Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783 Страница 83

Вест-Индское подкрепление присоединилось к адмиралу Пококу у мыса Сент-Николас 27-го мая, и так как время было уже позднее, то он повел свой большой флот через старый Багамский канал, вместо того, чтобы идти обыкновенным путем, кругом южного берега Кубы. Это плавание правильно считалось большим подвигом в те дни скудных гидрографических исследований и было совершено без случайностей. Разведочные и промерные суда были посланы вперед, за ними следовали фрегаты, и на отмелях были поставлены на якорях шлюпки, при тщательной организации дневных и ночных сигналов. При благоприятной погоде флот прошел через канал благополучно в одну неделю и появился перед Гаваной. Последовавшие операции не будут здесь описаны в деталях. После сорокадневной осады форт Моро (Мого Castle) был взят 30-го июля, и город сдался 10-го августа. Испанцы потеряли не только город и порт, но и двенадцать линейных кораблей, кроме 3 000 000 фунтов стерлингов деньгами и ценными предметами, принадлежавшими испанскому королю. Значение Гаваны не должно было измеряться только ее величиною или ее центральным положением посреди большой и хорошо возделанной области; это был также порт, командовавший единственным путем, через который в те дни могли совершать плавание от Мексиканского залива до Европы испанские суда, нагруженные золотом и другими товарами. При переходе Гаваны в руки неприятеля, эти суда необходимо должны были собираться в Картахене и оттуда лавировать против пассатных ветров — операция всегда трудная и удерживавшая суда долго в тех водах, где они подвергались риску захвата английскими крейсерами. Даже нападение на берега перешейка не было бы таким серьезным ударом для Испании. Такой важный результат мог быть достигнут только державой, уверенной в обеспечении ее сообщений через посредство морской силы, счастливый исход дела которой должен быть всецело приписан и значение которой знаменательно иллюстрируется еще и своевременной перевозкой четырех тысяч американских солдат для подкрепления английских рядов, весьма сильно опустошенных сражением и лихорадкой. Говорят, что к тому времени, когда город пал, у осаждавших оставалось на ногах только две тысячи пятьсот человек, годных к службе.

В то время, как энергия и широкая сфера деятельности морской силы Англии сказалась таким образом в Вест-Индии, эта сила заявила о себе еще в Португалии и на Дальнем Востоке. Союзные державы в начале войны приглашали Португалию присоединиться к их союзу против тех, кого они называли "тиранами морей", выставляя ей на вид, что захват англичанами монополии торговли высасывает золото из страны, а также и напомнив о насилии, совершенном над ее нейтралитетом флотом Боскауэна. Португальский министр хорошо знал все это и горячо сочувствовал, но, хотя это приглашение сопровождалось откровенным заявлением, что Португалии не позволят продолжать нейтралитет, сохранить который насильно она не сможет, он верно рассудил, что страна должна больше бояться Англии и ее флота, чем испанской армии. Союзники объявили Португалии войну и вторглись в нее. В течение некоторого времени они имели успех, но "тираны морей" ответили на призыв Португалии, послали туда флот и высадили в Лиссабоне восемь тысяч солдат, которые прогнали испанцев за границу и даже перенесли войну в самую Испанию.

Одновременно с этими знаменательными событиями англичане атаковали Манилу, не потребовав для этого войск или кораблей из Англии, посылка которых была найдена невозможной при сложности обстоятельств, в какие эта держава была тогда поставлена. Успехи в Индии и безусловная обеспеченность поселений там, при обладании морем, позволили местным властям самим предпринять упомянутую колониальную экспедицию. Экспедиционный отряд отплыл в августе 1762 года и, достигнув Малакки 19-го, был снабжен в этом нейтральном порту всем, что было необходимо для предполагавшейся осады; голландцы, хотя и ревниво относившиеся к успехам англичан, не осмелились, однако же, отказать их требованиям. Экспедиция, которая опиралась всецело на флот, имела результатом покорение всей группы Филиппинских островов, сдавшихся в октябре и заплативших затем выкуп в четыре миллиона долларов. Около того же времени английский флот захватил акапулькский галион, на котором было три миллиона долларов, а английская эскадра в Атлантике взяла корабль, шедший из Лимы (Lima), с четырьмя миллионами долларов в серебряных слитках для испанского правительства. "Никогда колониальные владения Испании не получали таких ударов. Испания, своевременное вмешательство которой могло бы изменить исход войны, приняла в ней участие слишком поздно для того, чтобы помочь Франции, но вовремя для того, чтобы разделить с нею ее несчастья. Была причина бояться еще большего. Панама и Сан-Доминго находились в опасности, а англо-американцы приготовлялись для вторжения во Флориду и в Луизиану… Завоевание Гаваны помешало в значительной мере сообщениям между богатыми американскими колониями Испании и Европой. Покорение Филиппинских островов изгнало теперь Испанию из Азии. Оба эти обстоятельства вместе разделили торговые пути Испании и отрезали сообщение между частями ее обширных, но несвязанных владений"[100].

