Последняя из рода Гонт (СИ) - Masha-U

Франция, особняк Николаса Фламеля, 1992 год

— Еще чашечку, Альбус?

— Благодарю, мой дорогой друг.

Послышался звук разливаемого по чашкам чая.

— Николас, что ты думаешь о Дарах Смерти? Может, стоит уничтожить их для всеобщего блага?

Пожилой волшебник задумался на минуту. Покрутив в руках Бузинную палочку, он передал её обратно владельцу и ответил:

— Пытаться уничтожить Дары Смерти — это всё равно что играть со смертью, Альбус. В этой игре еще ни у кого не получилось переиграть Смерть. Разве что спрятаться на время под мантией-невидимкой или попытаться обмануть время, друг мой. Изображенные на Старшей палочке руны судьбы и времени только подтверждают это…

Шотландия, Хогвартс, 1998 год

— Мне она больше не нужна, — проговорил Гарри, стоя на полуразрушенном мосту.

— Что? — удивился Рон. — Ты с ума сошел?

— Я знаю, она многое может, — сказал Гарри, — но мне больше нравится моя. Так что… — И,

разломив пополам Бузинную палочку, он бросил половинки с моста вниз.

— Гарри, стой! Нет! — закричала подбежавшая к ним Гермиона. — Что ты наделал?!

Подойдя к краю и посмотрев вниз, они увидели, что обломки палочки зависли в воздухе. Одна из половинок засияла, из её кончика полетели зеленые искры, и палочка срослась.

— Акцио Бузинная палочка! — крикнула Гермиона, но заклинание не подействовало.

— Акцио палочка! — с надеждой в голосе произнёс Гарри, но палочка не послушалась.

Она продолжала сиять, выпуская зеленые искры, а затем начала вращаться по кругу. Когда сияние стало ослеплять, у Гарри, Рона и Гермионы пронеслась перед глазами вся жизнь. Они увидели, как могли сложиться их судьбы. Как, стоя на вокзале Кингс-Кросс, они провожают своих детей в Хогвартс, давно позабыв ужас второй магической войны с Тёмным Лордом.

Сделав еще пару вращений, Старшая палочка резко остановилась и исчезла, стирая последние восемь лет…

========== Глава 1. Аннабель Гонт ==========

Париж, особняк Шато Дамьен, 31 июля 1990 года

Та-дам! С днём рождения меня!

Сегодня мне исполнилось десять лет, и по-настоящему обидным в этот день было то, что поздравлять меня никто не торопился и вряд ли будет. Дело в том, что со мной, в отличие от моих ровесников, жизнь обошлась довольно жестоко и я вот уже десять лет живу в особняке моих опекунов. Живу взаперти, и это не шутка: мои дядя и тётя, Гвен и Ашиль Дамьен, никуда меня не выпускают. Бывает, что у тёти Гвен хорошее настроение и тогда мне можно ненадолго выйти и прогуляться по саду. Мои опекуны называют это справедливостью: пока их сын гниет в Азкабане, я не должна наслаждаться свободой.

Чертовы фанатики…

Как-то раз я подслушала разговор дяди и тёти и поняла, что обязана своим заключением некоему месье Малфою: это он передал меня дяде со словами «она важна для Сам-Знаешь-Кого». Этот благодетель когда-то спас опекуна от смертельной опасности, и за дядей остался «долг жизни». Чтобы рассчитаться со спасителем, дяде ничего не оставалось, как взять меня на воспитание.

Кстати, о воспитании…

С каждым годом вера опекунов в то, что их сын вернется из заточения, таяла, поэтому их отношение ко мне становилось всё хуже и хуже. Чего только стоили уроки английского с тётей! Она была англичанкой и разговаривала со мной исключительно на родном языке, пока я не освоила его в совершенстве. Видя мои неудачи в освоении английского письма, тётя раздражалась, отправляла меня в кабинет дяди со словами: «Даже такая непроходимая тупица, как ты, должна знать родной язык!» — и там я подвергалась побоям… Продолжать жить в таких условиях для меня было просто невыносимо. А последний год я провела в постоянном страхе за свою жизнь: к телесным наказаниям добавилось новое — меня стали морить голодом.

