Рудольф Баландин - «Клубок» вокруг Сталина Страница 71

Нападение Германии на Польшу в сентябре 1939 года устранило угрозу создания антисоветского германо-польского союза, возможность которого сильно беспокоила Кремль. При этом СССР получил возможность отодвинуть на запад свою границу. А Германия повернула свои армии на Запад: ей нужно было обезопасить свои тылы при нападении на Советский Союз, для чего надо было захватить Бельгию, Францию, а желательно и Англию.

Сталин мог торжествовать победу своего внешнеполитического курса. Он по-прежнему был уверен, что столкновение с фашистами неизбежно; предполагал, что сильная в военном и экономическом (но не в морально-политическом!) отношении Франция с помощью Англии сможет оказать достойное сопротивление гитлеровцам и будет обороняться по крайней мере до 1942 или 1943 года. А уж тогда СССР будет вполне готов к победоносной войне с Германией и ее союзниками.

Эти предположения Сталина (да и не только его) были опрокинуты катастрофически быстрой капитуляцией Франции в июне 1940 года. В течение трех-четырех недель потерпела крах одна из сверхдержав того времени.

Англия тоже была фактически выведена из строя. Ее армия была дезорганизована, а значительная ее часть, державшая оборону вместе с французами, только чудом избежала полного разгрома и уничтожения. Огромное количество военной техники и тяжелого вооружения было потеряно. Авиация и ПВО страны с трудом отбивались от немецких воздушных налетов. Немцы полагали, что им удалось уничтожить весь воздушный флот Англии, однако английские истребители вновь и вновь поднимались навстречу немецким бомбардировщикам, что вынудило прекратить бомбежки. Немцы не учли, что англичане защищали свою родину, их поврежденные самолеты спешно ремонтировались, а сбитые и легко раненные летчики снова вступали в воздушные бои с фашистами.

На морях пиратствовали немецкие подводные лодки. Шли ко дну корабли британского флота — лучшего в ту пору в мире. И позиции США заметно слабели. Из всех более или менее крупных латиноамериканских стран только Мексика и Колумбия занимали антигитлеровскую позицию. Остальные предпочитали извлекать выгоду от сотрудничества с США, Англией, Францией и осью Берлин-Рим-Токио. Крупнейшие страны Южной Америки Бразилия и Аргентина прямо поддерживали ось.

Япония захватывала азиатские колонии Франции. Германия и Италия воевали в Африке. Центральная и Западная Европа (за исключением островной Англии) была фашистской.

Если некогда Ленин и Троцкий грезили о мировой пролетарской революции, то эта идея была обречена на провал. Ведь в большинстве стран мира пролетариат был слаб и неорганизован.

Мировое господство фашизма — иное дело. Тут речь идет прежде всего о сильном государстве с диктаторским режимом, которое можно установить практически в любой стране. Оно выступало надежным гарантом защиты населения от уголовных преступников и спекулянтов, от безработицы и в значительной мере от социальной несправедливости, непомерной разницы между богачами и нищими.

Правда, по сути своей фашистская идеология и ее материальное воплощение — экономика — являются хищническими. Они направлены на подавление и эксплуатацию покоренных стран и народов, на военную экспансию. В отличие от СССР, обходившегося собственными людскими и природными ресурсами, Германия была ориентирована на захват чужих территорий, на расширение «жизненного пространства». В этом нацистам помогала дополнительная вполне бредовая идея о превосходстве арийской расы. Тем не менее она прочно соединяла тех, кто считал себя арийцами, и пробуждала в них героический дух. Не случайно же нацистская Германия подчинила себе почти все европейские государства, а германская армия была до некоторых пор непобедимой.

Буржуазная идеология, основанная на стремлении к наживе и индивидуализме, утвердившись в индустриально развитых странах, со временем утратила свой героический дух и стала порождать «героев» преимущественно в криминальной сфере, творя приспособленцев и потребленцев.

Единственной державой, которая могла идеологически (в первую очередь), а также вооруженными силами противостоять распространению фашизма, был Советский Союз. Решительное столкновение между этими двумя системами было неизбежно.

Кто — кого?

«Объяснять эти процессы — Зиновьева и Радека — стремлением Сталина к господству и жаждой мести было бы просто нелепо, — писал Лион Фейхтвангер, присутствовавший в Москве на процессе Пятакова, Радека и их сторонников. Иосиф Сталин, осуществивший, несмотря на сопротивление всего мира, такую грандиозную задачу, как экономическое строительство Советского Союза, марксист Сталин не станет, руководствуясь личными мотивами, как какой-то герой из классных сочинений гимназистов, вредить внешней политике своей страны и тем самым серьезному участку своей работы».

