Сергей Могилевцев - Собачья жизнь

Сергей Могилевцев

Собачья жизнь

комедия в двух действиях

Веселая комедия, действие которой происходит во дворе маленького южного города на берегу моря. В доме живут две семьи, глава одной из которых, Иосиф Францевич Заозерский, по обще­му мнению считается полным придурком. Это и понятно – в се­мье не без урода! В то время, когда вся женская половина этого тихого двора занята делом, то есть торгует на рынке, сам Заозерский шатается с собакой по берегу моря, и совершает великие научные открытия. Самой собаки не видно, но из-за сцены время от времени раздается ее веселый и радостный лай. Заозерский же во время своих прогулок с собакой придумал великую теорию «всемирного роста камней», и даже послал заявку на изобретение во французскую Академию. Разуме­ется, за подобную наглость он был наказан родственниками и соседями, и целый год провел на излечении в психушке. Како­во же было всеобщее изумление, когда через год, когда, каза­лось бы, справедливость восторжествовала, и псих Заозерский возвратился из психушки домой, во дворе тихого домика появ­ляется почтальон, и приносит огромный конверт, украшенный печатями и вензелями. Оказывается, из Парижа, из самой фра­нцузской Академии, Заозерскому прислали письмо с патентом на его великое изобретение. Кроме того, рассматривается вопрос о принятии Заозерского во французскую Академию, и этого придурка срочно приглашают в Париж! Все, разумеется, в шоке.

Пьеса вошла в короткий «Антибукеровский» список за 1999-й год.

Камень сильнее золота, серебра и железа.

УЧАСТВУЮТ:

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч З а о з е р с к и й, в недавнем прошлом учитель географии, ныне человек неоп­ределенных занятий, 41-го года.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а, его жена, еще недавно учительница младших классов, торгует на рынке, 38-ми лет.

Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а Б р и т о у с о в а, его сестра, по образованию медработник, давно уже торгует на рынке, 40-ка лет.

О к с а н а, его дочь, независимая особа 16-ти лет, учит­ся в школе.

Г р и н ь к о А р к а д и й, ее друг, бывший курсант мор­ского училища, 19-ти лет.

К о з а д о е в В а с и л и й П е т р о в и ч, сосед Заозерских, в прошлом моряк, ныне человек неопределенных занятий, 48-ми лет.

П о л и н а М а т в е е в н а, его жена, домохозяйка-ин­валид, 44 года, торгует на рынке.

А н д р е й В и к т о р о в и ч Б а й б а к о в, бывший профессор физики из Москвы, сейчас в отпуске по сокра­щении штатов, отдыхающий, 61 года от роду.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а, его жена, 59-ти лет.

П о ч т а л ь о н.

С о б а к а з а с ц е н о й.

Место действия: ничем непримечательный городок на бе­регу Черного моря. Между первым и вторым действием прошел ровно год.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Южный двор на склоне холма, над которым уступами под­нимаются такие же небольшие дворы, так что вверх ухо­дит бесконечная панорама потемневших от времени крыш, покрытых то красной черепицей, то досками или фанерой; везде, где возможно, видны фиговые деревья, грецкий орех, лавр и смоковницы. В глубине сцены большой дере­вянный дом, вдоль фасада которого протянулась веран­да; посередине веранды лестница из нескольких ступе­нек, спускающаяся во двор, к которой сбоку приткнута большая собачья будка; крыльцо поддерживается двумя деревянными столбами, давно некрашенными и достигаю­щими крыши; веранда обнесена деревянным бордюром с пе­рилами; слева и справа по двери и по окну; левую по­ловину дома занимает семья З а о з е р с к и х, правую – семья К о з а д о е в ы х; посередине двора клумба с цветами и длинный стол, вдоль которого рас­положены две вкопанные в землю скамьи; рядом на верев­ках сушится белье; двор обнесен старым деревянным за­бором; с левой стороны в заборе – калитка, ведущая прямо на улицу; на веранде около каждой двери – стол, стулья и необходимые предметы южного обихода: газовая плита, лопата, спиннинг, лыжи на антресолях, рыбацкая сеть, полочки, шкафчики, посуда и прочее; стол посере­дине двора общий; собачья будка принадлежит семье З а о з е р с к и х.

Летнее утро. Веранда и двор пустые. Издалека доно­сится лай собаки.

Явление первое

С улицы во двор заходит И о с и ф Ф р а н ц е в и ч; в руке у него старая спортивная сумка, наполненная чем-то тяжелым; он возбужден, весел, с размаху броса­ет сумку на стол, кричит, обращаясь к оставшейся за калиткой с о б а к е, но рассчитывая, очевидно, и на иных, невидимых до времени с л у ш а т е л е й.

