Эдвард Радзинский - Старая актриса на роль жены Достоевского

Эдвард Станиславович Радзинский

Старая актриса на роль жены Достоевского

«… Мне 19 лет, я сижу в грим-уборной, сзади ко мне подходит актер — великий Ленский. Он берет кисточку, делает несколько мазков на моем лице — и в зеркале, на глазах, я становлюсь старухой!

Я плачу! Я не хочу!..»

Дом инвалидов и престарелых в старинном особняке. В маленькой гостиной с лепным потолком — мебель разных эпох, старинные кресла красного дерева, современный дешевый журнальный столик с телефоном и царственный диван карельской березы — с бронзовыми инкрустациями, львиными головами. Рядом с диваном — эмалированное ведро с надписью «Хлорка» и половая щетка. В другом углу гостиной — крохотная эстрада со старым роялем. На стенах — портреты Пушкина, Толстого, Чайковского вместе с медицинскими плакатами о борьбе с гриппом и кишечными заболеваниями. К стене прислонен огромный фанерный щит с надписью: «А еще я люблю жизнь за то, что в ней можно путешествовать. Пржевальский». (Щит стоял прежде в городском саду, и как-то на зиму его перенесли в гостиную — и здесь забыли.) В гостиной тишина — и никого. Потом раздается скрип отворяемой двери и появляется Старая актриса. Она входит с книгой в руках, останавливается и с любопытством оглядывает гостиную. Прочитав слова Пржевальского на щите, Она радостно хохочет. Смех у нее какой-то заразительный, прелестно молодой… Продолжая смеяться, Старая актриса направляется к эстраде с роялем… Она чуть пританцовывает и даже напевает: «Мы были на бале… на бале… на бале…»

Голос (будто из-под земли, гнусаво). «И с бала нас прогнали…»

Она замирает, прислушивается, но в комнате тишина.

Она (поняв, что все это почудилось). «Мы были на бале, на бале… на бале…»

Голос (оглушительно через мегафон). «И с бала нас прогнали!.. Прогнали… Прогнали!..»

Она (оглядывая пустую комнату). Вы где? Голос (интимно, громким шепотом через мегафон). Я — у себя.

Поняв, что голос звучит из-под дивана, Она направляется туда.

(Вопит через мегафон.) Ни с места!

Она испуганно останавливается.

Санитарная зона — видишь, ведро с хлоркой? Специально протирают вокруг меня! Хо-хо-хо… Испугалась? Небось подумала: трубный глас с того света?.. А это я мегафон стащил из комнаты здоровья. Теперь удобно разговаривать: тут три четверти населения — глухие как тетерева! Кстати, старуха, ты очень глухая?

Она. Слава Богу, судьба милостива… И я отчетливо слышу ваш противный голос из-под дивана… Кстати, а что вы делаете под диваном?

Голос. Я там живу.

Она. То есть как?

Голос. То есть так!

Она. Внизу… живете?!

Голос. А ты наверху живешь… Тебе что, лучше?..

Она. Ха-ха-ха!.. Ну, все-таки внизу… там ползает… разное…

Голос. А наверху — не ползает?

Она. Как забавно!.. И что же… вы… там… весь день проводите? Или все-таки выходите на прогулку… на воздух?..

Голос. Эх, старуха-старуха… У нас с тобой теперь прогулка одна — там на воздухе належимся… И вообще, знаешь, сколько я наглотался за жизнь этого треклятого воздуха? Теперь лежу и от вашего чертова воздуха отдыхаю… Хо-хо-хо!..

Она (стараясь весело). Ха-ха-ха!

Голос. А ты, видать, спортивная старуха… Как зашла — слышу: шасть к словам Пржевальского!.. И похохатываешь — смешно читать призыв к путешествиям в Доме для инвалидов и престарелых? (Таинственно .) Неужели ты не поняла, курица, о каком путешествии речь? О самом быстром и самом надежном: утром обедаешь с родственниками, а ужинаешь — с предками! Хо-хо-хо!

Она. Ха-ха-ха…

Голос. А у самой поджилки трясутся? А я, грешник, люблю кладбищенский юмор. Я, когда почтальоном работал, сам придумал себе надпись на могилке: «Ушел, не оставив адреса». Хо-хо-хо!

Она. Ха-ха-ха!

Голос. Ну а ты?.. (Задыхаясь от смеха.) Что напишешь на своей?

Она. Одно слово: «Занято…» Ха-ха-ха! Вот так, почтальон под диваном!

Голос. Нет! Нет! Это прежде я был почтальон. А теперь я живописец, гений!

Она хохочет.

Ты что-то задерживаешься, хохотливая старуха. Обычно заговоришь с вашей сестрой с кладбищенским юмором, и она тут же ноги в руки — и пулей освобождает мне жизненное пространство.

