Александр Жабинский - Другая история литературы. От самого начала до наших дней Страница 81

Не очевидно ли, что автор XVI века не видит между «Древним» Римом и средневековой Венецией никакой пропасти веков? Упоминание тут еще Генуи, Рагузы и других городов-республик средневековья ставит в один ряд с ними и «Древние» Афины.

Мы говорили уже не раз, что «античность» – это два, три столетия до эпохи «Великой чумы» XIV века, разделившей античность и возрождение ее. Косвенно это подтверждают сами историки. А. М. Петров пишет:

«Огромное значение имело «открытие» древнеримских политических доктрин и идей. Ими еще в XI в. занялась Болонская юридическая школа, позднее превратившаяся в первый европейский университет. Сюда стекались тысячи слушателей со всей Европы, ибо здесь был крупнейший центр изучения римского права. В «Письме к потомкам» Петрарка пишет, что в Болонье он «в продолжение трех лет прослушал весь курс гражданского права» и что значение этих законов «несомненно очень велико и они насыщены римской древностью, которой я восхищаюсь». Помимо имущественных, торговых и им подобных отношений римское право кодифицировало важнейшие политические вопросы. Они обычно у нас ассоциируются с прообразом знаменитой формулировки, каковая зафиксирована в первой книге (титул 5, фрагмент 4) Дигест Юстиниана и, пройдя в средние века мучительное переосмысление, стала драгоценным достоянием современного цивилизованного мира».

В Декларации прав человека и гражданина, принятой Национальным собранием Франции в 1789 году, древнейшая и важнейшая политическая формула выглядит так:

«Свобода состоит в праве делать все, что не вредит другому; таким образом, осуществление каждым человеком его естественных прав не имеет других границ, кроме тех, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами».

Канонический текст (то есть применявшийся в Римской империи) очень близок к упомянутому: «Свобода есть естественная способность каждого делать то, что ему угодно, если это не запрещено силой или правом», однако следующий за ним параграф отрицает распространение данного принципа на все человечество, ибо «рабство есть установление права народов». Еще несколько положений документа: «по естественному праву все рождаются свободными», но «по праву народов возникло рабство», и, кроме того, «этим правом народов введена война».

«То есть перед нами, – пишет А. М. Петров, – юридически обоснованное право одних народов господствовать над другими. Практическим подтверждением тому служит вся история древнего Рима, коей Петрарка восхищался не в меньшей степени».

В самом деле, поэт Средневековья, слывший первым знатоком классической латыни, всемерно пропагандировал сочинения древних, где воспевался апофеоз славы римских завоевателей и который он считал своей обязанностью донести до современников:

Кто Цезарю бессмертный дал венец?Кто Африканца, Павла и МарцеллаУвековечил? Кто? Какой творец?Доныне слава их не отгремела,Так пусть перу завидует резец, —Ведь только наших рук бессмертно дело.

Конечно, хорошо бы спросить у Петрарки, что именно называет он словом «древность», но спросить не удастся. Остается нам всем только делать предположения. Академический историк, к числу которых принадлежит и многоуважаемый А. М. Петров, скажет, что древность – это рабовладельческое общество Древнего Рима, стык эпох, когда годы «до н. э.» переходят в просто годы. Мы можем высказать другое мнение: Франческо Петрарка (1304–1374) называл словом «древность» события 1004–1074 годов, то есть XI века, когда была основана его alma-mater, или даже еще более близкие ему времена. Точно так же мы, живущие в 2001 году, можем сказать, что 1701 год – это русская древность. И кто посмеет возразить?

Вообще существование каких-либо университетов в XI веке сомнительно. Так, Ярослав Кеслер считает, что «университетскую эпопею» в Западной Европе следует отнести не ранее, как на XIII век. Конечно, даже если так, это не значит, что не было вообще никакой системы образования, речь именно об университетах.

