Суси-нуар 1.Х. Занимательное муракамиЕдение от «Слушай песню ветра» до «Хроник Заводной Птицы» - Дмитрий Викторович Коваленин Страница 35

Впрочем, это всего лишь гипотеза, проверить которую возможности нет: сам автор терпеть не может как-либо толковать свои книги. Знай себе отмахивается, смущённо улыбаясь, – читайте, мол, я там уже всё написал…

* * *

Ещё в «Пинболе» Боку говорит длинноногой секретарше, что старается в жизни «ничего не хотеть»:

– Чего ни захочу, всё получаю. Но как только что-нибудь получу, тут же растопчу что-нибудь другое. …Года три назад я это заметил. И решил, что буду теперь стараться ничего не хотеть.

Она покачала головой.

– Ты что, собираешься так прожить всю жизнь?

– Наверное… А как ещё никому не мешать?

– Если ты на самом деле так думаешь, – сказала она, – тебе лучше жить в ящике для обуви.

Вот так. От мелких бед ослабевая, устав от жизни, умереть хочу. Уснуть – и видеть сны? Вот в чём загвоздка.

Сон об отеле «Дельфин», сон фильма с участием Кики, сон о лифте, сон о Комнате Мертвецов, сон Гавайских островов, сон Готанды об убийстве Кики, сон трёхдневного допроса в полиции, потусторонние видения Юки, сновидение с призраком Кики – и воскрешающее утро с Юмиёси в финале… Каждый день начинается с того, что ты просыпаешься в очередной сон, а вечером засыпаешь в следующий. Матрёшка Карла-Густава Юнга преследует тебя с упёртостью Пепельной Обезьяны («Дэнс, дэнс, дэнс»). «Тебе нужен сон», – ворчит заботливо старый Полковник. Иначе не встанешь на ноги. Ишь чего удумал, гулять в такую метель…

Но выспаться ты не можешь. И даже когда вроде бы оклемался, гамлетовского прозрения не наступило. Всё опять по кругу. В 70-х (в «Охоте») ты даже открыл свою контору, а длинноногая секретарша выскочила за тебя замуж. Правда, через пять лет всё равно сбежала. Почему? Я понимаю, «в двух словах не расскажешь». Но ты, сынок, так и не избавился от своего проклятья. И будешь таскаться с ним из романа в роман, пока сам не поймёшь, где ошибся и чем заболел. Твоя ошибка и твоя болезнь, как паразиты, уже почти съели тебя изнутри. Даже если твоя жена и вернулась бы – тебе больше нечего ей предложить. Потому и спишь с любимой женщиной по «лав-отелям», а домой только шлюх вызываешь по телефону. Всё живое уже давно от тебя отступило. Осталось потерять разве что себя самого… Или – исправить ошибку и всё-таки исцелиться.

Но как? Ты уже слишком привык играть для них свою роль. Третьеразрядная звезда в мыльных операх про обаятельных стоматологов и неотразимых школьных учителей. Ты связан по рукам и ногам, ты подписал Договор, и на нём стоит кроваво-красная печать. Сеть протянута от угла до угла. И ещё одна сверху. Никуда не убежать. А булыжник кинешь – отскочит да назад прилетит.

И тогда ты решаешь выйти из своей роли. За рамки того, что написано в дерьмовом сценарии, на который сам же и согласился.

– Ку-ку! – отзывается Мэй, и Готанда сигает в море на «мазерати».

М-да. Мягко скажем, не вариант.

Где же выход? Если есть вход – выход должен быть обязательно…

Твоя тень говорит тебе: этот мир основан на подавлении слабых, из него нужно бежать. На что ты возражаешь ей – дескать, уже другие времена, мораль 60-х здесь не применима. Ты больше не уверен, что отсюда нужно бежать. Тебе кажется, что это – уже твой внутренний мир, и ты возвращаешься к себе самому, как судно с погнутым килем. Во всех проблемах стоит обвинять только себя. Своё «кокоро», с которым ты никак не разберёшься до конца.

Человеческая тень в «Дэнсе» вообще неоднократно увязывается с цепными воспоминаниями о других людях. Вот, пожалуй, самая сложная из цепочек подобных «теневых ассоциаций»: Боку рассказывает Юки о тени Человека-Овцы в своём детстве – и Юки напоминает ему девочку, в которую он влюбился в школе. И тут он невольно вспоминает Юмиёси. Та в его мыслях превращается в Мэй, а затем – в Кики, которую Готанда задушил чулком – «с таким чувством, будто собственную тень убивает». А уж тайное погребение Кики в лесу – лязг багажника, стук железной лопаты о землю, – слишком явно напоминает похороны кошки Селёдки, чтобы наши мысли «сами» не возвращались к началу романа, когда герой смывает с ладоней в придорожном кафетерии землю чужой могилы и решает: «Пора возвращаться в мир».

Вот что означают слова Кики в финале обо «всех, кто плачет по тебе». Чтобы совершить спасительную петлю во времени, ты должен вспомнить всех, кто тебя в жизни любил. Но на это требуется время. А потому танцуй и не останавливайся. Стильно танцуй. Чтобы все только на тебя и смотрели. Единственная Система Ценностей – твой вестибулярный аппарат. Лишь на него ты ещё можешь опираться в этом новом мире без тормозов.

Так что танцуй. И завязывай с куревом. Утром семнадцать километров, вечером тринадцать, днём ещё полтора. Загнанных лошадей пристреливают, а загнанные бараны кончают с собой на дне Токийского залива, не правда ли. Посмотрим, надолго ли хватит тебя. Особенно теперь, когда ты наконец догадался, что Цели Нет, а ты сам – просто флюгер. The answer blowing in the wind[105].

А вокруг бренчит и искрится перезревшее «диско», заходится истерическим ритмом «пачинко», мельтешат все эти «ангелы Чарли», Майклы Джексоны и прочие шоколадные яблоки искушения в мире, где больше нет ни добра, ни зла, где за всё платит Система, купившая этот мир с потрохами, которой и даром не нужны твои личные принципы и установки. Какие там «беспечные ездоки», какие моррисоны, какие «цветы жизни»? Люди всех возрастов готовы выскочить даже из собственной расы, лишь бы в очередной раз поискать своё заблудшее «я» в каком-нибудь параллельном мире. Увы! Подсознание человечества слишком плотно укомплектовано вампирами, медиумами, «элиенами» и прочими «мистер-хайдами». Планета превратилась в один сплошной комикс. Над добром и злом в этом мире осталось только смеяться, иначе от пустоты под ложечкой будет слишком не по себе…

Это потом, ещё через десять лет в тебе отзовётся звоночками кислотный фьюжн Тарантино. «Великий и ужасный» Квентин с его «криминальными псами» будет похож на куницу, попавшую в огромный курятник. Даже его актеры начнут говорить натурально, «как в жизни», потому что будут бояться зубов куницы и путать слова. И у человечества опять побегут по спине мурашки, как при взгляде на первую фотографию, паровоз в фильме братьев Люмьер или чей-то затылок в