Олег Меньшиков - Лындина Эльга

Лындина Эльга

Олег Меньшиков

Эльга Лындина

Олег Меньшиков

Светлой памяти моих родителей

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Даже самый бесстрастный фотографический снимок несет отпечаток личности того, кто держал в руках фотоаппарат... Оттого, работая над книгой об Олеге Меньшикове, я ни в коей мере не претендовала и не претендую, закончив ее, на холодную объективность взгляда - да и возможна ли она, ежели пишущий, в сущности, тот же зритель со своим миром, своими критериями и своей судьбой?

Воспринимая и пытаясь воспроизвести творения художника, актера в данном случае, никак не уйти от субъективизма. И субъективный взгляд, мне кажется, в подобной ситуации - не только право автора, но и обязанность его. Иначе не пробиться к умам и сердцам читающих твою книгу, не увлечь и не повести за собою. Вопрос лишь в том, что есть первооснова твоей личностной позиции, насколько близки тебе создания твоего героя, как глубинно они вошли в твою собственную жизнь?

Годы знакомства с Олегом Меньшиковым, встречи с ним, экранные, сценические, общение наше позволили мне с чистой душой взяться за перо. Собрать воедино впечатления, накопленные за эти годы, и попытаться поделиться ими с другими людьми.

О Меньшикове принято писать и говорить как о человеке предельно закрытом, дистанцированном до максимума, исключившем из круга своего общения прессу и тщательно оберегающем свою частную жизнь от сторонних глаз. Все это во многом справедливо. Думается, полнее всего художник открывает себя в им созданном; истина старая, но ее приходится повторять и повторять. Особенно в наше время, когда житейская накипь, связанная с жизнью звезд, известных актеров, к тому же во многом вымышленная пишущими, заняла центральное место не только на страницах желтой печати, но и в книгах, толстых, под глянцевыми обложками. Меньшиков, конечно же, прав, отгораживаясь от всего этого. От напора журналистов. Телевидения. Радио. Уважая его несомненную правоту, в книге я обращалась в основном только к его театральным и кинематографическим работам.

Его искусство смыкается с временем. Но и поднимается над ним: настоящий талант всегда приобщен к космосу, и чем старше становился Олег Меньшиков, тем отметнее становится эта приобщенность. То, что он сыграл в кино и театре, поставил на сцене, конечно, связано с конкретной эпохой и конкретным социумом. Но сама по себе одна эта связь была бы слишком хрупка и поверхностна. В русском искусстве и литературе, в их историко-философских векторах, в русской ментальности с ее извечной иррациональностью, утопичностью мышления, не сходящегося с реалиями,- во всем этом глубинные корни того, что творит актер Меньшиков.

Он может быть неумолимо, казалось бы, логичен - до полной беспощадности. Но все это нередко, даже часто, может быть взорвано эмоциональной бурей, пусть и под тщательным гримом, под умелой маской. Он может быть рассудочно-скептичен, на самом деле веруя, что в основе поступков человеческих лежат не внешние материальные факты, не объективная реальность, а скрытые экзистенциальные переживания. Дух для него важнее физики, хотя внешняя сторона существования ему далеко не безразлична. Олег остро ощущает трагическое начало бытия, ценя и нормальный ход вещей. И всегда жаждет некой исключительности в любой сфере жизни. Особенно в профессиональной, настаивая, что в искусстве надо желать невозможного. Что и стремится осуществить.

Я старалась рассказать об этом, мысленно проходя вместе с Олегом Меньшиковым его путь длиною в тридцать восемь лет. Его присутствие, зримое и незримое, было для меня главной опорой, за что я безмерно ему благодарна. Как благодарна Богу и судьбе, давшим мне возможность и силы написать о нем.

РУССКИЙ ГАМЛЕТ НА ИЗЛОМЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ

Каждый актер мечтает сыграть Гамлета.

Некоторым свою мечту удается осуществить.

Но в памяти поколений остаются немногие Гамлеты.

