Андерс Стриннгольм - Походы викингов Страница 69

Придворные Ингьяльда и его воины помещены в старой комнате. Если «наследный пир» собирался по смерти королей и ярлов, то древний обычай требовал, чтобы наследник сидел на лавке перед пустым престолом до тех пор, пока не станут подавать «чашу воспоминания», Bragafull.

Тогда он должен был вставать перед чашей, произносить какой-нибудь обет и пить. Потом возводили его на отцовский престол, и он становился полным владетелем наследства. Когда пришло время «чаши поминальной», Ингьяльд встал, взял большой рог с вином, служивший вместо кубка, и произнес обет, что он или погибнет, или целою половину увеличит свое королевство, со всех четырех сторон его; потом выпил кубок. Свой великий обет он выполнил в ту же ночь: он велел зажечь новую комнату, в ней сгорели часть королей и их подручники, а выбежавшие были изрублены. Потом овладел королевствами погибших.[271]

Победив седьмого короля, Гранмара Седерманладского, Ингъяльд мог считать себя обладателем всего Свитьода. Великие жертвоприношения в Упсале еще сохраняли в памяти высокое значение Упсальского короля: оттого-то и готы, и свеоны, как ни велико было их неудовольствие на вероломный поступок Ингьяльда с их королями, однако ж покорились ему без сопротивления.[272] Но в самую минуту, когда власть его, казалось, утвердилась на прочном основании, он пал от собственной руки, будто повинуясь приговору «мстительного рока», как выразились древние саги. На него напал Ивар Видфаме.[273] Не имея в готовности войска, Ингьяльд, вместе с дочерью, Асою, не уступавшей ему в свирепости, напоил допьяна своих подручников и потом зажег королевскую комнату. Он, Аса и подручники погибли в пламени. С ними пресекся царствующий род Инглингов.

По пресечении рода. Инглингов начались в земле их смятения и беспокойства Короли более старались увеличивать власть свою, нежели утвердить, редко жили дома, но, постоянно разъезжая по морям, искали себе новых владений; подстрекаемые желанием, столь же беспокойным, как и море, по которому плавали, эти короли вовсе пренебрегали делами правления. В их отсутствие часто являлись изгнанные короли из рода Инглингов, на некоторое время усиливались в покинутых королевствах, потом или опять изгонялись, или становились королями-данниками законному королю.[274]

Кажется, всего лучше отнести к этому времени событие с пятью королями, которых бросили в колодец, по словам лагмана Торгнюра, в замечательной речи Олафу Скет конунгу на Мулатинге; эта речь, живая характеристика свободного духа того времени, может быть приведена здесь. Когда король Норвежский, Олаф Трюггвасон, в 1000 году пал в сражении при Сволльдре, датский король, Свен Твескегг, и шведский, Олаф Скетконунг, разделили его государство. Вскоре потом норвежский принц, Олаф, прозванный Святым, сын Харальда Гренландца, воротился с морского набега в отечество, ограбил и разорил берега Меларна и провозгласил себя королем Норвегии. Олаф Скетконуш никак не хотел уступить своих прав, хотя Олаф Харальдсон и предлагал ему договор и в залог дружбы хотел жениться на Ингигерде, его дочери. От враждебных отношений между обоими королями особенно страдали жители Вестготландии, не могшие привозить из Норвегии сельдей и соли. После долгих размышлений послы норвежского короля изложили его дело на упсальском тинге, и Рагнвальд Ульсон, вестготландский ярл, был усердным заступником его; Олаф Скетконунг не хотел ничего и слышать. Тогда поднялся со своего места почтенный Торгнюр, упландский лагман: народ теснился вперед послушать его, шумя и звеня оружием: «Обычай у шведских королей, — сказал смелый вития, — стал нынче совсем другой: не так они жили в старину. Родоначальник мой, Торгнюр, помнил Упсальского короля, Эрика Эмундсона, и говорил о нем, что в молодые его годы он каждое лето собирал войско, предпринимал походы в разные земли, покорил Финляндию, Карелию, Эстляндию, Курляндию и много других на востоке; там можно еще видеть земляные крепости и другие большие строения, оставшиеся после него. Однако ж он не был так горд, чтобы не выслушивать людей, предлагавших ему какое-нибудь важное дело. Отец мой, Торгнюр, долго дружил с королем Бьерном и знал хорошо его привычки; при этом государе королевство находилось в силе и могуществе и не понесло никакого ущерба. Однако ж он был приветлив к своим людям. У меня в памяти Эрик Сегерселл (победоносный); я бывал с ним во многих походах; он распространил свейское государство и защищал его храбро. Однако ж и легко было держать советы с ним. А нынешний король не позволяет никому говорить с собою, не хочет слушать никого, кроме угодного ему, и всеми силами добивается того. Жители, платившие ему дань, он теряет по своему нерадению, а силится покорить Норвегию, чего не искал ни один король до него и что непременно принесет много беспокойств. Мы, поселяне, хотим, чтобы ты, король Олаф, подружился с норвежским королем и выдал за него дочь. Если пойдешь добывать себе государства на востоке, которыми владели твои предки, мы все последуем за тобой. Если же не хочешь делать так, как говорим, то мы идем на тебя и убьем, потому что совсем не желаем терпеть от тебя обид и беспокойств. Так поступали и наши предки: на Мулатинге они бросили в колодец пятерых королей таких же надменных, как ты. Говори же теперь, что ты выбираешь?» Между поселянами поднялся ропот и стук оружием. Король встал и отвечал, что сделает все, чего они желают. Так поступали до него все свейские короли и дозволяли поселянам совещаться с ними.

