Генри Филдинг - Авторский фарс с кукольным представлением

Генри Филдинг

Авторский фарс с кукольным представлением под названием «Столичные потехи»

Quis intquoe

Tam patiens urbis,

tam ferreus,

ut teneat se? [1]

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Лаклесс, сочинитель и постановщик кукольного представления.

Уитмор, его друг.

Марплей-старший [2], Марплей-младший [3] – комедианты

Маккулатур – книгоиздатель.

Монстр, Махом, Каламбур, Кляксc – стрикулисты-щелкоперы,

Индекс.

Джек, слуга Лаклесса.

Джек Пудинг.

Бантамец.

Директор театра.

Миссис Манивуд, квартирная хозяйка Лаклесса.

Хэрриет, ее дочка.

Первый поэт.

Второй поэт.

Третий поэт.

Четвертый поэт.

Автор.

Кошка.

Актриса.

Констебль.

Сэр Джон Хватайх.

Богиня Ахинея.

Харон [4].

Книготорговец (Карри.)

Поэт.

Синьор Опера.

Дон Трагедио.

Сэр Фарсикал Комик.

Оратор [5].

Мсье Пантомим.

Миссис Чтиво.

Разроймогилл,

пономарь.

Лодочник.

Некто.

Никто.

Панч [6].

Джоан.

Граф Образин.

Директор акционерного общества.

Вестник.

Сэр Джон.

Барабанщик.

Арапка.

Мистеру Филдингу по случаю возобновления «Авторского фарса»; прислано автору неизвестным лицом [7]

Когда, осатанев, к злословью страстьНад всем, что есть, осуществляет власть,Литературный сплин обрушить радОгульную хулу на всех подряд.Ни пол, ни седина, ни даже тронОт злобы остроумцев не заслон;И где защитник жертвы, где же тот,Кто быть доброжелательным рискнет?У нас хвалы исчезло мастерство,И нелегко нам возродить его:Кругом шипы без роз, и, преуспев,Сорняк разросся, заглушив посев.Я чту добро, но воин никакой,И на порок я лишь гляжу с тоской;И все же я могу воздать хвалуЗаслугам тех, кто неподвластен злу.О Филдинг, бескорыстный дар прими —Рукоплесканья чистые мои,Летящие от дружественных рукНе в честь твою, а в честь твоих заслуг.С печалью и восторгом я смотрел,Как гений твой, никем не понят, зрел,Как нравы шлифовать стремился он,Служить добру и улучшать закон.Когда вошли в сегодняшний наш домРазврат и грех, каких не знал Содом,И сам Вестминстер в силах перенестьПостели брачной попранную честь [8], —Твое искусство суд вершит само,Мерзавцу ставя черное клеймо;И уличенный строгой музой скотВ своем бесславье славу обретет.Глядите, вот политик – человек,Позорящий и нацию и век;Кто стерпит, не моргнув, его игру,Его остроты и его хандру?А он – пример, какой убогий сбродДержал в руках парламент и народ.О, если б музу чутко слушал свет,Она б сияла славою побед,И смех, на негодяев ополчась,Клеймил бы тех, кому мирволит власть!Ах, все мечты! Уча других, пиитТишком сорвать награду норовит;И потому на сцене суета:Здесь видишь куклу, скрипача, шута,По воле Ахинеи в фарсе тутГраб-стрит и Двор друг друга палкой бьют [9].Но все же честь поэту – потому,Что хоть не сердцу служит, но уму;Насмешлив он – о да! – но не сердит,Дразня кривляку, Бейза он щадит [10],И низкой злобы черные мазкиОт чистых его песен далеки.Чаруй же нас, о юноша, и впредь,Учи сквозь пальцы нас на все смотреть,Покуда не захочется судьбеС улыбкою за труд воздать тебе;А вдруг Уолпол [11], опекать мастак,Тебя научит, что писать и как,И награжден, доволен всем вполне,Ты заживешь на радость всей стране…

ПРОЛОГ

Пугал театр и женщин и детейОбилием трагических затей:Она – рыдает, он, герой, – вопит,Все дамы плачут,Критик мирно спит.Смерть, призраки, насилье без конца —Все это ранит нежные сердца.Когда актриса в пятисотый разЗаплаканным платком коснется глаз,Волнение проходит по рядамИ скорбь и грусть охватывают дам;Когда, одет в сверкающую медь,Актер в лицо вам примется смотретьИ, хмуря лоб, со вздохом говоритО том, что был свободен древний бритт,И ждет потом похвал, уставясь в зал, —Какой бы зал британский отказал?Как звери дрессированные, в ладВы хлопаете там, где вам велят.Ваш суд – обряд; и ныне, как досель:Случайно – мимо, и случайно – в цель…Но к черту плач и прошлого дела!Пора смеяться нынче нам пришла.В те времена, когда был в моде шут, —Сейчас, увы, его не встретишь тут! —Совет дурацкий и тому шел впрок,Кто б даже мудрым словом пренебрег.Смех Демокрита – лучшая из школ,От Гераклита автор наш ушел [12]:Страданья, плач – не ко двору сейчас,Цель фарса в том, чтоб распотешить вас.В комедию и драму, в смех и плачДавно уже рядились фарс и Панч;И если в платье с барского плечаОни людей смешили – сгорячаНе отвергайте их, когда ониВ своем обличье выйдут в наши дни.Мы одобренья ждем, надежд полны;Но даже если вы раздражены,Посмейтесь, господа, хотя бы разНад теми, кто вас высмеет сейчас!

