Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии Страница 55

Отбросим же всякие увертки и взглянем на вопрос посмелее. Зачем мы забрались в Азию?

Ответ мы извлечем из предлежащего труда: наше движение на восток не зависело от далеких планов — мы преследовали только ближайшие цели: дикие номады, непризнающие никаких прав, кроме права силы, нападают на наши границы, захватывают «полон» и продают русских тысячами на рынках Средней Азии. Ответные набеги наших отрядов только запутывали счеты и разжигали взаимную ненависть. Испробовали другой способ: степные укрепления. — Дело пошло лучше, но форты надобно было связать друг с другом. Образовались линии. Стремление связать линии оренбургскую с сибирскою — повело к занятию позиций на реках Сыр-Дарье и Чу, а это вызвало вражду со стороны Кокана, Бухары и Хивы. Ряд войн с этими ханствами — привел нас на теперешния стоянки.

Смело утверждаем, что при всем этом об Индии и не помышляли: «наших бьют, значить, надо выручать» — вот самая короткая формула, непонятная только дипломату.

Какая польза от наших завоеваний?

Отвечу вопросом же: отчего такого вопроса не задают ни в Оренбурге ни на Урале?

Скажут: а потому, что там за Азию-то кресты получают ..

— Совсем не то: а потому, что там теперь жить можно без опасения за каждый час свой.

И так первая выгода, какой мы достигли — заключается в обеспечении приуральской окраины.

Вторая выгода заключается в обеспечении нашей торговли. Доказательством служат следующие цифры: до 1850 года из Азии привозилось товару на 800,000 р. в год, а вывозилось туда из России на 600,000 через 17 лет, т. е. в 1867 привоз дошел до 13 миллионов, а вывоз до 16 1/2 миллионов и это не смотря на ряд войн с Бухарой и Коканом, не смотря на запрещение, наложенное на бухарскую торговлю, по настояниям Черняева!

Третья выгода, достигнутая нами, состоят в том, что с теперешних позиций мы можем не только в проектах, но и в действительности — угрожать Британской Индии. В этом отношении среднеазиятские владения наши служат нам только этапом для дальнейшего движения, станцией, где мы можем отдыхать и собираться с силами.

Если при Павле 1-м сухопутная экспедиция в Индию считалась возможною, то, теперь, когда мы подвинулись вперед на такое огромное расстояние — теперь такая экспедиция становится, конечно, еще возможнее.

Из-за Азии мы, конечно, с Англией не поссоримся; если это случится, то скорее по поводу какого-нибудь европейского вопроса. Понятное дело, что мы должны будем воспользоваться выгодами нашего положения в Азии и близостью в Индии. Поступать иначе было бы весьма неблагоразумно.

Сами англичане прекрасно понимают возможность нашего движения в Индии и серьезно обдумали этот вопрос.

Главным средством противодействия они, совершенно основательно, считают железные пути и, со времени занятия нами Ташкента — занялись этим делом весьма усердно.

К 1-му апреля 1872 года действовало уже путей на протяжении 7,761 версты, строилось 2,414 верст и разрешено было 1757 верст. Таким образом вся сеть заключает в себе 11,932 версты.

Как относится к этому правительство, видно из того, что компания железных дорог получила с 1849 по 1871 год одних только гарантированных процентов 204,560,779 рублей. Сами же дороги заработывают теперь, средним числом, по 4,737 рублей на версту.

Прибавим к этому 3,000 верст каналов, 200,000 войска, 400 орудий, наконец бездефицитный бюджет самой Англии {78} — и мы получим достаточно ясную картину: — насколько готова Индо-Британия к борьбе.

Кто из нас одолеет — эго другой вопрос и мы его касаться не будем. Несомненно только то, что англичане нас ждут, готовят все, что нужно для торжественной встречи, но тем не менее искренно желают отдалить наш визит до последней возможности. Ждут нас и порабощенные ими индусы...

Ост-индская компания есть ни что иное, как болезненный нарост на прекрасном челе Индии — паразит, питающийся лучшими соками плодороднейшей и богатейшей страны в мире.

Нарост этот может быть удален только хирургическою операциею. Индусы пробовали в 1857 г. произвести эту операцию сами но оказались недостаточно искуссными. Теперь они ждут хирурга с севера, торопят его своими просьбами, проповедывают о нем в своих храмах...

Я не буду распространяться о причинах такой ненависти индусов к англичанам. Сказать откровенно — я бы желал даже, чтобы это дерево росло благополучно и принесло бы свои плоды...

