Владимир Соловьев - Русская рулетка. Заметки на полях новейшей истории Страница 50

– Понимаешь, он ведь похож на Путина, плюс ко всему он каратист.

Когда выяснилось, что Каданев заказал убийство Юшенкова, то удивительным это было только для БАБа.

С годами Борису становится лень разрабатывать длинные схемы, и он все чаще пользуется старыми наработками, пытаясь их компилировать. Это я почувствовал на себе, оказавшись в центре одной из комбинаций.

Декабрьские выборы в Госдуму закончились сокрушительным поражением СПС и «Яблока». Удар был тяжелым, пару дней демократическая общественность приходила в себя, пытаясь осмыслить новые реалии. На носу президентские выборы, но никакой кандидатуры, способной объединить рассеянные батальоны и вдохновить их на великий реванш, не наблюдалось. Хотя объединительное брожение происходило и какие-то переговоры велись, буквально через неделю должен был состояться съезд СПС, на котором планировалось решить вопрос об участии в президентских выборах.

В пятницу раздался звонок.

– Владимир, это Борис, срочное дело, архиважное, судьба демократии зависит от нашего с тобой разговора. Я знаю, что через пару дней съезд, позвони, пожалуйста, Немцову и попроси, чтобы ничего не решали до того, как мы с тобой переговорим. У тебя есть открытая британская виза?

– Нет, только пару недель как завершилась.

– Не страшно, я пришлю за тобой самолет, сам поднимусь на борт, ты и не будешь выходить, так что границу пересекать тебе не придется, а если вдруг спросят, то скажешь, что летишь транзитом. Нам обязательно надо поговорить, так что завтра за тобой заедут, доставят в аэропорт, и вечером того же дня ты уже будешь обратно в Москве.

На следующий день я отправился в Лондон. Борис поднялся на борт, улыбнулся длинноногой польской стюардессе и приступил к выбору вина, после чего его телохранители доставили на борт грузинские сыры, несколько часов назад прибывшие из Грузии от Бадри Патрикацишвили, и свежую зелень.

Удобно расположившись, Борис приступил к трапезе, через несколько минутой вспомнил, зачем, собственно говоря, он меня пригласил, и приступил к разговору.

Я не иронизирую, один мой приятель, великий российский поэт, а по совместительству консультант БАБа, рассказывал мне, как его экстренно вызывал работодатель в Лондон. Прилетев в Англию и приехав в мыле к обусловленному месту встречи в лобби отеля, поэт ждал Бориса часа три, под конец тот появился в окружении нимф, морщил лоб, делал прочие мышечные усилия, но мысли так и не пришли, так что, зачем вызывал, что хотел, почему такая срочность, осталось тайной.

Мне повезло больше. Борис знал, чего от меня хотел. Началась беседа довольно традиционно – с потока лести, о том, как я хорош на программе и что никто из политиков мне в подметки не годится, и прочий словесный мусор, очень далекий от правды. Елея было так много, что я насторожился. Закончил Борис довольно неожиданно:

– Ты должен баллотироваться в президенты от объединенной оппозиции. Я поговорил с Леней (Невзлиным), он тебя лично не знает, но ему идея нравится. Под тебя мы поставим "Либеральную Россию", плюс всех демократов, и ты сможешь выиграть. Ты ведь карате занимался? Так что как мужик ты тоже произведешь впечатление.

Мне эта идея совсем не понравилась. Во-первых, какой из меня президент, когда в России эта должность связана с необходимым управленческим опытом, да и мне совсем не хочется становиться главой государства. Во-вторых, меня не привлекает эта работа. А в-третьих, уж если бы журналисту Соловьеву попался на язычок кандидат в президенты Соловьев, то я бы от него мокрого места не оставил.

Борис огорчился и понял все по-своему:

– Ты не понимаешь, президент играет двадцать ролей, он может все. Может быть, ты просто боишься, я это могу понять. В России ведь все боятся чекистов, так мы готовы позаботиться о твоей семье, вывезти их за границу. Если нужны деньги, то дай номер счета и я моментально переведу столько, сколько ты сочтешь нужным. – Он сделал паузу и добавил: – Конечно, в разумных пределах. – Тяжело вздохнул, посмотрел куда-то в сторону и произнес с болью в голосе: – Не то поколение, все думают только о деньгах, за идею уже никто бороться не хочет.

Он поднял на меня глаза, полные любви к деньгам и боли от возможного расставания с ними, и продолжил:

– Надо все вернуть на демократические рельсы – как было при Ельцине. Выборы мы выиграем легко, ты предложишь состав правительства. Конечно, никто не собирается выполнять предвыборные обещания, но в момент агитации важно объединить широчайшие слои недовольных. Смотри, кого можно поставить на должность премьера.

