Владимир Гуркин - Саня, Ваня, с ними Римас

Владимир Гуркин

Саня, Ваня, с ними Римас

Дедам моим — Петру Рудакову, Ивану Краснощёкову,

бабкам моим — Софье, Александре, Анне посвящаю.

Великим труженицам и матерям, воинам,

защитившим Родину нашу от фашизма — вечная светлая память!

Пьеса в двух частях

Действующие лица:

Александра — сестра

Анна — сестра

Софья — сестра

Пётр Петрович Рудаков — муж Софьи

Женя — дочь Рудаковых

Витька — сын Рудаковых (младенец)

Иван Дементьевич Краснощёков — муж Александры

Римас Альбертович Патис — холостяк

Часть первая

1941 год. Июль. Вторая половина дня. За околицей села на косогоре сидит Женя. Появляется Александра.

Александра: Женя! Вот куда… забралась. Обыскались тебя! И на озеро, и на речку… Фу. (Села рядом.) Ревёшь что ли? Ох! А Витька-то где? Слышь? Где Витька?

Женя: Под кустом. Спит. Вон.

Александра: А чё ж ты его бросила там? Змеюка какая покусает…

Женя: Оборонку ему сделала.

Александра: Какую оборонку?

Женя (улыбнувшись). Пометила вокруг него.

Александра: Как это?

Женя: Ну, как… Как звери помечают. Пописала вокруг куста. Хоть мышь, хоть змея… Почуют и уйдут.

Александра: Ойё-ё-о-о! (Смеётся.) Ой-ё-ё! Тебя кто так надоумил делать-то?

Женя: Дядь Ваня твой. Он всегда так делает. Границу набрызгает вокруг корзины — с малиной, с грибами — и всё. Даже медведь заопасается.

Александра: А я не знала.

Женя: Да ты чё, кока[1]? И пацаны всегда так делают.

Александра (смеясь). А я не знала! Ну, люди… Смотри, до чего додумались. Да? Смекнули же… Зверь, правда, понюхает и уйдёт, не захочет связываться-то. От немцев, от фашистов побрызгать бы чё-нить вокруг страны, чтоб не лезли… Дак поздно уже — залезли уже. (Помолчав.) Мать, говорю, тебя потеряла. Счас сюда с Нюркой прибежит. На озеро завернули, а ты вон где сидишь, рыдашь. Скажи, чего ревёшь-то? Потеряла чего-нибудь? Обидел кто?

Женя: Тёть Нюра опять брюхатая.

Александра: Ды ты чё?!

Женя: Да! Поди, к зиме кого-нибудь уже выродит.

Александра: А-а! Надо же, заметила. А я, слепорыло, ничё не вижу.

Женя: Она их куда рожает-то, кока? Ещё война вон… началась.

Александра: Ты как заметила? Может ошибаешься?

Женя: А чё ж тогда всё время у нас огурцы солёные просит?

Александра: Господи, огурцы баба любит, вот и просит.

Женя: Знаешь, сколько она их за один раз съедает? Целую миску.

Александра: Засол хороший.

Женя: Да? Ей тазик навали — тазик съест. Ещё извёстку колупает.

Александра: Зачем?

Женя: Колупает и сосёт. Колькой беременна была, так делала, Серёжкой — так делала, Капкой — тоже. Сколько раз мел у меня просила, я ей из школы таскала.

Александра: Мел ела?

Женя: Да! И мел!

Александра: Организм, видно, требует. Не хватает в нём, наверно, копонентов каких-то… Копанентов, да?

Женя: Компонентов.

Александра: О! Компонентов. Вот и жуёт. Ну и пусть себе жует, ты-то чё переживаешь? Мне, вон, Бог никак детей не даёт… Сейчас бы сказали: «Александра, вот тебе целое ведро извёски, садись и ешь. Ведро уговоришь — будет тебе ребятёночек». Я бы и бочку за такую-то радость ухнула, чесно слово.

Женя: И померла бы сразу.

Александра: С такой радостью впереди никакая смерть не страшна.

Помолчали. Женя положила голову тётке на плечо.

Женя: Крёстная…

Александра: У?

Женя: Вот если бы ты родила, я бы с радостью и возилась бы, и нянчилась, и помогала бы тебе…

Александра: Ну, нету, нету. Ну, как я его тебе? По-щучьему веленью, что ли? Не знаю… То ли я пустая, то ли муж мой шалапутный.

Женя: В Краснослудку с дядей Ваней съездите, или в область — в Молотов — в женскую больницу, узнайте. Там точно определят.

