Невероятные приключения циников в Скайриме - Юлия Пасынкова Страница 45

— Видно, в твоих краях не бывает зим, — зевнула я и открыла чистую страницу дневника.

— Не бывает, поэтому он и называет Невервинтер, — негромко закончил Бишоп. — Ладно, какие еще ты знаешь зелья?

Я сделала вид, что не заметила быстрой смены разговора, а Бишоп сделал вид, что не заметил моей реакции, но оба понимали, что рейнджер только что проговорился. Причем осознанно. Что бы это значило? Я решила пока не забивать себе голову и снова вернулась к алхимии.

Мы обменивались рецептами, как опытные кулинарки, и время, проведенное за обсуждением семи способов разделки злокрысов, пролетело незаметно. Солнце уже вошло в зенит, когда наша повозка прогромыхала колесами мимо очередного дорожного столба, а возница сообщил, что до Айварстеда полдня пути. К вечеру будем не месте. Я широко зевнула и собралась подремать. Все-таки бессонная ночь не прошла бесследно.

Скрючившись на лавке в три погибели, я кое-как накрылась спальным мешком от слепящего солнца, как вдруг оглушающий рев сотряс землю:

— ДО-ВА-КИ-ИН!.. НЫ!

Казалось, что началось землетрясение. Воздух дрожал, где-то испуганно закричали птицы, и горы словно сошли со своих мест. Меня швырнуло с лавки на пол, Бишопа кинуло сверху, а лошадь заржала и поднялась на дыбы — возница едва смог удержать ее на месте. Повозка встала.

— Етить-колотить! — прохрипела я из-под рейнджера, — ты тяжелый, как кабан, слезь с меня!

— Я, конечно, давно хотел оказаться сверху, но не при таких обстоятельствах, — мужик откатился в сторону, и я смогла наконец вздохнуть. Рейнджер поднялся, настороженно высунулся из телеги, — что, во имя Обливиона, это было?

— Седобородые. Призывают довакина в свою резиденцию на Высоком Хротгаре, а в нашем случае обоих довакинов… — я спрыгнула с телеги, пока возница ходил вокруг своей лошади, что-то успокаивающе нашептывая ей на ухо.

Дорога, по которой мы ехали уже несколько дней, пролегала у подножия гор. Я приложила ладонь ко лбу, закрываясь от слепящих лучей, и посмотрела на вершины, то и дело пропадающие в снежных облаках. Похоже из-за Крика Седобородых горы накрыло несколько лавин. Этим старцам в тяжелый рок бы податься: умение орать на весь стадион у них в крови, не говоря уже про длинные патлы с бородами. Зизитопы…

— Эй, Пит… — голос Бишопа вывел из задумчивости, — залезай, мы отправляемся — Карнвир сам себя не спасет…

Я догнала уже отъезжающую телегу и вскарабкалась на подножку. Остаток пути до Айварстеда каждый занимался своим делом и о недавнем крике Седобородых больше ничего не напоминало.

Когда солнце начало клониться к закату, а я выть от тоски, в воздухе запахло чем-то съедобным с примесью дыма из очага и ароматными нотками навоза. Кажется, мы приближались к селению. Бишоп встрепенулся, а лук оказался у него в руках быстрее, чем до меня дошло в чем дело: навстречу спешили двое груженных под самую завязку путников с факелами. Они заметили повозку и яростно замахали вознице.

— Назад! Поворачивайте!

Возница притормозил около чудаков, и мы с Бишопом высунулись из телеги. Один из подорожних — лысеющий мужик в накинутом впопыхах тулупе испуганно косился в сторону, откуда только пришел; второй — помоложе — вцепился в борта повозки до побелевших пальцев:

— Бегите, глупцы!

— Гендальф, а ты помолодел, — не выдержала я, чем заработала испуганный взгляд мужика.

— Ты обозналась, женщина, я — Рэндалл. Рэндалл из Коллегии бардов, что в Солитьюде, — он умоляюще уставился на нас с Бишопом, — вы были в Солитьюде? Он прекрасен в это время года. Прошу вас, поехали в Солитьюд, и я куплю вам лучшего эля в местной таверне!

Бишоп поставил ногу на борт повозки рядом с пальцами напуганного мужика и демонстративно огладил рукоять кинжала, торчащего из ножен:

— Или ты проваливаешь с дороги, или до Солитьюда ты будешь добираться по частям…

— Погоди, «милый», — я взяла его под локоть, и Бишоп удивленно вскинул бровь, — ты видишь, этот джентльмен очень напуган. Не расскажите ли, что случилось?

Путники на всякий случай отошли от повозки, крепко сжимая в руках факелы — похоже, единственное их оружие. «Рэндалл из коллегии» смерил нас оценивающим взглядом, и я мило улыбнулась, стараясь скрасить впечатление от скверного настроения рейнджера. Сработало. Мужик переглянулся со своим спутником и пустился в объяснение:

— Там… — крючковатый палец уткнулся в сторону Айварстеда, — там поселилось зло! Проклятие пало на всю деревню, храни их Акатош! Мы — обычные пилигримы и барды. Шли на Высокий Хротгар, хотели вступить на путь Семи тысяч ступеней, чтобы сочинить новую песнь, но, каюсь, предались чревоугодию в местной таверне, и это чуть нас не сгубило! Налетел ветер, вдруг стало темно, что ночью, хотя еще минуту назад был день. Всюду замелькали молнии, мы выскочили на улицу, а над крышами пролетел настоящий дракон из легенд! Он покружил немного и исчез, а потом будто сама природа взбесилась: откуда-то целая стая медведей, представляете?! Медведи не ходят толпой, а тут аж несколько штук брели по улицам, но никого не тронули и тоже ушли. Может, молний испугались, ведь вдруг ка-ак шандарахнуло, прямо в крышу курятника Йофтура! А потом… Потом… Боги…

Мужик не выдержал и разрыдался, размазывая слезы по бородатому лицу. Второй сочувствующе похлопал его по плечу, но было видно, что и сам едва держится. Я посмотрела на Бишопа — рейнджер был озадачен не меньше моего. Мужики тем временем громко всхлипнули и обнялись, объединенные одним горем.

— Кх-кхм… — я тактично покашляла, привлекая внимание, — милейшие, что потом-то было?

Лысеющий мужик, придерживая своего приятеля, поднял на нас мертвый взгляд:

— Потом мы увидели само Зло… Оно вышло из Обливиона — клянусь без даэдра тут не обошлось. По облику безобидная курица, но, клянусь бородой Исмира, то был настоящий демон! Не дайте себе обмануться… А лучше вообще туда не ходите и поворачивайте на… Солитьюд.

— Курица, значит… — Бишоп скривил рот в усмешке, — и чем же эта курица так вас доконала?

— О боги… — мужики наперебой начали жаловаться на злоключения, — сначала она на наших глазах устроила погром в курятнике и вырвала все перья петуху, а бедный Йофтур так им гордился! Это ведь настоящий племенной петух, а ему теперь ни на одной ярмарке не