Англичане сами хорошо знают всю шаткость своего положения и постарались укрепить его золотом и железом. Они не постояли за деньгами, не отступили перед громадными расходами и перетянули, рассыпавшуюся махину железными обручами, — оковали ее вдоль и поперег лентами железных дорог!

В каждую данную минуту, на каждом данном месте, они могут сосредоточить достаточное количество войска, для встречи внешнего врага и для подавления частного восстания.

Индусы не скоро соберутся с духом, чтоб повторить опыт 1857 года — и потому англичанам придется иметь дело только с одними вспышками, но никто не поручится, что пламя восстания не охватит всю Индию, когда ей дан будет толчек извне. А тогда другое дело: из 200,000 войска придется скинуть со счета 124,000 туземцев, остальных придется разбросать по наиболее драгоценным пунктам...

Надо заметить, что ост-индское правительство уменьшило теперь размер пенсии офицерам, служащим в туземных войсках. Результатом этого было то, что множество офицеров (в особенности полковников) перешло в другие войска или вышло в отставку, чтобы воспользоваться пенсией по прежнему закону. Это конечно не останется без влияния на степень доброкачественности туземных войск.

Что касается возможности нового возмущения их, то англичане придумали довольно ловкую меру: они вооружили их теперь ружьями Снайдера (вроде наших Крынка), с металлическим патроном. Мне случилось встретить в «Русском Инвалиде» такое мнение, что дескать не смотря на неблагонадежность сейков, англичане все-таки вооружили их скорострельными ружьями! — Стоит вникнуть поглубже в этот факт и тотчас обнаружится, что англичане никакого промаха не совершили, ибо патронов отпускается весьма мало и, стало быть, в случае возмущения, когда патроны будут израсходованы — ружья обратятся в дреколие. Поэтому, вместо выражения: «не смотря на неблагонадежность» следует поставить: «вследствие неблагонадежности». Старые же ружья ост-индское правительство посылает туркменам, кашгарцам и всякому, кто хочет противоборствовать России.

И так, сейки все-таки не надежны. Что касается железных дорог и телеграфов, то они, конечно, не застрахованы от порчи... В результате получится тот вывод, что при серьезной опасности, англичанам, пожалуй, и не удастся «быть в данное время и на данном месте — сильнее своего противника».

Если бы мы имели в виду исключительно Индию — мы бы должны были торопиться и не тратить время на бесплодную игру в дипломатию с тупоголовыми ханами. В действительности же наше движение вперед находится в зависимости именно от этих ханов: сглупит тот или другой из них — мы и подвинулись на шаг.

Границы наши не прочны, где не мелькают штыки. Никакая естественная граница не удержит лихого азиятского наездника — надо отдать ему справедливость. Реку он переплывет на коне; или вернее — рядом с конем, за гриву которого он держится. Гору перелезет даже с верблюдом — хотя бы для этого пришлось вырубать ступеньки.

Оказывается, что самая лучшая и, конечно, самая естественная граница — это стрелковая цепь.

Припомним выражение спартанского царя Агезилая: «границы Спарты — на концах копий спартанских». Действительно, при отсутствии необходимых естественных границ враг только там и не пролезает, где натыкается на забор из копий — или штыков!

Сыр-Дарья, казалось бы, и хорошая естественная граница, а сколько раз переправлялись через нее вплавь целые шайки?

Казаки Пистолькорса и сотня Скобелева проделывали эту штуку, под Чиназом, безчисленное множество раз.

С другой стороны: граница наша с Бухарою не окаймлена ни горами, ни реками, а между тем бухарцы сидят смирно, и границу эту уважают. Почему так? — А потому, что на дороге мелькают русские штыки!

Пока наши соседи не достаточно окрепли в науке международного права, которую, не без успеха, преподают им наши линейные и стрелковые батальоны, до тех пор, мы не можем быть уверены, что завтра останемся на том же месте, на котором стоим сегодня. — Весьма возможно поэтому, что мы придвинемся к Индии еще ближе.

В этом для нас нет ничего страшного. Этого должен желать каждый русский, сохранивший еще способность размышлять.

В самом деле: из за чего мы бьемся?

И в Европе, и в Азии, мы бьемся из за того, чтобы соседи дали нам возможность жить в мире и спокойствии, дали нам возможность устраивать свои внутренния дела, развивать свои естественные средства, свою промышленность и торговлю, — без всего этого невозможно достигнуть нравственного и материального благосостояния, единственной цели всякого государства.