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч.Ого – го – оо! жучка моя, вот мы и дома! добрались наконец-то, разлюбезная моя лох­матая псинка, подружка моих печальных, неласковых дней; побегай пока по улице, покрути хвосты несчаст­ным уличным шалопаям, попугай радостным лаем зазевав­шихся случайных прохожих, порезвись на воле в свое удовольствие, отведи свою душеньку, как и положено обычной уличной шавке, ибо твоему хозяину сегодня не до тебя; у твоего хозяина сегодня найдутся дела поваж­нее! резвись, собачка моя, радуйся летнему погожему дню; радуйся солнцу, морю и ясному синему небу; пото­му что скоро наступит осень, и радоваться будет уже нечему, разве что только воспоминаниям о безвозвратно ушедшей веселой поре; когда оба мы, беззаботные и кра­сивые, бродили по окрестным полям и лугам, внимая зву­кам Божьего мира, а также краскам его, запахам и все­му остальному; приветствуя его, этот мир, тем, чем наделила нас от рожденья природа.

С улицы раздается веселый собачий лай.

Лай, жучка моя, лай, не щадя ни уха, ни сна ленивых обитателей этих Богом забытых трущоб, этих авгиевых, наполненных старым хламом, заросших фигами и лавром конюшен, со спрятанными внутри них старыми сонными клячами, которые сейчас, попомни мои слова, не преминут явить миру и кесарю свои мерзкие лошадиные морды.

Окно в квартире З а о з е р с к и х со скрипом от­крывается, и из него выглядывает сонная и недовольная голова А н т о н и д ы И л ь и н и ч н ы.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(спросонья, злым голо­сом). Ты чего это, старый козел, кричишь здесь ни свет ни заря; ты чего это добрым людям спать не даешь?

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч. Ага, проснулась, не застави­ла себя долго ждать, сразу же выглянула, как только упомянул я про мерзкие лошадиные морды; явилась – не запылилась, как говорят добрые люди, когда увидят они явление необычное и из ряда вон выходящее; а ведь ты, Антонида, вне всякого сомнения, – явление необыч­ное и из ряда вон выходящее; что, разве не так? не может быть, чтобы я ошибался, ведь это же надо было придумать, – только упомянул я про мерзкие лошадиные морды, которые обитают в этих забытых Богом конюшнях, как ты – раз, два, словно чертик из табакерки, – сра­зу же и выглянула из окошка; или из стойла, или еще из чего, не знаю уж, как и определить это райское мес­то, этот шалаш под синими небесами, этот вертеп под лазоревым небом, в котором ты, Антонида, проводишь бессонные длинные ночи, высчитывая, как бы на завтраш­ний день половчее прийти в свой рыбный ряд, и побой­чее разложить на прилавке свои вонючие, вздувшиеся от солнца селедки.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(привычно-равнодушно, зевая). Ах ты, мерзавец!

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(кричит). От твоих селедок, любезная Антонида, провонял уже весь наш великолепный вертеп! Я, законный твой муж и супруг, не могу уже ночью мирно и тихо обнять тебя за тонкую талию, и вынужден ночевать где-то на берегу, на откосе, под сенью лавра и раскидистых миндальных деревьев, потому что вся твоя осиная талия, все твои прелестные тонкие ручки, ножки, и все остальное так провоняло мерзким селедочным духом, что подойти к тебе ближе, чем на километр, я, Антонида, увы, не могу! не могу потому, что воротит меня от твоего застойного рыбьего духа, и вынужден я, вместо того, чтобы честно исполнять свой законный супружеский долг, ночевать у моря в об­ществе верной лохматой псины, от которой тоже, конеч­но, попахивает, но не так, как от тебя, любезная Ан­тонида!

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(продолжая зевать). Ах ты, подлец!

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(немного помолчав, нерешитель­но). Кончила бы ты, что ли, продавать на рынке свою селедку, пошла бы опять в школу, в младшие классы, привносить детишкам хорошее, доброе, вечное; глядишь, Антонида, я бы опять тебя полюбил.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(перестав зевать, в крайней степени возмущения). Ах же ты, старый козел! это от кого несет рыбьим духом, так что не в состоянии исполнять он свои законные супружеские обязательства? это кто должен опять вернуться в нищую школу, на нищен­скую зарплату, привносить сопливым детишкам хорошее, доброе, вечное? а ихние мамаши, значит, в это же са­мое время займут мое место в рыбном ряду? законное, отвоеванное ценой крови и пота? и вместо меня будут людям продавать керченскую селедку, чтобы хоть как-то пополнить свой скромный бюджет, свою семейную проху­дившуюся казну; чтобы хоть что-то купить своим сопли­вым, ни на что не годным оборвышам, чтобы немного их приодеть, да приобуть, да накормить сытным куском, что­бы не были они похожи на тебя, злостного оборванца, да на твою паршивую рыжую суку, с которой ты целыми днями гуляешь вдоль берега моря, словно какой-то драный ко­бель, себе на посмешище, и мне на погибель?