Владимир Куковенко - Как подменили Петра I

Куковенко Владимир

КАК ПОДМЕНИЛИ ПЕТРА I

Часть 1

ТАЙНА ЦАРСТВЕННОГО ПЛОТНИКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вопрос о личности Петра I и значении его реформ для исторического становления России давно стал краеугольным камнем и даже некой пограничной линией в мировоззрении, непримиримо разделяющей западников и сторонников исконно русского пути развития страны. Если первые видят в Петре государственного деятеля огромного масштаба, давшего России науку, развитую промышленность, регулярную армию, флот, культуру Европы и тем самым спасшего страну от неизбежной гибели в том историческом тупике, куда она невольно зашла, придерживаясь политической и культурной самоизоляции, то для других Петр — столь же великий разрушитель национального уклада страны, символ неумного, поспешного и чрезмерно жестокого в своем нетерпении стремления во всем подражать Западу.

В этом отношении очень примечательны петровские указы о введении в России европейского платья — башмаков, чулок, коротких кафтанов, париков… Для тех, кто эти указы не выполнял, предусматривались и кнут, и каторга, и зачисление в солдаты, и даже смертная казнь! Можно ли в этих крайне неразумных и крайне унизительных для целой нации указах видеть движение «от небытия к бытию» (так характеризовали всю деятельность Петра его восторженные сторонники), ощущать в них гениальный дух «великого человека» (слова историка С. М. Соловьева)? Более видится в них нелепая и мелочная вздорность посредственности, потерявшей голову от собственной всесильной власти.

Но эта вздорность обернулась для России подлинной трагедией, так как расправы за несоблюдение этих указов были воистину драконовские. Именно из-за них вспыхнул народный бунт в Астрахани в 1705 г. Несколько позднее Петр смягчил эти требования и позволил русскому человеку, уплатив определенный налог, ходить в привычной для него одежде и даже оставаться при бороде. Но это послабление было вызвано более корыстными интересами, чем уважением к собственному народу.

Особо надо сказать о том впечатлении, которое производит Петр I своими деяниями. Любой человек, поверхностно знакомый с эпохой царя-реформатора, невольно испытывает к его деятельности восторженный интерес и симпатию: гром побед, выход к морям, российские гордые вымпелы на бурных волнах, развитие науки, промышленности и искусства, широко распахнутые в Европу окна и двери…

Но стоит пристальней и глубже вглядеться в события «тех славных дней», как симпатия к царю сменяется на чувства едва ли не противоположные. Так, Пушкин, приступая в 1831 году к написанию «Истории Петра I», был полон бурного восторга и хотел восхвалить самодержца, как это он сделал в поэмах «Полтава» и «Медный всадник».

Но более тщательное знакомство с деяниями царя-реформатора не оставило от этого восторга и следа: Пушкин возненавидел Петра и называл его не иначе как протестантом, тираном и разрушителем. И у него уже не было желания слагать хвалебные песни в честь той поры, когда «Россия молодая мужала гением Петра». Задуманная поэтом книга так и не была написана.

Польский историк Казимир Валишевский в творческом и эмоциональном аспекте почти буквально повторил путь Пушкина — от восторга к глубокому разочарованию. Начав писать свой труд о Петре с твердой убежденностью в его гениальности и особой исключительности его деяний, он, по мере изучения исторических материалов, заметно охладел к своему герою, его сподвижникам и его преобразованиям. И хотя книга о Петре была дописана, но многие неприглядные факты из жизни русского царя, опустить которые автор не мог, не ставя под сомнение свою объективность, серьезно исказили первоначальный замысел. После прочтения этой книги перед читателем предстает не герой, как хотелось того Валишевскому, а довольно посредственный государь, бездарный полководец, сомнительный преобразователь и в высшей степени безнравственный человек.

Не жаловали Петра и первые российские историки — М. М. Татищев и Н. М. Карамзин, плохо относился к нему и последний русский император Николай II, отдавая предпочтение отцу Петра, царю Алексею Михайловичу, как разумному правителю, осторожному в своих нововведениях.

Но, с другой стороны, можно назвать длинный ряд имен тех, кто относился и продолжает относиться к Петру I с особым чувством искреннего восхищения и уважения: Г. Р. Державин, С. М. Соловьев, В. И. Буганов, Н. И. Павленко. Для них его заслуги перед Россией и историей неоспоримы.