Итак, творцом государственного устройства была жреческая и патриархальная власть, руководившая первое младенчество народа: она сменилась управлением мелких королей, которые, управляя независимыми гражданскими общинами, положили начала народности и общественному духу и дали основание учреждениям прочной исторической важности; потом при беспокойствах, последовавших за падением Инглингов, образовались в народе более ясные и точные понятия об его государственных правах; наконец, во главе государственного союза, по духу и началу республиканского, стал король, ограниченный законами. Государство представляет теперь государственный союз свободных общин, соединившихся для сохранения мира, свободы и прав; при войне и мире, при всех великих государственных делах, они составляют один народ, но каждая в пределах своей земли независима и управляется собственными законами, потому что первообраз независимой народности, усвоенный областями при малых королях, они сохраняют и после: каждая еще составляет особенное, замкнутое государство, имеет свои законы, свой областной и собственных представителей, избираемых народом.

Только спустя 200 лет по смерти Ингьяльда, в половине IX века,[275] мы несколько яснее узнаем состояние Скандинавии. В это время мелких королей уже нет; власть над херадами находится в руках лагманов, заступивших места этих королей; их прежние королевства составляют единое союзное государство, которого верховный глава — Упсальский король. Потомки прежних мелких королей встречаются только на море, под именем морских королей, без земли и владений; вдалеке от отечества ищут они приключений, славы, богатства и власти в так называемых морских походах викингов.

Глава вторая

Государственное устройство

Если у разных народов гото-германского племени замечается много сходства не только в их древних законах, но также в нравах и обычаях, то, напротив, у скандинавов, в общем ходе их развития, государственное устройство приняло совсем другой вид, чем у их соплеменников в прочей Европе.[276]

Когда, франки, алеманны, бургунды, лангобарды и готы, после столетней войны, наконец одержали победы над Римской империей, с жадностью кинулись на добычу и делили ее между собою, им достались не только леса и пустыни, которые один усильный труд мог преобразить в плодоносные поля, но они получили земли, возделанные и населенные миллионами жителей, которые были гораздо выше их победителей в образовании, искусствах и науках, уступая им только в свежести природных сил, мужестве и умении владеть оружием.

Победители разделили покоренную страну по принятому у них обычаю: каждый получил назначенный участок земли и собственности; вождям досталось более, королю больше всех. Остготы и лангобарды взяли третью часть всяческой собственности в Италии и оставили прочее римлянам; в странах, где поселились бургунды и вестготы, тамошние жители, прежние подданные Рима, должны были уступить им две трети обработанной земли, половину лесов, садов и домов и третью часть рабов; как поступали в этом случае франки, так ли же делили землю и собственность с покоренными галлами или оставили в их владении движимое имущество и сначала довольствовались обширными землями, принадлежавшими там римлянам и римским императорам, об этом нет еще положительных сведений.