Георгий Кублицкий - Три нью-йоркских осени

Георгий Кублицкий

ТРИ НЬЮ-ЙОРКСКИХ ОСЕНИ

ОСТРОВ РАЗОЧАРОВАНИЙ И НАДЕЖД

— Вот около того дома, пожалуйста.

Таксист через зеркальце над сиденьем с любопытством взглянул на меня. Он резко затормозил напротив дверей посольства, где в овале был изображен лысый орел — редкая птица, сохранившаяся у себя на родине, в Соединенных Штатах, преимущественно на гербах.

Первая приемная оказалась никак не обставленной комнатой. Там уже было трое знакомых журналистов, а следом за мной с видом завсегдатая всех посольств мира влетел энергичный корреспондент ТАСС.

— Хау ду ю ду, джентльмены? Не опоздал, надеюсь?

Я не был с ним знаком раньше. Он с силой сжал мне руку и, смеясь, повлек в угол.

— Первый раз здесь? Тогда, может, тиснем на память?

В углу стоял железный стол, испятнанный жирной черной краской, напоминавшей типографскую. На нем лежали валики для намазывания пальцев. Тут же были чистые бланки с отделениями для всей пятерни и клетками для каждого пальца в отдельности, а также наставление, как получать вполне доброкачественные отпечатки.

Пока мы разглядывали все это, появилась мило улыбающаяся девица и пригласила нас в другую комнату. Чиновник, улыбаясь несколько официальнее, поднял пачечку наших паспортов так, как статуя Свободы поднимает свой факел.

— Господа, вы получаете визу «Си-два».

Он сказал это с таким выражением, будто получение «Си-два» — предел мечтаний каждого, кто летит за Оікеан. Затем чиновник, стараясь правильно выговаривать фамилии, вручил каждому паспорт, а в нем — отпечатанную на машинке бумажку. Он пожелал нам приятного полета и выразил надежду, что в Нью-Йорке мы застанем хорошую погоду.

В паспорте появилась печать с тем же орлом. Вложенная в паспорт бумажка разъясняла все, что нам полагалось знать о визе «Си-два». Мы прочли, что упомянутая виза разрешает владельцу паспорта въехать в город Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций и передвигаться по Нью-Йорку в пределах района, границы которого перечисляются ниже. «Выезд из указанного района, — предупреждала бумажка, — разрешается только для того, чтобы покинуть Соединенные Штаты». Значит, если «нарушишь границу», то собирай вещи?

Но что же за район отвели нам?

«Граница на севере образуется Ист 97-й стрит и Трансверз роуд № 4; на западе — 9-й авеню (между 26-й и 49-й стрит), 8-й авеню (от 49-й стрит до площади Коламбас сэркл), Сентрал парк вест (от Коламбас сэркл и Трансверз роуд № 4); на юге — 28-й стрит (от 9-й авеню до 1-й авеню), 26-й стрит (от 1-й авеню до проезда Ист-ривер); на востоке — проездом Ист-ривер».

Нумерованные авеню, стриты и роуды были для новичка загадкой. Я отправился к знакомому, который ездил в Нью-Йорк с туристской группой. У него был довольно подробный план города.

— Да-а, брат… Один Манхэттен! Обкорнали тебе Нью-Йорк, — только и вымолвил мой знакомый, прочтя посольскую бумажку.

Чтобы не возвращаться больше к географии Нью-Йорка, я выложу здесь премудрость, которую и вы можете почерпнуть из справочников. Восемь миллионов жителей Нью-Йорка расселились на больших и малых островах в дельте реки Гудзон, а также в материковой долине. Кроме того, город-гигант поглотил, привязал к себе, втянул в свою орбиту немало бывших самостоятельных городков по обе стороны Гудзона. В этом Большом Нью-Йорке живет почти 15 миллионов человек.

Так вот, виза «Си-два» превращала для нас Большой Нью-Йорк в маленький: только остров Манхэттен.

Природа основательно вытянула этот остров по меридиану. Широкий Гудзон омывает Манхэттен с одной стороны, пролив Ист-ривер (Восточная река) — с другой. Суша была в красноватых прожилках линий метро, а водную синь плана перечеркивали мосты и тоннели.

Ну что ж, Манхэттен — это все-таки центральная часть города. У причалов этого острова заканчивают путь океанские корабли. Сюда к главным городским вокзалам прибегают поезда. Здесь парадная приемная Нью-Йорка, его административный центр, его денежный мешок, его торговый прилавок, его театральные подмостки, его блеск и мишура…

— Постой, — сказал приятель. — Ведь у тебя не весь Манхэттен. Давай-ка «посмотрим еще раз твой листок.