С этим мнением следует согласиться. Жаль только, что во второй половине XX века уровень не только писателей, но и большинства публицистов, историков, ученых снизился настолько, что они порой стали склоняться к рассуждениям на гимназическом уровне (вспомним когда-то нашумевших «Детей Арбата» А. Рыбакова). И удивительно только, что такие выдумки подхватывают и смакуют широкие массы «интеллектуалов».

До 1937 года Сталин старался проводить выборочные «чистки» и достаточно благосклонно принимать «раскаяния» оппозиционеров, порой даже вторичные. Но после того как выяснилось, что против него выступают с самыми радикальными намерениями объединенные силы не только оппозиции, но и часть руководства НКВД и Красной армии, даже те, кого он считал личными друзьями (например Енукидзе), только тогда он мог осознать, какая опасность угрожает не только ему лично, но и делу всей его жизни.

То, что до этого он был настроен более спокойно, доказывает такой факт: признавшие свои ошибки (безусловно, не все искренне) левые и правые оппозиционеры заняли немало важных постов в советской партийной и государственной системе. Многие заместители наркомов (например Пятаков, Сокольников), наркомы (финансов — Гринько, внешней торговли — Розенгольц), лидеры советских и партийных органов на местах, руководители армии (Гамарник, Якир, Корк и другие) и органов государственной безопасности (например Дерибас) были из числа подвергших себя в 20-х годах самокритике «левых» и «правых» уклонистов. Много их было в партийном аппарате и вообще в важных звеньях государственной системы.

Вспомним еще одно суждение Фейхтвангера: «Большинство этих обвиняемых, — он имел в виду процесс Пятакова, Радека, Сокольникова и других, — были в первую очередь конспираторами, революционерами; всю свою жизнь они были страстными бунтовщиками и сторонниками переворота — в этом было их призвание… К тому же они верили в Троцкого, обладающего огромной силой внушения. Вместе со своим учителем они видели в «государстве Сталина» искаженный образ того, к чему они сами стремились, и свою высшую цель усматривали в том, чтобы внести в эти искажения коррективы.

Не следует также забывать о личной заинтересованности обвиняемых в перевороте. Ни честолюбие, ни жажда власти у этих людей не были удовлетворены. Они занимали высокие должности, но никто из них не занимал тех высших постов, на которые, по их мнению, они имели право…»

Когда Сталин окончательно выяснил, какие значительные объединенные силы ополчились против него, он должен был понять, что находится в положении Робеспьера летом 1794 года накануне термидорианского переворота, который закончился гибелью робеспьеристов и их вождя. Уже спустя много лет Л.М. Каганович — одно из главных действующих лиц 1937 года — вспоминал на склоне своих без малого ста лет: «Что же, Сталин должен был ждать, как Робеспьер, когда его прикончат?» (в беседе с Ф.И. Чуевым).

В общем, можно поверить и в более простую формулировку, которую дал Ворошилов в 1956 году: «Сталин осатанел, сражаясь с врагами». Эти слова во многом объясняют кровавую сумятицу 1937–1938 годов.

Возможно, Сталин в то время принял всерьез хвастливое и провокационное заявление Троцкого: «Красная Армия пойдет за мной!» Не это ли имел в виду Молотов, когда, уже находясь в отставке, сказал Ф.И. Чуеву про погибших в мясорубке «ежовщины» маршалов и генералов: «Это кадры Троцкого. Это его люди».

Такая огульная характеристика вызывает естественные сомнения. Вот два наиболее ярких примера: бывшие заместители наркома обороны Александр Ильич Егоров и Иван Федорович Федько (их сменил на этом посту С.М. Буденный, о котором один из московских резидентов иностранной разведки высказался так: «Он слабее Егорова и Федько»).

Маршал А.И. Егоров со Сталиным в Гражданскую, что называется, хлебали из одного котелка, защищая Царицын в 18-м и освобождая Киев в 20-м. В 19-м у ворот, казалось, обреченной Москвы они оба, ломая сопротивление предреввоенсовета Троцкого, создали Первую конную армию, разбившую кавалерийский «кулак» Деникина. Правда, год спустя, когда Тухачевский, Троцкий и сам главком С.С. Каменев попытались свалить на них вину за поражение Тухачевского под Варшавой, они оба рисковали угодить под суд, если бы не защита Ленина. И впредь отношения Егорова с Троцким оставались плохими.