Неизвестно - Начальник

Владимир Марамзин

НАЧАЛЬНИК

Повесть

1. С МОИМ НАРОДОМ

В четверг начальник пошел мыться в баню. В бане было много народу.

— Ну и пусть, — обиделся начальник. — Я тогда не пойду, пусть им будет хуже.

Но потом он утешился и занял очередь.

«Ничего, — подумал он снова, когда утешился. — Я могу и подождать. Значит, я живу теперь, как все, со всем народом, в полном согласии с расписанием телевизора: раз четверг выходной — весь народ устрем­ляется в баню».

Он стоял, как и очередь, вдоль по стене и, скучая, болтался телом вправо и влево, слегка постукивая об стенку плечами.

Вдруг ему наступили на обе ноги и пребольно.

— Ой! — сказал начальник. И добавил вежливо:

— Извините!

— Понаставили ноги! — крикнула сердито насту­пившая тетка. — Дома ведь не расставляются, а в бане можно. Своей жене не суют сапогами в походку! А тут, значит, баня, тут можно. Тут общественное место — значит, суйте.

И долго еще ворчала, спускаясь по лестнице, ни­чуть не приняв от начальника извинений.

«Ей мало, чтобы ты извинился, — думал ей в спи­ну начальник со вздохом. — Ей еще об тебя и нате­шиться надо. Это пусть. Ничего. Лучше тут промол­чать».

Женщин начальник не то что боялся — он себя над женщиной не чувствовал начальством, потому что главная женская жизнь идет где-то дома, куда не до­браться со всеобщим порядком, который нравилось начальнику внедрять. Мужчины, что же — такие же точно, как и у него, у начальника, в цеху: над каждым есть свое руководство. А когда руководство его от­пускает — мужчина тогда покупает газету. Газеты начальник регулярно читал, поэтому у него с мужчи­нами был общий язык, к тому же и сам он, начальник, мужчина.

Помывщиков впускал по одному нестарый банщик с бородой: красив, подлец, как русский царь.

— Хотя мы все честные и справедливые, а все же грязь на людях есть, как ни скажи, — сказал он на­чальнику, принимая талон.

Больше в бане ничего не случилось особенного, кроме того, что какой-то старик попросил начальника вымыть спинку.

— Ты покрепче давай, — попросил старичок и склонился, принимая на спину привычно мочалку.

«Как он запросто — я так не умею. Я не умею сразу же на ты переходить, — огорчился начальник. — Мне для этого нужно всегда много времени. Вот, ска­жем, нужно кого-нибудь обругать — на вы разве обру­гаешь как следует? Нет, ни за что».

«Но все же ругаются сразу на ты? — и ничего, а у меня это никак не выходит»,—удивлялся начальник.

Он мылил и мылил стариковскую спину, а старик с удовольствием прогибался и ничего не говорил ему, что хватит. Не мог же он сам объявить, что доволь­но? Начальник надеялся хотя бы на маленькую, по­жилую совесть, которая должна же быть у каждого старика.

— Ты не заснул ли случайно, дедушка? — спросил он, решившись.

— А, да! Хватит, милый, хватит. И правда, — спохватился старик. Он вроде, и верно, маленько со­снул.

«Ну вот, — подумал начальник. — Как это я хо­рошо. Если б я не сказал, он бы просто замылся. Ему б не хватило на такое усердие кожи. Значит, хорошо, что я начал отучаться от вы».

Но просить старика все же он постеснялся, по­скорей вымыл сам себе спину, как мог, быстро оделся и двинулся к дому.

2. ВО СНЕ И НАЯВУ

Дома все спали, привыкнув рано ложиться. Он улегся не сразу, долго пил чай у себя на столе, вдалеке от кровати, чтобы никому не мешать. Настольная скульптура Петр Первый, слегка подняв свои чугун­ные усы на щеки, стояла перед ним, как собеседник.

Потом начальник разделся и лег. Он скоро уснул на краю постели, высунув чистые, парные коленки наружу. Он спал, подергивая согнутыми пальцами руки, иногда видел сны, приобнимал одной рукой же­ну за плечи, зовя ее к себе на помощь, в этот сон, и снова выкидывал руку обратно, за постель, за одеяло, чтоб рука успела что-нибудь сделать, пока он там спит.

Вдруг, в разгар самой ночи, ему показалось, будто он выплыл откуда-то на поверхность.

— Я лежу и сплю, и мне уже много для этого ночи, — подумал начальник. Сон его прекратился.

Жена отчужденно лежала во сне, раскинув ладоши среди одеяла, привалив сомлевшие ноги друг к другу. Была она занята только собой, только сном, не имев­шим отношения ни к мужу, ни к целому свету.

Если бы он и появился у ней, в ее сне, прорвав­шись силою ее — а не его — желания на это, он бы оказался в ее сне не самим собою, был бы он искажен фантазией ее к нему отношения.