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Комната Лаклесса в доме миссис Манивуд.

Миссис Манивуд, Харриет, Лаклесс.

Миссис Манивуд. Вы мне все про пьесы да про театры, а я вам говорю – платите, мистер Лаклесс! От этих ваших обещанных бенефисов столько же проку, сколько от бесплатного билета в несостоявшейся лотерее. Довольно я ждала, хватит! Вот уж никак не думала, что пущу в дом поэта! Как я его не распознала под расшитым кафтаном!

Лаклесс. А разве под ним зачастую не скрывается бедность? Шитье да кружева – первые ее приметы. Так почему бы поэту не расхаживать в том же платье, что и придворному?

Миссис Манивуд. Вам все шуточки, а мне – слезки!

Лаклесс. Это как сказать. Ведь меня подпирает нужда, не вас. Вид-то у меня авантажный, но если вы не сжалитесь и по покормите меня нынче обедом, у меня совсем живот подведет.

Миссис Манивуд. Ну, это вам не грозит! Вы всегда получите обед, хотя вам для этого придется обойти все до единой окрестные харчевни. В первый-то раз вас охотно пустят, а во второй, думаю, вы сами не станете их беспокоить.

Лаклесс. И то верно. Только если вы меня выпустите из дому, черта с два я вернусь к вам обратно!

Миссис Манивуд. Заплатите, что задолжали, сударь, и гуляйте себе на здоровье.

Лаклесс. С радостью, сударыня. Принесите мне перо и чернила, и я тут же выдам вам вексель.

Миссис Манивуд. Что придумали! Да кто его учтет-то? Уж не тот ли книготорговец? У него, чай, векселей ваших скопилось не меньше, чем вашей писанины. Товар надежный – такой, видать, залежится и на полке, и в письменном столе.

Xэрриет. Ну зачем вы, маменька, так безжалостно его обижаете?

Миссис Манивуд. А ты уж, заступница, тут как тут. Ступай-ка лучше отсюда! Еще погубит тебя, часом, заместо расплаты. Сейчас же к себе! И запомни: если я еще хоть раз увижу вас вместе, я выкину тебя из дому,

Хэрриет уходит.

Лаклесс, миссис Манивуд.

Лаклесс. Отводите на мне душу сколько вам угодно, сударыня, только пожалейте бедняжку Xэрриет.

Миссис Манивуд. Ну да, все яснее ясного. Я давно догадываюсь, что вы с ней уже поладили. Ведь до чего подлый человек! Мало того, что три месяца в доме живет – гроша не платит, так он еще дочку мою погубить задумал!

Лаклесс. Я люблю ее всем сердцем. Я готов отдать ей все сокровища мира.

Миссис Манивуд. Как же! Да только где они, ваши сокровища?! А потому, пожалуйста, уж оставьте ее! Замки-то все ваши – воздушные! И чтоб вам поселиться в одном из них, так нет – ко мне пожаловали! Знайте: если вы когда-нибудь съедете (а я крепко надеюсь, что этого долго ждать не придется), я повешу на двери объявление пребольшими красными буквами: «Поэтов не пускают!» В жизни не видала такого постояльца! Пол весь залит чернилами, на окнах разные стихи понаписаны, а дверь того и гляди рухнет – так в нее кредиторы ломятся!

Лаклесс. Да пусть бы весь ваш дом рухнул к чертям, чтоб только и уцелела одна милочка Хэрриет!

Миссис Манивуд. Постыдились бы, сударь!…

Лаклесс. А я, сударыня, перенял вашу тактику. Плачу вам той же монетой.

Миссис Манивуд. Хоть какой бы заплатил, сударь!…

Лаклесс. Послушайте, хозяйка, ни одна разумная женщина не может потребовать больше того, что я сейчас сделаю: я предъявлю вам содержимое моих карманов, и, коли вам охота, забирайте все, что в них сыщется. (Выворачивает карманы.)

Миссис Манивуд. И не стыдно вам этак меня морочить! Нет, сударь, вы мне выложите все наличностью, если только у нас есть закон!