, заботливо прикрытым сверху байковой пеленочкой.

— Вер…

— Что? — просипела я, вообще не справляясь с раздирающими меня эмоциями.

— У меня же волосы на груди. Наверное, ей плохо…

— Не вздумай! Сиди. Нормально ей.

Шведов послушно замер, опустил взгляд и следом опять бубнить начал:

— Женьке-то точно больше кайфа.

— Ну, потом поменяемся, — всхлипнула я.

— Вер, она маленькая — пипец. А если я что-то сломаю?

— Не ной! Ты сам нам это устроил. Теперь расхлебывай.

— Вер, а ты… Ты про развод серьезно говорила?

— Господи, нашел когда об этом вспомнить!

— Нет, ты скажи. Я должен понимать, к чему готовиться.

— Ну, вот скажу я — да, давай разведемся. И что? Ты согласишься?

— А ты скажешь? — Шведов уперся в меня тяжелым взглядом из-под насупленных бровей. Ну, вот как об этом говорить? Как?! Когда у него на груди наша дочь, а у меня — сын, которых бы не было, если бы не баранье упрямство Шведова? Знаете в чем соль? Ни с кем другим я бы не решилась на это! А теперь вдыхаю сладкий аромат своего ребенка, дышу им, и такой ужас накатывает от мысли, что этого могло бы никогда не случиться!

— Нет, Семен. Не скажу, — сдалась я.

— Потому что нашим детям нужен отец? — он еще сильнее прищурился. Я наклонилась, чмокнула Женьку в лобик, распрямилась и прошептала:

— Нет. Потому что я очень тебя люблю…

Боже, каким диким огнем засветились его глаза! Ну, вот что он за человек? Почему с ним так сложно? Будет ли дальше легче? Теперь, когда у нас есть все, о чем только можно мечтать. Сумеем ли мы все не испортить?

Семен осторожно встал со своего стула, подошел ко мне и сел рядом, закинув одну руку мне на плечо, а другой все так же удерживая дочь.

А еще через пять минут нас с ним выгнали. Все же Агнии и Женьке эту ночь предстояло провести в реанимации. И моя только-только стихнувшая тревога вернулась…

— А что если она проберется к ним? Если заберет? — сипела я, уткнувшись носом в грудь мужа.

— Это исключено.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что лечение ее старшего сына целиком и полностью зависит от моей воли.

— А ты… смог бы отыграться… вот так на… ребенке?

Я затаила дыхание в ожидании ответа. Сердце бахало в груди, отдавало в уши нескончаемым эхом. А Шведов… Шведов ничего мне не ответил. Только глянул так, что стало понятно — ради нашего благополучия он бы пошел на все. На любые сделки и любые жертвы. Конечно, это ужасно неправильно, и так нельзя. Я правда очень, очень надеялась, что нам никогда не придется с этим столкнуться, но, Боже, как же сладко было от его слов. Как они успокаивали, как приглаживали вставшие на дыбы нервы…

— Ну, ты чего опять?

— Как там они? Волнуюсь.

— О, погоди! Я же совсем забыл. Дай свой телефон.

— Зачем?

— Скачаю тебе приложение. У них камера в кувезе стоит. Сможешь наблюдать в режиме онлайн.

И я остаток вечера наблюдала. Пока Шведов не напомнил, что мы так ничего и не купили по списку. Пришлось вырубать приложение и лезть на сайт магазина — не дело это, что наши крохи донашивали распашонки за кем-то. Я лежала у мужа на груди и сметала в корзину все, что нравилось.

— Вот красивенькие бодики, да?

— Да.

— А под них носочки и шапочки вот такие. Очень удобно, на сайте собрана капсула.

— Ага…

— Тебе не нравится?

— Нравится. Все очень… розовое.

Он старался. Боже, как он старался! Вовлекался в то, что ему по определению не могло быть интересно.

— Ладно, я, пожалуй, спать. А тебе еще предстоит выбрать коляски и кроватки, — демонстративно зевнула.

— Мне?!

— Ну, да. Средства передвижения — это по мужской части.

— Вера, кроватка — это недвижимость, — снисходительно парировал муж. Я улыбнулась, поудобнее устраиваясь в кровати, а когда открыла корзину наутро, оказалось, что Шведов отлично справился с поставленной задачей. То есть скупил все, и даже немного больше. Доставили заказ прямо с утра. Хорошо, что был выходной. Пока Семен, чертыхаясь, разгружал тяжелые ящики, я перестирала вещички на первое время. Собрала полные сумки — памперсы для недоношенных, бутылочки, мази от опрелостей, ну и дальше по списку. И с этими котомками выдвинулись в больницу. Наверное, если бы у меня было хоть пару минут отдышаться, я бы растерялась, впала в депрессию или отдалась панике. Но у меня и секунды свободной не было! Так нас закрутило…

Поспели к очередному кормлению. Опять накатили эмоции. Руки дрожали, когда я впервые взяла их обоих. Шведов где-то бегал. Что-то решал с документами. А я сидела и легонько качала своих деток… Родных, теплых, сладких. Моих. Дыхание перехватывало. И в груди странно кололо. Поскольку был выходной, для нас сделали исключение, и мы с Семеном, считай, весь день провели в больнице. Выходили только пообедать, и снова к ним. Казалось, вся остальная жизнь без них встала на паузу. Или просто утратила смысл.

На следующий день все повторилось. Вот только тревог прибавилось. Дети чуть-чуть потеряли в весе, и сколько бы нас не пытались убедить, что это нормально после родов, спокойней не становилось. А тут еще с грудью… Ну прямо что-то непонятное происходило. Она вся болезненно набухла, кожа стала горячей. Когда мы вернулись домой, я первым делом сняла лифчик. И это было такое наслаждение, что я аж застонала. Семен, который спокойно раздевался рядом, замер, пожирая меня жадным взглядом. А потом медленно двинулся ко мне…

— Сём… Ты чего?

— Еще спрашиваешь… Сколько ты меня динамила, м-м-м?

Он обхватил ладонями мою грудь, взвесил в руках, и тут… как брызнуло!

— Ч-что это? Сёма! Что?! Ты видел?

Я даже не знаю, кто из нас запаниковал больше! Наверное, все же Шведов, потому что он тут же начал куда-то звонить, что-то объяснять ничего не понимающему… Бутенко? Голова закружилась, я медленно сползла, примостившись на корзине для грязного белья. В ушах свистело. Пульс разогнался — и я слышала его трепыхание, а больше — ничего. Даже мужа, который что-то мне говорил, да… Ну, по крайней мере, его губы шевелились. А потом он меня куда-то нес, что-то на меня натягивал. И шептал, шептал…

— Погоди, мы же