Сергей Утченко - Тайны политических убийств Страница 82

Барту не мог не заметить отсутствия запланированного эскорта мотоциклистов. Он видел, что охрана короля преступно слаба — всего лишь полицейский кордон на улицах, причем охранники стояли шагах в десяти один от другого. Здесь, на марсельской улице, ему стала очевидной та грозная опасность, которой подвергаются югославский король, а вместе с ним и задуманные им, Барту, внешнеполитические планы. Король, как вспоминали очевидцы, нервничал, испуганно глядя на толпу, собравшуюся на тротуарах улицы Ла Канебьер, по которой машина, двигаясь с ничтожной скоростью — 4 километра в час — вместо положенной в этих случаях скорости 20 километров, направилась к площади Биржи. В непосредственной близости к королевской машине, где рядом с Александром I сидел Барту, гарцевали только два конных охранника.

Кортеж уже достиг площади Биржи, когда в толпе зрителей раздался свист и к королевской машине кинулся человек. Это был Георгиев. Вскочив на широкую подножку автомашины, террорист открыл стрельбу. Две пули — в грудь югославскому королю, третья — в левое предплечье Барту. Водитель остановил машину, но террорист продолжал стрелять. Тяжело ранен генерал Жорж. Через несколько секунд один из конных охранников ударом сабли по голове сбил Георгиева с ног. Вскоре тот, не приходя в сознание, умер в марсельском госпитале. В наступившей сумятице Барту не думал о себе, хотя его рана сильно кровоточила. Он старался помочь скорейшей госпитализации короля — высокого гостя Французской Республики. В течение 45 минут Барту, истекавший кровью, находился на площади: повязка, сделанная кем-то наспех, не остановила кровотечение. В санитарной машине он потерял сознание. Врачи пытались спасти его, сделали операцию, извлекли пулю, но во время операции произошло кровоизлияние. Не приходя в сознание, Барту скончался.

Раскрывая суть разыгравшейся в Марселе трагедии, «Юманите» писала в те дни: «Барту был убит не случайно. Убийца, реализации замыслов которого способствовали преступная небрежность и соучастие полицейских властей, сознательно целил в него. Международный фашизм одновременно хотел убить представителя Малой Антанты и министра, связавшего свое имя с политикой франко-советского сближения».

…Осенним днем 13 октября Париж провожал Луи Барту в последний путь на кладбище Пер-Лашез. В официальной государственной церемонии участвовали все министры кабинета Думерга. По словам Эррио, Думергу было не по себе. За день до этого он назначил преемником Барту на Кэ д’Орсе Пьера Лаваля, для приличия сославшись на то, что он был раньше председателем совета министров. Лаваль не мог скрыть своего торжества. По свидетельству современника, стоя на официальной трибуне, мимо которой медленно двигался траурный кортеж, Лаваль оживленно беседовал с прибывшим из Берлина на похороны французским послом.

Торжественные звуки траурных мелодий. Четкий, церемониальный шаг французских солдат — пехотинцев, моряков, летчиков. Служба по католическому обряду в церкви Дворца инвалидов. Прощальная церемония дипломатического корпуса. Последние официальные почести. Прощальная дробь военных барабанов. «И потом, — вспоминал Эррио, — в самом конце, в наступающих сумерках на кладбище Пер-Лашез вокруг узкой могилы под большими, еще зелеными деревьями столпились вдоль аллей парижане. Они переживали происходившую драму гораздо глубже всех актеров официальной церемонии».

2 мая 1935 года в Париже благодаря настойчивым усилиям советской дипломатии и антифашистских сил Франции, в том числе сторонников Луи Барту во главе с Э. Эррио, был подписан советско-французский пакт о взаимной помощи.

Одобрил бы Луи Барту этот крупнейший шаг, предпринятый Парижем в то сложное время? Думается, одобрил бы. Возможно также, что Луи Барту оказался бы в числе тех, кто активно выступал против мюнхенского сговора, открывшего путь фашистской агрессии и второй мировой войне. Можно предполагать, что Луи Барту встал бы в ряды тех французских политиков, которые, подобно Шарлю де Голлю, включились в антифашистскую борьбу на стороне антигитлеровской коалиции народов и государств.

К. Малафеев

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ПРИГОРОДЕ МЕХИКО

Ночной налет

Более полувека тому назад в пригороде столицы Мексики было совершено преступление, подробности которого в нашей стране долго хранились в тайне. Впрочем, ровно столько же замалчивалось и имя человека, который был жестоко убит, — Льва Троцкого. Документальная повесть Юрия Папорова — первая попытка рассказать эту историю. Автор основывается на материалах, собранных им в 50-е годы, когда он работал в Мексике в качестве культурного атташе, встречался и дружил с непосредственными участниками тех событий. Свидетельство Ю. Папорова освещает много темных, непонятных сторон этого убийства.