Александра: Ты что! Боюсь! Вдруг скажут… Александра Алексеевна, скажут, недоделанная вы для женского счастья, бракованная, не ждите никого… Не надейтесь, в общем. Мне тогда в петлю сразу.

Женя: Почему?

Александра: Ивану-то сказать придётся. А он возьмёт и подумает: это чё ж, мне теперь до последнего, до самой смерти без детей, без сына жить? Мужику в перву очередь всегда сына иметь хочется. Вон, твои Витьку народили, дак Пётр-то целую неделю всё село миловал, обцеловывал — не знал куда деваться от счастья такого.

Женя: Ага, перепились и чуть не утонули со сплавщиками.

Александра: Дак от счастья же. Ну, вот… Подумает Иван, затылок почешет, потом вот так за шкирку подымет меня, посадит перед собой и скажет: знаешь что, супруга моя пустобрюхая, люблю тебя, а всё ж таки пойду сейчас к какой-нибудь лахудре сына себе клепать.

Женя: Вот ни в жизнь дядя Ваня ни к кому не пойдёт!

Александра: Пойдё-о-от. Он когда яростный сделается, его ничё не остановит.

Женя: А ты?

Александра: А чё я? Пусть попробует. Коса у нас, как бритва, острая. Как махану литовкой-то… Сначала кобеля моего курносого, потом себя. Такая трагедь закрутится — лучше не начинать. Лучше сразу в петлю.

Женя: А если врачи на дядю Ваню покажут, если из-за него у вас детей нет?

Александра: Маленько полегче, конечно. Я-то ему изменять не собираюсь. С другой стороны, ему, опять же, горе. Передо мной всю жизнь виноватиться ему потом? Зачем? Не хочу я так. А ну их к чёрту, Женечка, больницы эти. Может, судьба ещё смилостивится, может, ещё пошлёт Бог кого. А мы у вас баню истопили, намоемся сегодня. Пойдём, а то накостыляет мать тебе. Видишь, минуты без тебя прожить не может.

Женя принесла из-под куста спелёнутого ребенка.

Мамка-то сама к нам притопала. И Нюра с ней. Эй! Здесь!

Появились Софья и Анна.

Софья: Женька, ты почему удрала-то? Или дел нет — тебя по селу рыскать? (Забирает ребёнка.) Спит?

Александра: Вы передохнуть девке дайте маленько.

Софья: Прям, уработалась. (Рассматривая сына.) Пауты нас не закусали? Нет, вроде.

Женя: Мама, можно я на озеро сбегаю?

Софья: Чего там потеряла?

Александра: Искупаться девка хочет, чего…

Софья: Дома дел невпроворот, она купаться… Вечер же скоро.

Женя: Я быстро, только окунусь.

Софья: И кур домой гони. Опять в овраг умотали. Разок искупаешься и гони их. Слышь?

Женя (убегая). Ладно!

Софья: Её одну слушаются. От меня, от бати разбегаются и всё, а за ней, как дрессированные — бегут, аж с ног друг друга сшибают. Ну, ты посмотри.

Александра: Золотая девка. Жалей её. Ей рябячаться-то осталось — всего ничего.

Софья: А я жалею. Нюрке вон, старшей нашей скажи. Замотала ребятней своей. «Женя, покорми, Женя присмотри, Женя»… Батрачка она тебе, что ли?

Анна: Дак племянница.

Софья: Ну, и воду теперь на ней возить?

Александра: Нюр, а ты чё, опять беременна?

Софья: Нюрка!..

Анна (погладив себя по животу). Заметно, да?

Небольшая пауза

Софья: Ты куда их рожаешь-то?

Александра: На засол. Война вовсю разыгрывается, они детей клепают.

Софья: Вы чё, с ума с Михаилом сошли?

Анна (махнув рукой). Говорят, через три недели кончится.

Софья: Дак прошли уже три недели-то. Считать умеешь?

Анна (ворчит). Три… четыре… Через полгода, самое большое, кончится! Увидите.

Александра: Ага, ага. Уже Минск, всю Беларусь захапали!

Софья: А если год? А если два? Чем кормиться с ордой вашей будете?

Александра: Что ты, Соня?! Какие два?! Полгода! Ей, поди, сам Сталин с Гитлером полгода нагарантировали. Да, Нюра?

Анна: Я что, нарочно, что ли? Как эти… набросились. Не переживаю, думаете?

Пауза.

Александра:(вздохнув). Охохонющки хо-хо. Нет детей — плохо, есть — не знаешь как от холода, от голода, от войн этих проклятых уберечь. Наладится, нет, жизнь когда-нибудь?