разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

ИВАН БОРОДУЛИН

МЫ-РАЗВЕДКА

Документальная повесть

ИЗДАНИЕ 2-е

МУРМАНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1970

Художник В. В. МЕДВЕДЕВ

Удивительны человеческие судьбы. Есть люди, на до­лю которых жизнь отпускает так много превратностей, невзгод и приключений, что их хватило бы доброму де­сятку шестидесятилетних.

Один из таких людей живет в Мурманске. Это мол­чаливый, малоприметный человек с чуть тронутыми седи­ной висками. На его худощавом смуглом лице глубоки­ми складками расписались сорок девять лет, морские ветры и война.

…В Мурманском областном драмтеатре на торжествен­ном заседании, посвященном 20-летию великой Побе­ды, чествовали воинов — Героев Советского Союза, вру­чали им золотые часы с юбилейной надписью. Потом военный комиссар области гордо и тепло сказал о кава­лерах ордена Славы трех степеней — высшей солдат­ской награды, назвал имена…

«…гвардии старшина запаса Бородулин Иван Алексе­евич». +

В зале смущенно поднялся сугубо штатский человек.

Ему долго и бурно аплодировал весь зал — от прези­диума до дежурных у входных дверей.

Потом мне довелось встретиться с Иваном Алексе­евичем по долгу журналистской службы. Интервью бы­ло длинным, но, если можно так сказать, малопродук­тивным.

— Значит, воевал в Заполярье, в 10-й гвардейской дивизии?

— Точно.

— А где?

— В разведке.

PAGE5

— А не могли бы вы рассказать о тех боевых делах, за которые получили награды?

— «Языков» таскали.

— И сколько же «натаскали»?

— Девятнадцать.

— Лично или вместе с товарищами!

— Ясное дело, с товарищами. И лично.

— Ну, а второй орден за что дали?

— За выполнение задания.

Вот таким образом и тянулась беседа. Мой собесед­ник выстреливал одним-двумя словами и невозмутимо ждал очередного вопроса. Однако, несмотря на всю скупость и односложность ответов, я узнал достаточно, чтобы без колебаний написать первый абзац об удиви­тельности судеб.

Да, многое выпало на долю этого обыкновенного человека в годы войны и после нее. Не каждому дано пройти три фронта разведчиком, постоянно глядеть в лицо смерти и остаться в живых.

В 1941 году, когда гитлеровцы напали на нашу стра­ну, Иван Бородулин был призван в армию с первого курса Ленинградского горного института. Учился в шко­ле разведчиков. Был участником военного парада на Красной площади 7 ноября 1941 года, а в мае 1945 го­да расписался на рейхстаге. Первый раз его ранило на льду Ладожского озера в январе 1942 года и последний раз —11 мая 1945 года северо-западнее Берлина.

Продолжительное время старшина Иван Бородулин командовал взводом разведки 23-го стрелкового полка 10-й гвардейской дивизии, действовавшей на Мурман­ском направлении. Он и его товарищи ходили по тылам грага, брали «языков», участвовали в освобождении Се-парной Норвегии, а затем вместе с 10-й гвардейской воевали на дорогах Польши, брали Штеттин и другие крепости на северо-востоке Германии.

Из армии демобилизованный 26-летний старшина принес три ордена Славы всех степений, несколько ме­далей, польский боевой орден и старую мечту о высшем образовании.

Приехав на родину, в Карелию, Иван Бородулин рабо­тал секретарем Питкярантского райкома комсомола, а через год, загоревшись морем, решил пытать счастья в Мурманском мореходном училище. На экзамены он опоздал и пошел плавать в траловый флот матросом. Потом — школа усовершенствования командного соста­ва. Она дала Бородулину диплом штурмана малого пла­вания и рабочее место в судоводительской рубке. И опять рейсы, рыба. Ступеньки на служебной лестни­це: он — третий, второй и старший помощник капи­тана. Море любит сильных, но оно отнюдь не бережно обращается с ними. Здоровье запросило берега, и завт­рашний капитан траулера уходит в диспетчеры рыбного порта. Утешением служит появившаяся возможность получить высшее образование. Бородулин поступает на заочное отделение Петрозаводского госуниверситета и, окончив историко-филологический факультет, полу­чает диплом учителя.

Сейчас Иван Алексеевич'Бородулин работает в авто­мотоклубе Мурманского ДОСААФа — учит допризыв­ников водить мотоцикл и разбирать его железные внут­ренности.

Я спросил:

— Почему же так, старший штурман, дипломирован­ный учитель и вдруг — инструктор по мотоделу?

Иван Алексеевич ответил не сразу и с каким-то едва уловимым вызовом:

— А мне нравится с ребятами, когда у них глаза горят,

— И как работа, удовлетворяет?

