Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель Страница 79

И, может быть, еще важнее было – продемонстрировать культурной общественности, что неприкасаемых в стране нет. Но, между тем, статья «Сумбур вместо музыки» и дружба с расстрелянным Тухачевским не лишила Шостаковича расположения Сталина. Тем более, что Дмитрий Дмитриевич исправился и написал ораторию «Песнь о лесах», прославлявшую великого вождя и учителя. И без возражений подписывал коллективные письма с требованиями смертного приговора «врагам народа». Не говоря уже о том, что Дмитрий Дмитриевич сочинил музыку к фильму «Падение Берлина», где культ Сталина достиг апогея.

После разгромной статьи в «Правде» об опере «Леди Макбет Мценского уезда» обвиненный в страшном грехе формализма Дмитрий Шостакович попытался достучаться до вождей. 7 февраля 1936 года председатель Комитета по делам искусств П.М. Керженцев писал Сталину и Молотов: «Сегодня у меня был (по его собственной инициативе) композитор Шостакович. На мой вопрос, какие выводы он сделал для себя из статей в «Правде», он ответил, что он хочет показать своей творческой работой, что он указания «Правды» для себя принял.

На мой вопрос, признает ли он полностью критику его творчества, он сказал, что большую часть он признает, но всего еще не осознал. Он спросил, считаю ли я нужным, чтобы он написал какое-либо письмо. Я сказал, что для нас самое важное, чтобы он перестроился, отказался от формалистских ошибок и в своем творчестве добился того, чтобы оно могло быть понято широкими массами, что письмо его с пересмотром своего творческого прошлого и с какими-то новыми обязательствами имело бы политическое значение, но только если оно будет не формальной отпиской, а будет продиктовано действительным сознанием того, что он должен идти по другому пути.

Я указал ему, что он должен освободиться от влияния некоторых услужливых критиков, вроде Соллертинского, которые поощряют худшие стороны в его творчестве, создавшиеся под влиянием западных экспрессионистов. Я ему посоветовал по примеру Римского-Корсакова поездить по деревням Советского Союза и записывать народные песни России, Украины, Белоруссии и Грузии (особенно Грузии – чтобы Кобе было приятно! – Б. С.) и выбрать из них и гармонизировать сто лучших песен. Это предложение его заинтересовало, и он сказал, что за это возьмется.

Я предложил ему перед тем, как он будет писать какую-либо оперу или балет, прислать нам либретто, а в процессе работы проверять отдельные написанные части перед рабочей и крестьянской аудиториями.

Он просил меня передать, что советские композиторы очень хотели бы встретиться с т. Сталиным для беседы». Ну, конечно же, Иосиф Виссарионович – лучший друг советских композиторов, равно как и писателей, архитекторов, актеров, и прочая, и прочая, и прочая.

И ведь весь этот бред говорился на полном серьезе, и специалист по истории Франции Платон Михайлович Керженцев без тени сомнения инструктировал гениального композитора, как и какую ему писать музыку. И Шостакович послушно внимал откровениям номенклатурщика!

Секретно-политический отдел НКВД сделал обзор откликов творческой интеллигенции на статью «Сумбур вместо музыки». И писатели и композиторы статьей были изрядно напуганы. Боялись, что после Шостаковича возьмутся за них:

«Олеша Ю. (прозаик): «В связи со статьей в «Правде» против Шостаковича я очень озабочен судьбой моей картины, которая должна со дня на день поступить на экран. Моя картина во много раз левей Шостаковича. Как бы меня не грохнули из всех орудий. Мне непонятны два разноречивых акта: восхваление Маяковского и унижение Шостаковича. Шостакович – это Маяковский в музыке, это полпред советской музыки за границей, это гениальный человек, и бедствием для искусства является удар по Шостаковичу. Если это новый курс, то он ни к чему не приведет, кроме того, что авторы этой статьи дискредитируют себя. Большое искусство будет жить вопреки всему».

И. Бабель: «Не нужно делать много шуму из-за пустяков. Ведь никто этого не принял всерьез. Народ безмолвствует, а в душе потихоньку смеется. Буденный меня еще хуже ругал, и обошлось. Я уверен, что с Шостаковичем будет то же самое».

Л. Славин (прозаик и драматург): «Я не люблю Шостаковича и ничего не понимаю в музыке, но боюсь, что удар по Шостаковичу есть удар по всем тем, кто пытается работать не по трафарету. Если даже «Правда» не думала о таком ударе, то все равно литературные чиновники, которые «рады стараться», немедленно сделают соответствующие оргвыводы в литературе.

Мы накануне торжества панферовщины. Работать становится все трудней».