Она. Зачем вам столько пространства… если вы — под диваном?

Голос. Видишь ли, старуха, я — философ.

Она. Как? И почтальон, и живописец, и философ? Я встретила Леонардо да Винчи!.. Ха-ха-ха!

Голос. Поостри, карга!.. Ты еще не знаешь, кого ты встретила! Сколько усилий я потратил, чтобы тут одному в покое философствовать? Я, как прибыл сюда, сначала залег в туалете! За унитаз ухватился, чтобы не оттащили! И лежу себе в туалетной тиши и мыслю: проблемы сплошь мировые — вечная жизнь, добро и зло, Великий инквизитор. Ан нет, каждую секунду в дверь рвутся! Им плевать, что там философствует живописец и гений! Им… им…

Она. Писать надо! Ха-ха-ха!

Голос. Ну, кайф! Даешь, старуха! И пополз я прочь из туалета открывать новые территории! И наполз я на эту гостиную. Ах, как тут мне понравилось! Деревья в окне! Лежи себе под диваном — размышляй! Ан опять нельзя — все время топчется здесь разное вредное старичье вроде тебя… Хо-хо-хо!

Она. Ха-ха-ха… Какой вы…

Голос. Какой я?

Она. Сукин сын, однако!

Голос. Но я научился с вами управляться… Ты про меня еще ничего не знаешь — ты ведь новенькая?

Она. Ха-ха-ха… Так обо мне говорили только в школе… Вернулось детство!.. Действительно новенькая… Я час назад сюда приехала… и вышла из своей комнаты — погулять… Ну, пошла по коридору… и в общем… Ну… как бы точнее сказать…

Голос. Забыла номер своей комнаты! Хо-хо-хо! Заблудилась!

Она. Ха-ха-ха… Как вы догадались? Это так смешно — тут все оказалось одинаковое: комнаты, старушки. Я уже битый час хожу… Ха-ха… Ищу.

Голос. А санитарку спросить стесняешься!

Она. Ага, решит, что я совсем «ку-ку», ха-ха! И вообще, я все должна делать сама! Надо, друг мой, не давать себе спуску!.. А как вы догадались?

Голос. Я — гений! Номер твоей комнаты — двадцать один.

Она (сразу подозрительно). Откуда вы знаете номер моей комнаты?

Голос. Если человек под диваном — он и знать ничего не должен? (Свистящим оглушительным шепотом.) Мыслящая курица мне все сообщает: кто новенький приехал, кто старенький помер. На случай, если живые новенькие ко мне забредут. (Громким шепотом.) Думаешь, ты одна свою комнату ищешь? Это с вашей сестрой через раз случается! Вот мыслящая курица и просит — чтобы я вас всех гнал отсюда по вашим номерам. (Хохочет.)

Она. «Как чуден Божий мир, как Божий мир прекрасен…» Какой приятный персонаж — «мыслящая курица».

Голос. А я всех баб «мыслящими курицами» зову. Хотя курицы бывают разные… Вредные, вроде тебя, думать мне мешают — их под нож нужно! А санитарка — полезная «мыслящая кура»: она вокруг дивана хлоркой протирает, еду носит…

Она. Как… вы… там… едите?

Голос. Значит, если человек под диваном, ему есть не надо? Вы, значит, на диванах, обжирайтесь, а мы, под диванами, с голоду помирай? Дудки! Долой социальную несправедливость! Все люди равны — на диванах и под диванами!

Она. Ха-ха-ха…

Голос. Какой смех у тебя… Колокольчик!

Она. Надтреснутый. (Хохочет.) Бог не дал мне ни ума, ни внешности, но дал смех! Я очень смешливая… И этого оказалось достаточно: я всегда пользовалась успехом у мужчин. Любой скучный идиот сразу ощущал себя со мной великолепным остроумцем!..

Голос. Все, старуха! Норму пребывания в гостях ты перевыполнила! Катись репкой отсюда! Федя будет философствовать.

Она не двигается.

По-моему, ты оглохла?

Она (подумав). Я остаюсь здесь, пожалуй.

Голос. Как? Ты что, ведьма?

Она. У меня условный рефлекс. Если мне что-то приказывают — я поступаю наоборот…

Голос (угрожающе). Старуха!

Она. Я никогда не умела подчиняться… У собаки есть хозяин, у волка есть Бог! Ха-ха-ха! Я — остаюсь.

Голос. Уходи, старуха, подобру-поздорову!

Она. Ни за что! Мне тут нравится: деревья, рояль — я так соскучилась по музыке! Я — остаюсь.

Голос. Ох, как я сейчас буду страшен!