— Ясное дело. В прошлом году шестерых отправил в армию перворазрядниками. Очень нужно, чтоб наши ребята больше умели до призыва.

После войны многие большие военачальники написа­ли мемуары, рассказали о стратегических замыслах, крупных операциях и сражениях.

Но кроме стратегии была на войне и повседневная «черная» работа, детали которой трудно запомнить и о которой ничего не записывалось в штабных докумен­тах. Работу эту делали люди. Они не совершали особых подвигов, и слава о них редко выходила за пределы пол­ка или батальона. Но они отважно дрались, получали ордена, погибали в бою и умирали в госпиталях. Память о них неистребимо живет в семьях и на безымянных обе­лисках братских могил. А надо, чтоб их имена знали и помнили люди нового поколения, вся молодежь, а не только сыновья солдат. Рассказать о тех, кто мужествен­но бился и погиб за Родину, — высокий и неотложный долг оставшихся в живых.

Все эти соображения, одно за другим, я высказывал Ивану Алексеевичу Бородулину, убеждая его взяться за книжку о разведчиках. Сначала он отказался наотрез, потом обещал подумать, а через три дня позвонил по телефону и сказал, что попробует.

Перед тобой, читатель, книга, в которой ничего не выдумано и все герои которой носят свои имена и фа­милии.

А. Краснобаев

БРАТЬЯМ ПО ОРУЖИЮ, БОЕВЫМ ДРУЗЬЯМ-ОДНОПОЛЧАНАМ, ОСТАВШИМСЯ В ЖИВЫХ:

полковнику АНАТОЛИЮ ПАСЬКО, лейтенанту ВИКТОРУ БАЛУХИНУ, лейтенанту НИКОЛАЮ МОРОЗОВУ, старшине ДМИТРИЮ ДОРОФЕЕВУ, сержанту НИКОЛАЮ Б ЕРЬ ЯЛОВ У, ефрейтору ПЕТРУ ТРИШКИНУ

И ПАВШИМ СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ В БОЯХ ЗА СВОБОДУ И НЕЗАВИСИМОСТЬ НАШЕЙ РОДИНЫ:

сержанту ВИКТОРУ ФОМИЧЕВУ, сержанту ЮРИЮ КРЫЛОВУ, сержанту МИХАИЛУ СЫРИНУ. сержанту СЕРГЕЮ СМИРНОВУ, ефрейтору НИКОЛАЮ РАСОХИНУ

ПОСВЯЩАЮ

Иван Бородулин

I

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПРОЩАЙ, ИНСТИТУТ, ПРОЩАЙ, «ГРАЖДАНКА»

Тысяча девятьсот сорок первый год для меня и моих ровесников начался безоблачно. Мы, недавние десяти­классники, простившись со школой, как говорится, вы­шли в люди, на самостоятельную дорогу. Мы завели длинные и широкие, по моде, брюки, солидно, баском бросали в парикмахерских; «Побриться!» — и не особен­но задумывались над какими-либо жизненными пробле­мами.

В Европе шла война. Мы читали в газетах, что герман­ские войска взяли Варшаву, что пал Париж и немцы во­шли в Прагу. Мы знали, что есть фашисты, Гитлер, но ставили их в своем понимании на те же полочки, что и англо-французских империалистов во главе с Черчил­лем и Даладье.

Мы считали, что Красная Армия всех сильней и если кто-нибудь посмеет сунуть «свое свиное рыло в наш со­ветский огород», то будет бит «малой кровью и могу­чим ударом». Мы пели «Если завтра война, если завтра в поход», нимало не представляя себе, а что будет, если завтра действительно война. Мы пели потому, что песни были бодрые, правильные и соответствовали нашему настроению. И, конечно, каждый из нас в то же время в меру сил и материальных возможностей двигался избранной дорогой в инженеры, врачи, агрономы.

Мои детство и отрочество, проходившие в лесах Ка­релии (есть там деревня Песчаная, моя родина), не бы­ли насыщены изобилием материальных благ, и поэто­му стипендия в 300 рублей, положенная мне как студенту

PAGE13

Ленинградского горного института, была значительной суммой. Во всяком случае, мне запросто удавалось сво­дить концы с концами в своем студенческом бюджете и лишь изредка взимать родственную дань с тетки, да и то, главным образом, в виде бесплатных обедов и ужинов.

Майские и июньские дни 1941 года в Ленинграде бы­ли теплыми и светлыми. По неписаной традиции наша студенческая братва запросто лишала себя сна и, не­смотря на сессию, трудные экзамены, бодрствовала бе­лыми ночами в ленинградских парках и скверах.