Люба (СИ) - Даниленко Жанна Страница 59

— Что ты творишь? Неужели ты не понимаешь? Люба, остановись!

— Ты видел его мать?

— Да, она под дверью. Люба…

— Это ты не понимаешь! Саша, а если бы он был твоим сыном, ты бы понял? Лучшее, что ты можешь сделать в данной ситуации, это дать наркоз. Предстоит сложная операция, и я хотела бы, чтобы в моей операционной был лучший анестезиолог.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я закончила вытирать руки и уже входила в операционную.

— Васильев, начинайте, я вас сейчас сменю.

Мы работали тремя бригадами, собирали то, что собрать было невозможно. Трижды останавливалось сердце, трижды его снова заводили. Но он должен был жить. Я знала, что он будет жить. Хирурги не переговаривались, не было обычных шуточек. Мы сделали все. На сегодня все. Будет ли у него завтра, не знал никто.

Я вышла из операционной. От усталости подгибались ноги. Федя вызвался сам поговорить с матерью. Мне никуда идти не хотелось, сил совсем не было. Я сползла на пол у стеклянной двери и отключилась.

— Люба, Любушка!

В нос ударил резкий запах нашатыря. Я очнулась.

— Вот не хотел я тебя допускать к таким сложным операциям.

— Он жив?

— Да, родная. Он в реанимации.

— Спасибо, что понял.

— Всегда пожалуйста.

Он поднял меня на руки.

— Поставь на место, я могу сама.

Мы прошли в его кабинет.

— Люба…

— Не начинай. Ты сейчас директор, а я просила помощи у мужа и отца моих детей. Вот тогда ты помог, а теперь помоги мне молиться. И еще дай сигарету.

— Значит, все напрасно? Ты же обещала бросить!

Я только посмотрела ему в глаза, он все понял и вышел из кабинета. Вернулся он через тридцать минут с пачкой сигарет в одной руке и кофе в другой.

В районе четырех пришел потенциальный аспирант. Я дала ему историю болезни мальчика, спросила его действия и прогноз. Он ответил так, как должен был ответить. Он смотрел мне в глаза, пытаясь что-то прочесть в них.

— Евгений, как вы думаете, что сделала я?

— Вы оперировали? Абсурд.

— Вот и ответ, мы не сработаемся. Вы правильный врач, а я нет.

— Почему? Так ли велико чувство сострадания, что перевешивает здравый смысл?

— Я женщина, я мать. Этим все сказано. Простите, но я не смогу работать с вами, мы не единомышленники.

Он ушел разочарованный и обиженный, а я отправилась в реанимацию. Мой мальчик был жив, и с ним был Саша. Его держали в искусственной коме. Ждали, понимая, что так организму будет легче.

— Ты пускал к нему мать? — обратилась я к мужу.

— Да, ненадолго. Она надеется. Как потенциальный аспирант?

— Не в моем вкусе.

— Понятно. Я утром встречался с бывшей однокурсницей, хочу ее взять в биохимию. Толковая девка, дети уже взрослые. Недавно защитила докторскую. Я был на защите, мне понравилось. Она подойдет завтра, познакомишься и решишь. Ты идешь домой?

— Нет, я его не оставлю, — я жестом показала на мальчика.

— С ним останусь я. А ты нужна дома. Федор тоже обещал подежурить. Если что, мы тебе позвоним.

— Это мой пациент, Саша.

— Мой тоже, и Федин, и Колин. Кто завтра примет следующего пациента? Дома дети, между прочим. Наши с тобой дети. Иди домой, Люба. Он в коме, и завтра будет в коме. Люба, послушай меня.

22

Измена

Саше исполнилось сорок шесть лет, Любе тридцать девять. Двадцатиоднолетний Валерка перешел на шестой курс института. Все свободное время он проводил в клинике. Днем ассистировал на операциях Любе или Федору, ночью дежурил в приемном покое.

Был объявлен конкурс в аспирантуру: два хирурга, два терапевта и один акушер гинеколог.

Люба, Саша и Федор проводили собеседования. Кандидатов пришло больше двадцати, но достойных пока не было. Люба с Федором с большой натяжкой согласились на одного выпускника мединститута, Саша браковал всех. В кабинет вошла молодая женщина лет двадцати пяти.