И что бы тут он ни делал, как бы ни старался, нельзя ему пробиться уже в ее голову. Можно разбу­дить, тогда она рассердится и, только вспомнив, что он — это он, что она его любит, может быть, вскоре заставит себя улыбнуться и сердитость подавит.

Сто лет назад и даже позже многие люди не спали ночами — и что из этого вышло? Теперь введено по­головное равенство, ночью всем нужно обязательно спать, кроме, разумеется, третьей смены станочников.

Избыток энергии мешал начальнику уснуть как надо. «Какой я все-таки энергичный», — подумал он, но не успокоился. Все время думалось про цех и про различные дела на работе, про которые думать сейчас бы не нужно.

Вчера ему прислали анонимное письмо: «Двадцать четвертого этого месяца ваша комсомолка Денисенко судится с Володькой. Вы пришлите честных людей посмотреть и убедиться, какие есть ваши комсомоль­цы. Наблюдающий».

А недавно пришел к нему наладчик Жора Крёк- шин.

— Надо бы механизировать, — сказал Жора Крёкшин.

— Правильно, — ответил начальник. — А что?

— Всё механизировать, в цехе, что можно.

— Что же можно? конкретно? — спросил терпе­ливо начальник.

— Ну, я не знаю. Мое дело предложить. Я идею предложил, а там дело ваше, — отвечал хитрый Крёк­шин.

Начальник хотел на него рассердиться, но пере­думал:

— Знаешь, Крёкшин, я тебя не пойму. Ты ко мне приди еще раз с Михельсоном. Пусть-ка он тебя пой­мет, а потом мне расскажет. Мне просто некогда всех понимать.

Крёкшин тогда на него разобиделся и пошел го­ворить, что его зажимают. Зажимать изобретателей было нельзя, и хоть, может быть, Крёкшину не очень поверили, но слово прозвучало, и все его запомнили себе на уме. Цеху от этого была не польза.

Начальник подумал о хитром Крёкшине и еще о своем заместителе Михельсоне. Надо бы ему приба­вить зарплаты, давно он работает, и большая семья — да как это сделать? По штату больше ему не положе­но. Значит, выход один — перейти на другое место, а он начальнику нужен был в цехе.

Он ворочался один, в самом центре ночи, зады­хаясь от своей энергичности, от хотения скорее про­должить дела, и было некому хотя б рассказать, что­бы успокоиться, потому что даже самые близкие лю­ди были заняты сейчас только сном.

Наконец, начальник опять заснул, и ему приснил­ся еще один сон, которого он уже не забыл.

Цех его стал развиваться вдруг бурными темпами. Всем, кому можно, он повысил оклады. Рабочим уда­лось увеличить расценки.

Хитрый Крёкшин расхаживал в цехе, глядя на ра­ботниц, как на лишние стулья.

— Механизировать сегодня этот угол, — подавал идею Крёкшин, и один цеховой угол был сегодня же механизирован свыше.

Крёкшин получал за свою изобретательскую идею, отдыхал пару дней, а потом отправлялся в другой угол цеха и предлагал его механизировать завтра. Все не могли нахвалиться на БРИЗ у них в цехе.

Вскоре цех был механизирован вдоль и по диаго­нали. Начальник чувствовал к Крёкшину страх, не велел пускать его к себе в кабинет, вечерами, вспом­нив, что он тоже инженер, изобрел небольшое приспо­собление, отличавшее Крёкшина от других людей цеха.

Это приспособление он устроил в двери, чтобы Крёк­шин не мог механизировать до конца руководство.

«Все же я человек несомненно нужный», — поду­мал начальник в том куске головы, который и во сне у него не засыпал; подумал, как будто он был дура­чок, а на самом деле, как часто мы думаем в глубине про себя.

Цех покрасили наново. Если идти по нему к каби­нету начальника — цех был красный, а если обратно — зеленый. По диагонали тоже были разные оттенки, позволявшие глазу отдыхать, не уходя из помещения. У входа висели большие часы, но вскоре их сняли, чтобы не огорчать опоздавших.

Каждый в цехе боролся за звание, но не каждому звание было присвоено (хотя и все его, конечно, до­стигли), потому что это было бы не мудрено и не нужно, даже плохо: а за что же тогда все боролись бы дальше друг перед другом?

Выступая на празднике под названием «Что наме­тили, то и сделали», заместитель начальника как-то сказал:

— По данным отдела кадров завода, люди в на­шем цеху на два сантиметра теперь в среднем выше, чем люди в других, аналогичных цехах.

И люди, которые стали выше других, хотели сплясать или спеть хором песню, но потом передума­ли, потому что не знали, чего с собой сделать для ради веселья.

Начальник во сне очень много работал для этой картины — впрочем, в нормальное, дневное время он работал точно так же, так как верил, что все разви­вается к лучшему, и эта хорошая вера двигала его впе­ред, а также желание отличиться в достойном деле — тоже не совсем плохое желание.