Была ночь… Дождь низвергался водопадом. Ближе к четырем часам утра совершенно высветлило.

Она шла, покачивая бедрами. Он ждал ее и покинул пост. Жаркие объятия и поцелуи слышали и видели те, чьи руки тут же оторвали его от тела женщины, зажали рот, перехватили веревкой локти, завели их за спину.

Остальные полицейские, находившиеся в будке на углу улиц Вена и Морелос, откуда осуществлялась наружная охрана обнесенного высокой стеной дома напротив, увидев людей, которыми командовал лейтенант-пехотинец, и услышав приказ: «Руки вверх, сучьи дети!» — не успели оказать сопротивления, быстро были обезоружены, связаны и оставлены под охраной двух вооруженных в штатском.

Военные и полицейские — группа около двадцати человек под командой пехотного майора — приблизились к воротам, и майор нажал на кнопку звонка. Почти тут же за воротами послышался голос: «Кто там?» Один из пришедших ответил, и дверь в воротах отворилась. Расположение дома им было известно до мельчайших подробностей, хотя никто из них прежде в нем не бывал, каждый знал, что ему следовало делать.

Спальня… Там, на широкой кровати, укрывшись с головой легкими одеялами, лежали два разбуженных выстрелами человека. Появившиеся у открытого окна снаружи и в дверях, ведущих в спальню и детскую, чужие люди принялись стрелять по укрывшимся под одеялами из автоматического оружия. Было выпущено множество пуль. Этот поток свинцового дождя не вызвал у пришельцев ни малейшего сомнения — те, кто до их прихода спал сном праведников, теперь уже спят вечным сном.

Можно и надо было уходить, и майор — плотный, умевший носить форму и командовать твердым голосом, в котором ликование било через край, — отдал короткий приказ.

Стрельба прекратилась. Нападавшие заспешили оставить двор. Ворота распахнулись, и две автомашины — старый «форд» и новый «додж», стоявшие внутри двора и теперь битком набитые нападавшими, вместе с охранником, впустившим их в дом, помчались прочь, обдавая тротуары брызгами и жидкой грязью.

За рулем «доджа» сидел Роберт Шелдон Харт — охранник дома, в котором летом 1940 года проживал Л. Д. Троцкий, один из вождей Октябрьской революции, председатель РВС РСФСР, организатор Красной Армии, ближайший соратник Ленина.

Остальные, как и люди в штатском, охранявшие разоруженных полицейских, мгновенно растворились в ночи.

Вскоре «форд» застрял в грязи и был брошен, а управляемый Шелдоном «додж», в котором находились «главный», «майор» и его подчиненные, долго петлял по улицам спавшего Мехико, выкидывая из себя на перекрестках то одного, то другого пассажира.

Потом был ресторан… «Майор», уже в штатском, без темных очков и прежде приклеенных усов, сидел за столом напротив того, кто час назад был «лейтенантом» и кого звали художник Антонио Пухоль. Их компанию разделял еще один живописец, Луис Ареналь. Бражничавшие поднимали одну рюмку текилы за другой. Шутили:

— Давид, теперь ты станешь генералом! — смеялся Луис.

— А тебе дадут народного художника, — парировал Давид.

— Я попрошу, — Антонио облизнул губы, — чтобы меня на год взяли к себе. О, там у них отличные бабы! Градусы текилы, крепкого кактусового напитка, хмелили головы и души, переполненные радостью одержанной победы и тем, что мы называем предвкушением славы.

Но… в шесть утра включилось радио, и первыми словами диктора были: «Два часа назад группа неизвестных совершила нападение на дом, в котором правительство Мексики предоставило убежище Льву Троцкому. Нападавшие выпустили из автоматического оружия более трехсот пуль. Однако никто из находившихся в доме не пострадал. Троцкий и его жена живы! Они не стали жертвами злоумышленников. Полиция ведет расследование!»…

Изложенное выше дословно слышал из уст известного мексиканского художника Давида Альфаро Сикейроса в июне 1957 года. Проживая и работая в ту пору в Мексике, с Сикейросом я был хорошо знаком. Мы часто виделись в самых различных ситуациях на протяжении более трех лет. Но только в июне 1957 года он сам, по собственной инициативе, заговорил об этой странице своей биографии. Почему? Читатель узнает об этом чуть позднее. Сейчас же я попытаюсь свести воедино исследования разных авторов, свидетельства очевидцев, газетные публикации и архивные документы, прежде всего материалы следственных дел, с тем чтобы сообщить читателю, как вошло в историю Мексики «событие в Койоакане в ночь с 23 на 24 мая 1940 года». Ряд текстов, в оригинале написанных на русском, в этом повествовании будет являться переводами с испанского и английского языков.