Что касается рабства, упомянутого в «древнеримских» свободолюбивых законах, то вот, кстати, мнение Жана Бодена:

«История далекой древности должна быть разобрана более подробно, хотя сейчас нет рабства и мы не можем точно знать, когда оно прекратило свое существование, некоторые изменения в государстве могут помочь охарактеризовать этот институт. Положения о рабстве мы обнаруживаем и в законах Каролингов, и у Людовика Благочестивого, и у Лотаря, и в своде законов ломбардцев. Существуют также законы о рабстве и о вольноотпущенниках у короля Сицилии и у императора Неаполитанского королевства Фридриха II. Фридрих стал германским королем в 1212 г. Имеются декреты пап Александра III, Урбана III и Иннокентия III о браках среди рабов. Александр был выбран папой в 1158 г., Урбан – а 1185-м и Иннокентий – в 1198-м. Известно, что рабство не существовало после правления Фридриха. Бартоло в сочинении «О пленных» под заголовком, начинающимся со слов: «Враги…», свидетельствует, что в его время не было рабов в течение долгого периода. Кроме того, людьми никогда не торговали при христианских обычаях. Но он (Бартоло) процветал в 1309 г. Панормитаний отмечал, что это (его свидетельство) имеет ценное значение.

С другой стороны, мы не должны упустить то, что в летописях двора, как я читал, декретом Сената запрещалось присоединять чужие земли к своему поместью или освобождать рабов, даже с согласия их хозяина. Декрет относится к 1272 г. Напомню, что при Аврелии война рабов уже серьезно подорвала Италию, и это было в год милости 781-й. Мне кажется вероятным, что христиане, следовавшие примеру арабов, уничтожили рабство потому, что еще Мухаммед или, позже, Омар, освободили всех рабов своего вероисповедания. Этот опыт показывал серьезные недостатки в христианских государствах. И это легко читается в «Законах о рабах», в книге 2, главе VII.

Когда было предоставлено разрешение на освобождение рабов, то последовала плачевная волна обнищания и разорения, что обычно влекло за собой гибель государства. Все это породило грабежи, воровство, кровопролитие и торговлю нищими. Правительства и общины были очень раздражены различиями в религии, хотя формально культ был один для всех, исключая иудеев. Следовательно, были неизбежны большие изменения в правлении».

И вот мы видим: то, что Петрарка в XIV веке называл древностью, Жан Боден в XVI веке называет далекой древностью, после чего перечисляет документы и правителей… XII–XIII веков!

Жрецы и философы

Тогда, глядящие в века былые,Пусть хроники покажут мне твой ликЛет за пятьсот назад, в одной из книг,Где в письмена вместилась мысль впервые.[67]

Письмена

Пока не было письменности, люди могли передавать информацию при помощи предметов. Такой способ (применяемый до сих пор) иногда называют «предметным письмом», хотя письма в прямом значении здесь вовсе нет. Это, например, вывеска сапожной мастерской, когда над дверью вешают реальный сапог; кольцо на пальце женщины, говорящее «я замужем»; букет, в котором каждый цветок или его цвет что-нибудь да означает; дохлая рыба, которую мафиози посылают приговоренному к смерти в качестве предупреждения.

Тысячелетиями, может быть, развлекаясь подобным образом, люди в конце концов додумались вместо предмета посылать его изображение, – так появилось «картинное письмо». Если бы у дошкольников была в том нужда, они пользовались бы для передачи своих мыслей и желаний именно таким письмом и без труда обучились бы ему (затвердили бы, например, что изображение черепахи означает успех). А ребенок 6–7 лет, несомненно, усвоил бы слоговое письмо значительно легче, чем буквенное; дети в состоянии запомнить намного больше значков, чем 30–40 букв и знаков препинания.

В книге «История письма» И. Фридрих для начала пишет, что нет большой разницы между предметным и картинным письмом. Но разница, конечно, есть. Ведь предмет – прежде всего предмет, а уже затем символ для передачи информации, а картинка сразу была только символом, с чем согласны все исследователи, занимавшиеся этим вопросом.

«Так, например, если хотели написать, что человек был растерзан тигром или что волк похитил ягненка, то просто рисовали фигуру распростертого человека возле изображения тигра или же изображали волка, возле которого лежит убитый ягненок, – пишет Я. Шницер. – Однако с течением времени этот первоначальный способ картинного письма оказался недостаточным».

Люди, научившись делать изображения предметов на песке, на дереве, на камне, на теле (татуировка), стали пользоваться ими для выражения своих мыслей. В первоначальных рисунках они видели предметы, но затем научились воспринимать их в качестве отвлеченных понятий, и в результате не только смогли излагать свои мысли гораздо яснее и полнее, но и совершенствовать сам мыслительный и разговорный процесс.