И. Сельвинский (поэт): «На Западе опера Шостаковича идет с большим успехом уже 3 года. Такая грубая статья, окончательно дискредитирующая Шостаковича, на Западе будет расцениваться, как удар по советской музыке…»

Виктор Шкловский (литератор): «После того, как появилась резолюция Сталина о Маяковском, ей сразу постарались дать ограничительное толкование. Дескать к Асееву это не относится. Теперь разнесли Шостаковича и не преминули мимоходом лягнуть Мейерхольда. И что значит фраза, что «мелкобуржуазное новаторство нам» вообще не нужно. Очень легкомысленно написано…»

Яновский (украинский писатель, автор «Всадников»): «Случай с Шостаковичем – это всемерное хамство. Я убежден, что нам еще через десять лет придется краснеть перед Европой за эту историю».

А. Лежнев (прозаик): «Ужас всякой диктатуры в том и заключается, что диктатор делает так, что хочет его левая нога. Мы, как Дон-Кихоты, все время мечтаем, а действительность нас просто учит истине. Поступок с Шостаковичем я рассматриваю, как явление однородного порядка с сожжением книг в Германии. Чем это лучше? Этот факт еще раз подтвердил то, что я говорил раньше, что мы имеем много общего с немцами, хотя и стыдимся этого родства» (подобной крамолы А. Лежневу, одним из первых заговорившему о сходстве нацизма и коммунизма, что после Второй мировой войны стало краеугольным камнем теории тоталитаризма, не простили. Фамилию бедняги обвели карандашом, против его слов поставили две галочки. В 1938 году Лежнева расстреляли. – Б. С.).

С. Городецкий (поэт): «Хотя и написали, что Шостакович создал чепуху, а я всем и каждому скажу, что «Леди Макбет» – лучшее произведение советской музыки; это безобразие писать как закон то, что хочет чья-то левая нога. И потому ужасно печально, что могут так расправляться с людьми…»

Андрей Платонов (прозаик): «В области искусства у нас строится все случайно, иногда на личной почве. Пример – рецензия в «Правде» на оперу Шостаковича «Леди Макбет». Ведь пьеса идет больше года, все ее вовсю расхвалили, и вдруг такой анонимный разнос. Ясно, что кто-то из весьма сильных случайно зашел в театр, послушал, ничего в музыке не понимая, и разнес (Платонов как в воду глядел: 26 января 1936 года Сталин, Молотов, Жданов и Микоян посетили спектакль «Леди Макбет Мценского уезда» в филиале Большого театра, а уже 28 января в «Правде» появилась статья «Сумбур вместо музыки». – Б. С.). Действительно, выходит дико – Шостакович пишет давно, признанный мастер, хвалили и возносили до небес, и вдруг сейчас только спохватились. Вообще у нас с искусством упадок. И напрасно думают, что если наших литераторов переводят и читают за границей, то это любят временами почитывать экзотику. Переводят и издают индусских писателей, китайских, японских, ну и наших ради экзотики. А у нас уже торжествуют…»

И. Приблудный (поэт): «Просто опера кому-то не понравилась, и бьют человека нагло, бестактно. Как они могут пустить такой термин, как «мейерхольдовщина»!»

О. Литовский (редактор «Советского искусства»): «Здесь перегнули так, что трудно будет разогнуть. Хотя я был одним из инициаторов разгрома оперы, но тем не менее громить в таких тонах я считаю недопустимым» (можно предположить, что именно Осаф Семенович порекомендовал Сталину, Жданову и другим членам Политбюро послушать оперу Шостаковича, предварительно намекнув насчет ее «формалистических» вывертов. – Б. С.).

Вс. Мейерхольд: «Пастернак не едет на пленум ССП, несмотря на то, что его приглашали. Он очень расстроился появлением статьи о Шостаковиче, так как принял на свой счет установку о понятности. Его стихи, конечно, непонятны, и он это знает.

Шостаковича надо было ударить, чтобы он занимался делом, а не писал все, что попадется. Но его ударили слишком сильно. Он теперь не будет знать, как писать. Что бы делал Маяковский, если бы ему сказали: пиши так-то, ну, например, как Тургенев (Всеволод Эмильевич, кажется, не заметил, что говорит ерунду: с одной стороны, композитора надо было ударить, чтобы не писал, что ему вздумается, но при этом нельзя заставлять его писать музыку каким-то строго определенным образом. Мейерхольд совсем запутался в безнадежной попытке доказать властям собственную благонадежность, а коллегам – приверженность свободе творчества. Он одновременно как бы и поддерживал статью «Правды», и осуждал ее. – Б. С.).