Но не будем углубляться в эти почти трехвековые споры историков, а зададимся иным, несколько неожиданным вопросом: был ли Петр I русским человеком?

Вопрос этот не столь абсурден, как кажется на первый взгляд. И задавать его впервые стали не сейчас, а более трехсот лет назад, но большей частью шепотом. Со страхом и смятением в сердце, глядя на странные причуды и страшные забавы царя, русские люди почувствовали смутное подозрение…

1

«НЕПРИСТОЙНЫЕ РЕЧИ» О РОССИЙСКОМ ГОСУДАРЕ

Петровские времена памятны не только реформами, созданием армии и флота, изнурительными войнами, но и многочисленными кровавыми казнями стрельцов, старообрядцев и иных людей, противящихся необдуманной и излишне жестокой «европеизации» России.

Среди этих многочисленных государственных преступников (преступников ли?) можно выделить наиболее безобидных из них, но которых почему-то преследовали с особой настойчивостью и предавали самым мучительным казням. Это были те, кто говорил «непристойные речи» о государе-реформаторе или же слушал их, но не доносил правительственным органам. Вначале такими людьми занимался приказ Тайных дел, но впоследствии, из-за увеличения подобных дел, был создан особый Преображенский приказ тайных дел, во главе которого стоял печально знаменитый «князь-кесарь» Федор Юрьевич Ромодановский.

За «непристойные речи» против государя секли кнутом, пытали, резали языки и рвали ноздри, клеймили, казнили лютой казнью, отправляли на каторгу и в ссылку, отдавали в солдаты. Но до самой смерти Петра эти «речи» все множились и с упорной настойчивостью повторялись русским народом, видевшим в царе не отца нации, а жестокого тирана, обрекшего своих подданных на многочисленные и, главное, бессмысленные страдания.

Так что же непристойного говорил русский народ о своем благоверном царе-батюшке?

Говорили разное. Религиозно и мистически настроенные люди видели в Петре антихриста и, воспламенившись фанатичной верой, всенародно проповедовали об этом. Книгописец Григорий Талицкий написал и даже издал книгу, в которой доказывал дьявольскую природу Петра ссылками из Апокалипсиса. Он предложил целую программу сопротивления царю-антихристу: следовало, прежде всего, прекратить платить налоги и подати, отказаться от выполнения государственных повинностей, упорно отвергать все нововведения. Кроме этих пассивных мер Талицкий предлагал и активные: стрельцы со всего государства должны были собраться в Москве и свергнуть ненавистного царя.

За это сочинение Талицкий был предан мучительной казни: вначале его «коптили» над огнем, а потом четвертовали. Но даже и такие жестокие меры не помогали — «непристойные речи» о том, что на троне сидит антихрист, повторялись повсеместно.

Но чаще всего русский народ говорил о том, что царя подменили. И эти слухи упорно держались и среди аристократов, и среди духовенства, и среди крестьян. Вся Россия на разный лад говорила о подмене. Вот несколько примеров таких толков.

Неизвестный собеседник крестьян Семенова и Ветчинкина утверждал, что Петр не настоящий царь, а немец, Лефортов сын, в доказательство чего приводилось введение в стране немецкого платья.

Монах Чудова монастыря Феофилакт говорил следующее: «Государь де не царь и не царского поколения, а немецкого… Когда были у государыни царицы Натальи Кирилловны сряду дочери, и тогда государь, царь Алексей Михайлович, на нее, государыню царицу, разгневался: буде ты мне сына не родишь, тогда де я тебя постригу. А тогда де она, государыня царица, была чревата. И когда де приспел ей час родить дщерь, и тогда она, государыня, убоясь его, государя, взяла на обмен из немецкой слободы младенца мужеска пола из Лефортова двора…»

Крестьянка Арина в 1716 году поведала такую легенду о Петре: «Государь не русской породы и не царя Алексея Михайловича сын, взят во младенчестве из немецкой слободы у иноземца на обмену. Царица де родила царевну и вместо царевны взяла его, государя, а царевну отдали вместо ево».

В 1701 году крепостной крестьянин Ф. Степанов, слушая жалобы односельчан на тяжелое положение, заявил, что «государя де на Москве нет. Семь лет в полону, а на царстве сидит немчин. Вот де тысячи с четыре стрельцов порубил. Есть ли б он был государь, стал ли б так свою землю пустошить?»