— Валентина Скокова, — представилась она. Любе было интересно на нее смотреть, она чисто внешне очень напоминала её саму. У нее были вьющиеся длинные каштановые волосы, большие карие глаза, белая кожа. Достаточно тонкая фигура, но с более выраженными, чем у Любы, формами. Одета она была в светлую кружевную блузку с откровенным вырезом и юбку-годе, чуть прикрывающую колени. Мужчины смотрели затаив дыхание.

После нескольких ничего не значащих вопросов Саша вдруг произнес:

— Мы в восторге от ваших знаний, я беру вас в аспирантуру по терапии. Вашим научным руководителем буду я. Прошу любить и жаловать. Приступайте к работе завтра. Сейчас напишите заявление, а мы с Любовью Александровной его подпишем. Работать будете в приемном покое, ваши обязанности я вам объясню, когда мы тут закончим. Подождите, пожалуйста, в приемной.

Валентина кокетливо улыбнулась, глядя прямо Саше в глаза.

— Огромное спасибо, я не думала, что все будет так просто. Вы так добры. Я подожду.

У Любы защемило сердце, но она не подала виду. Всем оставшимся кандидатам они отказали.

— Саша, давай пить кофе. Потом поговоришь со своей новой аспиранткой, — попросила Люба.

Они прошли в его кабинет. Валентина спросила у секретарши:

— А что, Борисов и Корецкая близки?

— Последние двадцать с лишним лет, — отшутилась секретарша.

— Трудно двадцать лет быть любовниками.

— Почему любовниками? Она его жена.

Зазвонил телефон. Татьяна ответила, а потом обратилась к Валентине:

— Директор вас ждет, проходите.

Валентина вошла в кабинет Борисова. Люба сидела по правую руку от него.

«А она красивая, очень красивая. Немного старовата, немного жестковат взгляд, но в целом… А он просто шикарен, даже седоватые виски его не портят. Мимо такого мужчины пройти трудно. Я хочу его. Интересно, он ее любит или это деловое партнерство? Двадцать лет вместе и на работе, и дома, наверняка они давно устали друг от друга. Фигура у нее хорошая, немного худая, но все при ней, а ноги и грудь красивые. Скорее всего, детей нет. Да и откуда. Если бы были, она не стала бы ведущим хирургом страны».

Саша долго объяснял, в чем будет заключаться работа в приемном покое, какие у него планы на ее научную работу. Какую литературу она должна просмотреть за неделю и так далее. Люба смотрела на нее и не проронила ни слова. Наконец Саша отпустил новую аспирантку. На работу она выходила только с понедельника.

— Люба, а она хороша. По-моему, умница. Как ты думаешь?

— Саш, только не сердись, я почему-то к ней ревную. Не знаю, она неестественная, какая-то фальшивая и гнилая. Я ее съем за два года.

— Люба, и давно ты у нас людоед?

Он обнял жену.

— Ты единственная женщина в моей жизни, которую я люблю. Или ты мне не веришь?

— Конечно, верю. Саша, она мне правда не нравится. Не нравится, понимаешь? Или мое мнение ничего не значит?

— Ты предвзята, я не могу отказать человеку только на основании твоего внутреннего голоса. Вот увидишь, все будет хорошо. Ты сейчас смешная и безумно красивая. Иди ко мне.

Когда Валентина дежурила, Люба старалась меньше бывать в приемном покое.

Но Валентина работала хорошо, все задания руководства выполняла вовремя, и постепенно Люба к ней привыкла. В штате института было больше двухсот женщин, она ни к кому не ревновала, хотя на Сашу засматривались все или почти все. Постепенно она перестала обращать на Валентину внимание. Так прошел год.

Как-то после ученого совета Валентина подошла к Любе и спросила:

— Любовь Александровна, новый интерн по хирургии, Корецкий Валерий Александрович, ваш брат?

— Какая разница? Да, он мой родственник. У вас к нему есть претензии? Он ведь работал медбратом на шестом курсе.

— Нет, он очень хороший парень, грамотный, веселый. Я просто так спросила.