Вздохнув, я окинула взглядом свою крошечную комнату, в которой едва помещались односпальная кровать, маленький шкаф с зеркалом и стул. Сверху — белый потолок, снизу — потёртый паркет, на стенах — выцветшие от времени обои. Трещины на старой двери напоминали тюремную решетку. На подоконнике лежала моя любимая книга — сборник сказок и три моих рисунка, сделанных карандашом. На них был изображен пейзаж, который находился за окном: кусты жимолости, можжевельника и красивые клумбы с цветами. Наш старинный трехэтажный особняк из камня утопал в зелени, а лужайки перед ним были засеяны лавандой. Через приоткрытое окно задувал свежий ветерок, принося с собой её нежный аромат. Если закрыть глаза, то на минуту можно представить, что я стою во дворе посреди цветущего сада…

Я подскочила с кровати, когда мой взгляд случайно зацепился за уголок газеты, выглядывающий из-под шкафа. Опустившись на колени, я затолкала поглубже стопку старых экземпляров «Ежедневного пророка», которые стащила из библиотеки несколько дней назад. Из них я узнала, что Азкабан — это тюрьма для волшебников в Англии и что неприступные стены этой тюрьмы стерегут дементоры — существа, способные высосать из человека всю радость и даже убить своим поцелуем.

Надеюсь, я никогда с ними не встречусь.

Еще я узнала из газет, что самые опасные преступники магического мира — это Пожиратели Смерти. В их число как раз и входил Феликс Дамьен, единственный сын и наследник моих опекунов. Предводитель Пожирателей Волан-де-Морт бесследно исчез девять лет назад, и с тех пор о нём ничего не было слышно. А как было бы здорово, если бы он вернулся, освободил своих приспешников… и меня заодно. Я отказывалась верить в то, что мальчик, который выжил, смог победить такого великого волшебника, но вырезки из старых газет говорили об обратном: «Гарри Поттер победил Волан-де-Морта», «Тёмного волшебника победил Избранный»…

Пока в Англии праздновали очередную годовщину победы над тёмными силами, я мечтала о свободе. Пойманным Пожирателям дали пожизненное. Только от одной мысли об этом мне становилось страшно. Неужели я тоже всю жизнь проведу взаперти? Неужели меня не отпустят на учёбу в Академию магии Шармбатон и у меня никогда не будет волшебной палочки?

От грустных мыслей меня отвлёк хлопок — в комнате появился домашний эльф.

— Мадемуазель Аннабель, хозяин с хозяйкой ждут вас в столовой! — доложил он.

Надо же, про меня сегодня не забыли!

— Поторопитесь, мадемуазель: если вы опоздаете на обед, хозяин разозлится и накажет Пинки,— произнес эльф дрожащим голосом. Он был маленьким, худым, нервно теребил свою одежду, состоящую из одной простыни, и поджимал длинные уши. Его огромные карие глаза смотрели на меня умоляюще.

«И не только тебя…»

— Через минуту спущусь, — ответила я.

Обрадованный эльф исчез с тихим хлопком.

Потеребив браслет на руке, я подошла к зеркалу и взглянула на своё лицо, которое из-за недостатка солнечных лучей стало мертвенно-бледным. Скулы заострились, под голубыми глазами залегли тёмные круги. Ободряюще улыбнувшись себе, я собрала в низкий хвост непослушные чёрные локоны, разгладила ладонями складки на старом бежевом платье и вышла из комнаты.

За пределами моей спальни царила кричащая роскошь. Мрамор под ногами, золочёная лепнина на потолке, в вычурных рамах — волшебные портреты на стенах. Когда я спускалась с третьего этажа по лестнице из красного дерева, моя ладонь скользила по резному орнаменту перил. Там были изображены колокольчики, которые так любила тётя и так ненавидела я.

Зайдя в гостиную и поприветствовав опекунов, я прошла к столу и села на своё место. Дядя и тётя, судя по их лицам, пребывали в хорошем расположении духа.

Расторопный эльф положил мне на тарелку немного зелёной фасоли с курицей. Оставшись вчера без ужина, а утром без завтрака, я едва сдержала себя, чтобы не наброситься на вкусно пахнущее блюдо и не съесть всё за секунду. Страшась лишиться еще и обеда, я стала поглощать свою порцию маленькими кусочками, как того требовал этикет.