Не без иронии я предложил Примакова. Березовского передернуло.

– Я и сейчас считаю, что даже такой Путин лучше Примакова-президента. Если бы не Доренко, то выборы мы бы тогда не выиграли, и всем бы пришел конец.

Обсуждение кабинета министров заняло минут пятнадцать, и выработалась абсолютно популистская и недееспособная команда с Глазьевым, Громовым, Федоровым, Герасимовым и многими другими, которые никогда бы свое согласие не дали, чего от них и не требовалось. Должен отметить, что Борис был предельно откровенен.

– Конечно, как только ты изберешься, все, кто сейчас в изгнании, должны вернуться на родину, ты должен понимать, что руководить государством по основным вопросам будуя, об этом давай сразу договоримся, ты назначишь меня либо министром иностранных дел, либо секретарем Совета безопасности.

Я поймал себя на мысли, что ведь, должно быть, именно такие разговоры Борис вел со многими российскими политиками, когда создавал партии, договаривался о дальнейшей работе в Думе и правительстве, как абсолютными марионетками были многие из публичных фигур, от Рыбкина до Лебедя, хотя генералу удалось вовремя соскочить с крючка.

Я спросил у Бориса, понимает ли он, что Путин действительно самый популярный политик в России и что сейчас нет никого, кто мог бы побороться с ним.

Борис задумался. В его стройной, но не имеющей никакого отношения к реальной жизни системе взглядов за последний год наметились трещины.

В течение всех наших предыдущих встреч он предсказывал немедленное падение "режима Путина", буквально через три месяца, и раз за разом ошибался. Верные козыри предыдущих кампаний давали сбои. Истовая вера в популярность журналистов, а главное, в их идеологическую близость или в продажность не находила своего подтверждения на практике. Идея создать оппозиционную партию с тройкой узнаваемых людей во главе была сильным ходом.

Борис даже просил меня весной 2003 года войти в тройку самому, а после моего жесткого отказа поговорить с Шендеровичем, Сорокиной, Максимовской о согласии – предлагались очень приличные деньги, десятки тысяч долларов в месяц, но никто не согласился, что несказанно удивило и огорчило Березовского. Борис понимал, что требуются радикальные шаги, учтя предыдущий опыт, он был к ним готов.

После довольно длительной паузы Борис предложил выйти прогуляться по аэродрому.

Как только мы спустились по трапу, к нам подбежали английские пограничники, но на ломаном английском Борис объяснил, что нам надо чуть-чуть подышать.

Конечно, дело было не в свежем воздухе, скорее в необходимом театрализованном действии, нагнетании обстановки – игра в шпионов.

Было довольно ветрено, да еще и гул двигателей – чтобы услышать друг друга, приходилось напрягаться.

– Есть план, понимаешь, популярность Путина может и упасть, но надо принести сакральную жертву, в интересах демократии, чтобы все содрогнулись и отвернулись от Путина, но это только первый шаг. Если ты согласишься баллотироваться, то мы встретимся еще раз, и я посвящу тебя во все детали кампании.

С этого момента разговор для меня потерял всякий смысл, стало очевидно, что Борис перешел все возможные границы. Говорить с ним было не о чем, я думал, кого он выбрал на роль сакральной жертвы – Немцова, Хакамаду? Через несколько дней, уже вернувшись в Москву, я узнал ответ, но до этого надо было улететь из Англии.

Напутствие было довольно банальным, поговорить с Немцовым, принять решение самому, и в случае положительного ответа уговорить лидеров СПС поддержать меня.

Забавно, что так как все происходило накануне Рождества, то Борис заодно передал для всей эспээсовской тройки подарки, куклы с кошачьими лицами. Я подумал, что это современная форма черной метки.

Прилетев в Москву, на следующее утро я отправился в Госдуму, где еще сидел Немцов, вручил ему подарок и рассказал о своем разговоре с Березовским. Борис Ефимович задумался, идея о сакральности жертвы ему не показалась убедительной.

– Он там что, совсем с ума сошел? И кого это он собирается грохнуть? Меня, что ли?

Поиск овцы, не путать с Мураками, продолжался некоторое время, вариантов было несколько. Один из них меня даже развеселил.

Днями позже я встретился на праздновании Хануки у посла Израиля Аркадия Милмана с господином Берегером. Приветствовал меня он несколько неожиданным образом, улыбнувшись, он спросил: