Коллектив авторов - Время, вперед! Культурная политика в СССР

Время, вперед! Культурная политика в СССР

© Составление. Глущенко И. В., Куренной В. А., 2013

© Оформление. Издательский дом Высшей школы экономики, 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Предисловие

Настоящее издание объединено темой советской культурной политики. Такой выбор мотивирован как историко-культурными, так и актуальными проблемами нашей действительности.

В исторической перспективе тема культуры в СССР не обделена вниманием исследователей; ей посвящена почти необозримая литература. Однако оборотной стороной этого изобилия являются фрагментарность и избирательность. Научная и популярная литература интересуется преимущественно судьбой отдельных деятелей культуры и художников в советский период, а также некоторыми эстетическими явлениями – авангардом, формализмом и т. д. Описаны и определенные направления советской политики в области литературы, национального вопроса, науки, образования.

Данный сборник стремится заявить иную предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Эта перспектива определяется тем, что советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики.

Политический переворот, произошедший в обществе, отнюдь не привел к возникновению ожидаемого утопического порядка. И тем самым выявил потребность в реализации широкомасштабной управленческой политики в области культуры на всех уровнях – от элементарных поведенческих норм и установок человека до сфер высокой культуры (художественной, научной, образовательной). Классовые и политические противоречия распространились и на область культуры, наступление было объявлено теперь и на «культурном фронте». Напряжение на этом фронте нашло выражение даже в специфической форме темпорального конструктивизма в ранний советский период: слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика.

Задача реализации такой политики была программным образом заявлена после прихода к власти большевиков: определение «культурной революции» в качестве ключевого вопроса повестки дня формулируется уже Лениным. Эта политика была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Тем не менее мы имеем уникальный исторический пример властной и управленческой интервенции в область культуры, который может быть выделен в качестве самостоятельного предмета исследования и подвергнут изучению и анализу. Обращение к теме культурной политики (включая области знания и образования), организационных и управленческих стратегий позволяет, при одновременном внимании к фактическим результатам этих действий, методологически перевести разговор о таких понятиях, как «ментальность», «мифология», homo soveticus и т. п., в более определенную плоскость; задуматься о причинно-следственном взаимодействии, взвесить и оценить успех или провал различных подходов, использовавшихся в сфере культуры. Добавим также, что аналогичная проблематика стала объектом пристального внимания в современной западной исследовательской среде (достаточно назвать поздние работы Мишеля Фуко). В то же время сама уникальность советских экспериментов в области культурной политики (по меньшей мере по интенсивности и продолжительности) исключает простое заимствование готовых аналитических и методологических инструментов, требует их постоянной эмпирической проверки и коррекции.

Разумеется, в методологическом отношении в представленных здесь работах нет единообразия – эвристическая продуктивность различных подходов может быть опробована лишь на деле, да и учитывая то, что сборник подготовлен по результатам всероссийской конференции, едва ли можно ожидать иного. Однако читатель без труда заметит, что мы – наряду с классическими историко-культурными подходами – стремились активно прибегать к дисциплинирующей определенности исторической семантики, приемам институционального и организационного анализа. Наша стратегия заключается также в движении от частных кейсов к обобщениям, а не в навязывании фактическому материалу общих теорий или тенденциозных концепций.

Советская культурная политика является, однако, не только и даже не столько предметом историко-научного интереса. Через 20 лет после исчезновения советского государства мы отчетливо можем оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.

Постоянно сталкиваясь с кругом актуальных экспертных задач в этой области, мы замечаем, что наше восприятие настоящего и возможные дальнейшие стратегии неотделимы от исторического понимания генеалогии существующего положения дел, оценки исторического опыта, который является неотъемлемым фактом нашей истории, а значит, и нашего будущего.

Разумеется, даже при рефлексивном обращении к историческом материалу мы сегодня оказываемся в пространстве напряженного столкновения ценностных и политических позиций. Однако в любом случае – даже если таких оценок крайне трудно избежать на авторском уровне – мы ставим во главу угла аналитическую и научно-профессиональную сторону этой работы. Это, как показывает и опыт подготовки настоящего сборника, далеко не просто.

Я благодарю своих коллег – Анну Ганжу, Ирину Глущенко, Тимофея Дмитриева, Илью Инишева, Олега Кильдюшова и Руслана Хестанова, чья работа в рамках проекта Лаборатории исследований культуры на отделении культурологии НИУ ВШЭ в 2012 г. выстраивалась именно вокруг проблематики советской культурной политики, а также всех студентов и аспирантов, принимавших участие в наших семинарах[1]. Всероссийская конференция «Культурная политика в СССР», которая прошла на отделении культурологии НИУ ВШЭ в декабре 2012 г.[2], стала продолжением этого проекта, а доклады ее участников легли в основу статей, составивших эту книгу.

Ряд статей для настоящего издания был также подготовлен в рамках программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ – проект 2013 г. Лаборатории исследований культуры ЦФИ НИУ ВШЭ «Государственная политика и идеология в области культуры».

Виталий Куренной

I. Идеология культуры

Виталий Куренной. Советский эксперимент строительства институтов[3]

Советская история является уникальным случаем долгосрочного общественного эксперимента по строительству организационной и управленческой структуры, призванной радикально модифицировать поведение человека. Этот эксперимент имел как репрессивную, так и конструктивную часть. Репрессивная часть включала как политическую составляющую, определяемую марксистской формулой гражданской «классовой войны» и нацеленную на прямое уничтожение врага, так и социально-репрессивную практику «перековки».

Конструктивная часть была прямым следствием определенной логики, укорененной в комплексе идей Просвещения[4] (т. е. доисторицистского – как это ни парадоксально в случае «исторического материализма» – периода модерна) и имеющей несколько аспектов. Прежде всего она заключалась в предполагаемом по умолчанию нормативном цивилизующем значении образования (первоначально в элементарной форме грамотности) и рационального образа жизни (первоначально в элементарной форме гигиены). Однако эта внешняя сторона, быстро и необычайно эффективно получившая прямое выражение в соответствующих мерах большевиков уже на начальном этапе советской власти, имела под собой более фундаментальные основания – специфическую антропологическую модель (и соответствующую дискурсивную формацию), предполагавшую фактически безграничную пластичность любой формы «природы», включая человеческую, под воздействием внешней (социальной, организационной, базисной) среды. Эта предпосылка определяла в первую очередь советский публичный дискурс (фактически безотносительно к колебаниям политического курса), в рамках которого любые затруднения могли иметь лишь временный и преодолеваемый характер, а признание какого-то твердого, не поддающегося внешней манипуляции ядра (любого онтического характера) обрекало в конечном счете соответствующую позицию на критическую беззащитность перед доминирующим дискурсом. Работу этого дискурсивного механизма демонстрирует, например, случай академика Лысенко и множество других аналогичных проявлений подобной авангардистской логики[5], достигавшей своей кульминации именно в вопросе о человеке и границах его воспитуемости[6]. В рамках этой дискурсивной формации единственной формой «твердой» реальности выступал только абстрактно постулируемый исторический процесс («историцизм» в смысле К. Поппера[7]), выстроенный согласно марксистской схеме или дополняемой ad hoc в тех вопросах, где доктрина обнаруживала лакуны[8].