Выбор пунктов атаки, намеченный министерством Питта, был стратегически целесообразен, так как он перерезывал артерии неприятельской силы, и если бы планы Питта были осуществлены вполне и Панама была бы также взята, то успех был бы еще более решительным. Англия потеряла также преимущество внезапности своих действий для противника, которое имела бы, предупредив Испанию в объявлении ей войны, но ее оружие торжествовало в течение этой короткой борьбы вследствие быстроты, с какою приводились в исполнение ее проекты, благодаря той высоте, на какую были подняты ее морские силы и администрация.

С завоеванием Манилы военные операции окончились. Девять месяцев, протекшие от формального объявления войны Англией в январе, были достаточны для того, чтобы разбить последнюю надежду Франции и принудить Испанию к миру, заставив ее при этом уступить по каждому пункту, на котором она основывала свое враждебное поведение и свои требования. Едва ли необходимо, даже после краткого изложения вышеописанных событий, указывать, что быстрота и законченность, с которыми Англия совершила свое дело, были всецело следствием ее морской силы, позволявшей ей действовать в далеких краях, в отдаленных один от другого пунктах, как, например на Кубе, в Португалии, Индии и на Филиппинских островах одновременно, без опасения серьезного перерыва ее путей сообщения.

Прежде, чем изложить условия мира — которые должны бы суммировать результаты войны, но в действительности делают это несовершенно, вследствие отсутствия энергии со стороны английского министерства при заключении этого мира — необходимо проследить в кратком очерке влияние войны на торговлю, на основания морской силы и национального благосостояния. Одна выдающаяся черта этой войны может показаться наиболее поразительной, по парадоксальности ее, это — факт, что благосостояние Англии выказалось величиною ее потерь. "С 1756 по 1760 год, — говорит французский историк, французские приватиры захватили у англичан более двух тысяч пятисот коммерческих судов. В 1761 году, хотя Франция не имела, можно сказать, ни одного линейного корабля в море, и хотя англичане захватили двести сорок наших приватиров, сотоварищи последних все-таки взяли восемьсот двенадцать английских судов. Объяснение такого большего числа призов кроется в чудовищном росте английского мореходства. Утверждают, что в 1760 году Англия имела в море восемь тысяч кораблей. Из них французы захватили почти одну десятую часть, несмотря на охранявшие их конвои и крейсера. В четыре года, с 1756 по 1760, французы потеряли только девятьсот пятьдесят судов"[101].

Такое кажущееся противоречие английский писатель правильно приписывает "упадку французской торговли и боязни попасть в руки неприятеля, удерживавшей многие из французских торговых судов от выхода в море". И далее он указывает, что захват неприятельских судов не был для Англии главным благом, являвшимся следствием силы ее флотов. "Взятие таких пунктов, как Дюкен, Луисбург, остров принца Эдуарда, а также покорение Сенегала и, позднее, Гваделупы и Мартиники, были событиями, не менее пагубными для торговли и колоний Франции, чем выгодными для торговли и колоний Англии"[102]. Увеличение числа французских приватиров было на самом деле грустным знамением в глазах людей, понимающих дело, так как оно свидетельствовало, что торговый флот страны вынужден к праздности и что экипаж и владельцы судов его должны были прибегнуть к авантюристскому грабежу для добывания пропитания. Не был, правда, этот риск совершенно бесплодным. Тот же самый английский автор признает, что в 1759 году убытки английских коммерческих судов превысили прибыль от призов, взятых военными кораблями. Одновременно с тем, как французы старались восстановить равновесие сил на море и возместить свои потери — но тщетно и бесцельно, так как "строя и вооружая суда, они работали только для английского флота французские приватиры, несмотря на энергию и бдительность английских крейсеров, были так многочисленны, что в этом году ими было захвачено двести сорок британских судов, главным образом мелких и прибрежного плавания". По исчислениям того же автора, в 1760 году англичане потеряли триста торговых судов, а в 1761 году — свыше восьмисот, — т. е. трижды столько, сколько потеряли французы, но он прибавляет: "Не было бы удивительным, если бы французы захватили еще большее число более богатых кораблей. В то время, как их торговля была уничтожена, и они посылали в море мало коммерческих судов, торговые флоты Англии покрывали моря. Каждый год ее торговля увеличивалась; деньги, которые война уносила у нее, возвращались продуктами ее промышленности. Восемь тысяч судов были заняты товарами купцов Великобритании". Значительность ее потерь приписывается трем причинам, из которых только первая была предотвратима: 1) невниманию коммерческих судов к распоряжениям конвоиров; 2) крайней многочисленности английских судов во всех морях; и 3) сосредоточению в приватирстве всего остатка силы противника. В течение того же 1761 года военный флот потерял один линейный корабль, который был отбит обратно, и один тендер. В то же самое время, несмотря на различные обмены, англичане все еще держали у себя в плену двадцать пять тысяч французов, тогда как пленных англичан во Франции было только тысяча двести человек. Таковы были результаты морской войны.