Олег Меньшиков Гамлета пока не сыграл, хотя великий образ давно тревожит его воображение, и потому попробуем представить, опираясь на то, что уже сделано актером, каким был бы шекспировский герой в вариации россиянина в конце второго тысячелетия.

Меньшикову легко дышится в воздухе этой эпохи. Он породнен с ней, близок человеческой своей сущностью. Оттого его Гамлет принес бы на сцену или экран крайность душевных проявлений и зыбкость моральных норм, дегуманизацию политических и социальных концепций - то, чем мы сегодня существуем изо дня в день, из часа в час, как следствие нестабильности, ненадежности нынешней общественной почвы. Слишком очевидны колебания, лихорадочные, уродливые, вызванные бешеными зигзагами российской жизни последних десятилетий. Их невозможно не ощутить, не вобрать в себя, тем более личности, столь нервной и чуткой, как Олег Меньшиков. Блаженный идиллический остров, который в прошлом обещали власть предержащие, а нынче обещают в будущем властители современные, чужд достаточно трезвому взгляду на мир Меньшикова. Вряд ли он склонен верить, что можно сбалансировать статику и динамику, хаос и незыблемые устои. Вот отчего его Гамлет с первой минуты жил бы в предощущении неминуемого разрыва аорты. Он точно знал бы, что планетарная ось давно сдвинулась, глубокая трещина прошла сквозь эту ось, сквозь тело планеты, сквозь собственную его душу. Ощущение реальности - взбесившейся, сорвавшейся с цепи, потерявшей тормоза - изваяло бы мироощущение Гамлета, живущего в наши окаянные дни. Оно показалось бы алогичным, парадоксальным в сравнении с марионеточными судорогами тех, кто взывает к смирению и душевному успокоению. Но и противостояло бы любой попытке превратить человека из цели в средство, в живое сырье для механизма истории, желанию запрограммировать духовные, общественные и творческие проявления личности.

Гамлет Меньшикова прежде всего отстаивал бы свою автономию, желая личной свободы от всех и всего, что, разумеется, немыслимо, невозможно, недосягаемо. Определенная рациональная настроенность, холодноватый скепсис, присущие поколению актера, наверное, помогали бы ему понять всю тщетность подобных усилий. Но не укрощали бы его стремления жить в соответствии самому себе, то есть максимально независимо от других людей, так или иначе сковывающих его волю. В чем же тогда выход? Скорее всего, в смерти. Возможно, в безумии. Но только не в реалиях, которые такой Гамлет презрительно отшвырнул бы в сторону.

Отчуждение от мира - это тоже катастрофа на пути российского Гамлета, но, кажется, она абсолютно органична для него, обрекая на безлюбовное существование. Совет Гамлета, преподанный им бедняжке Офелии,- уйти в монастырь - у Гамлета Олега Меньшикова был бы рожден еще и желанием поскорее избавиться от ненужной обузы. Чувство влюбленной девушки обременительно для него: драгоценные дары любви для его Гамлета - всего только рудименты. Трогательные, кроткие и пламенеющие в муке слова Офелии, где ее правда скрещивается с абсолютным равнодушием мужчины к ее правде, с одной стороны, бессмысленны для героя Меньшикова, менее всего задумавшегося бы об участи отчаявшейся девушки. С другой, оказались бы губительными, окончательно обнаружив в нем не состоявшуюся возможность любовного союза двоих людей, дарованного Богом.

"Я нужна вам, потому и любите",- эти слова Сони Мармеладовой, знакомые едва ли не каждой женщине, показались бы нелепыми, будь они обращены к меньшиковскому Гамлету. Ему не нужен никто. А в итоге - и сам себе. Неукорененность человека в окружающем мире - одна из доминирующих тем актера. Это меч, который в любую минуту может опуститься на его голову, обрывая земной путь. Самое, наверное, трагичное, что Гамлет Олега Меньшикова принял бы такой исход с радостью, поскольку таким образом освобождался от необходимости на чем-то замыкать себя. Сужать границы собственной воли, безграничной в стремлении жить, словно в мире нет иных живых, ему подобных, мыслящих созданий. Не случайно многие другие герои актера погибают, не тоскуя об утраченном мире...