И мы принялись обводить на плане названные в листке авеню — продольные проспекты, стрит — поперечные улицы и роуд — дороги, пересекающие зеленый прямоугольник парка в центре острова. Отведенный нам участок занимал лишь часть центральной части центрального района города. По площади это была одна шестидесятая или одна восьмидесятая всей территории Нью-Йорка.

Из продолговатой туши острова нам вырубили кусок таким образом, чтобы мы не могли попасть в места массовых собраний и митингов, например в Мэдисон сквер гарден. Возле него граница делала обходной излом, оставляя этот зал за доступными нам пределами. То же было с Колизеем. Под запретом оказалась большая часть Бродвея и… статуя Свободы!

— Вон ты из каких персон! — смеялся приятель. — Даже Маяковский разгуливал по всему Нью-Йорку, а вашего брата ограничивают. «Холодная война»… Потом, наверное, им самим будет неловко вспоминать об этом.

Потом… А каково нам сейчас? Быть в Нью-Йорке и не видеть Нью-Йорка?!

Я сложил план. На его обложке был портрет мужчины средних лет. Мужчина глядел на меня совершенно сердечно и доброжелательно. Подпись гласила, что это г-н Роберт Вагнер-младший, мэр Нью-Йорка. Под его портретом рассыпались бисерные буковки обращения к тем, кто оказывает городу честь своим посещением.

«Мы, живущие и работающие в Нью-Йорке, — писал мэр, — рады разделить все многочисленные прелести нашего великого города со всеми, кто нас посетит. Статуя Свободы в нашей гавани — это символ гостеприимства, которое распространяется на всех. Многонациональный город, население которого живет в атмосфере мира, гармонии и прогресса, Нью-Йорк — самое подходящее место для Организации Объединенных Наций… Вы найдете здесь дух подлинной дружественности… Поскорее и почаще приезжайте к нам».

— На, возьми план, — сказал мой великодушный приятель. — Жаль, конечно, все же сувенир, но тебе нужнее. В случае чего предъявляй вместо паспорта. Как же, мол, так, господа? Здесь же ясно сказано о символе гостеприимства, распространяемого на всех! Американцы — народ с юмором. Я, понятно, исключаю тех, кто придумал эту «Си-два».

Мне оставалось только поблагодарить и спрятать подарок в карман.

Утро в посольстве открыло счет моим американским дням. Их было немало. Я прожил в Нью-Йорке три осени. И если за эти три осени мне удалось повидать гораздо меньше, чем хотелось бы, то тут не столько моя вина, сколько общая беда многих людей, все еще живущих в атмосфере взаимного недоверия.

В Нью-Йорке я работал специальным корреспондентом «Литературной газеты» при штаб-квартире Организации Объединенных Наций. И мой рассказ начнется репортажем с этого международного островка посреди Нью-Йорка, с островка, где великое и смешное — рядом, где под одним куполом собираются представители большинства человечества, разделенного на два мира и множество мирков, с островка, где надежды сменяются разочарованием, а разочарование — новыми надеждами.

«Ваши Объединенные Нации»

Не нужно было развертывать на моросящем дожде карту, не требовалось расспрашивать дорогу: небоскреб секретариата ООН был врезан в осеннее небо неподалеку от гостиницы.

До чего ж похож! На что? На самого себя, тысячекратно описанного: в сероватой моросящей мути — гигантский прямоугольник стекла, разлинованный в мелкую клеточку переплетами тридцати девяти этажей.

Конные полицейские патрулировали вдоль тротуара. Лоснились мокрые крупы лошадей. Возле входа колыхались зонтики: сегодня туристы последний раз перед открытием сессии могли попасть на территорию штаб-квартиры.

«Не будем опешить, — сказал я самому себе. — Давайте, сэр, сначала обойдем все вокруг».

«Все» — это островок штаб-квартиры ООН в океане нью-йоркских кварталов. Один журналист свои впечатления от знакомства с ним озаглавил «Путешествие в космос» — столь необычным показалось ему увиденное за оградой штаб-квартиры. «Столица мира» — назвал ее территорию другой журналист, «Ваши Объединенные Нации» — написано на обложке официального путеводителя.

«Ваши Объединенные Нации» обосновались внутри вытянутого прямоугольника, ограниченного по бокам Сорок второй и Сорок восьмой улицами. Фасадом он выходит на Первую авеню, с тыла его омывает Ист-ривер.

Эти несколько гектаров — как бы международная, «ничья» территория. Она находится под властью ООН, и там должны действовать порядки, которые наиболее благоприятствовали бы работе международной организации.