Юрий Галансков - Стихотворения

Юрий Галансков

Стихотворения

Вступление к поэме «Апельсиновая шкура»

Я — поэт.Мне восемнадцать лет.Возможно, поэтомухочетсяв тело Земливцепитьсяусилием рук и ног,в щепки разбить границыи вычесать Атомных блох.

Вы по ночам спите,мучаете ваших жён.А я в стихотворные нитивесь до волос погружён.

И когда кто-нибудь из васне верит в мой творческий рост,я прикуриваю от горящих глазили от кремлёвских звёзд.Все утверждают, что, вроде, я груб,и ни один иначе;а я улыбаюсь гвоздиками губи изредка ландышем плачу…Я белкой резвился на ёлке по иглам,я цвёл на вишнёвой ветке.И вдруг, неожиданно, сделался тигрому жизни в железной клетке.

«Он к нам придёт…»

Он к нам придёт,надев свою кольчугу,раскрасив улицу плакатом и мечом,лучом встревожиткаждую лачугуи разорвётся красным кумачом.Он наши раны рваные залечит,он наши шрамы верою скуёт,он распрямитпрогнувшиеся плечии чёрные оковы разобьёт.Он красной птицейявится в темницы,он нерешённоерешитгораздопроще.Уже сверкает лезвие зарницыи блеск мечазовёт меняна площадь.

Конструкция

«Папа, снимите хомутики», —маленький мальчик изрёк.«Видишь, сыночек, прутики;а если ещё поперёк?..Дай-ка тетрадку в клетку.Здесь нарисуй     глаза,          птичку,              солнце                  и ветку,и на щеке — слеза…»И на тетрадке в клеткутихо рисует зверёк        птичку,          солнце            и веткув прутиках поперёк…

«Бежим туда — ты знаешь…»

Бежим туда —ты знаешь, гдев ветвях щебечущей идиллиимеж чёрных рёбер на водерастут фарфоровые лилии.Я на руках тебя несук берёзе в солнечную сетку.Потом в тяжёлую косувплетаю ивовую ветку.

«Рванулось пламя из ствола…»

Рванулось пламя из стволапод кроной ивы молодой.И лебедь вскинул два крыланад окровавленной водой.Другая птица вверх взлетела,И, за крыло сложив крыло…Её стремительное тело,упав, разбрызгало стекло.То было утром — рано, рано.Лишь солнце землю припекло. —И чёрный пруд кровавым шрамом,как щёку негра рассекло.

Ночь темна…

Ночь темна.Луна.Неяркий свет в углу окнавещает —скоро будет что-то…Ведь не напрасно эти нотытревожно лезут из-под шторы,насторожённые, как воры.Вот чья-то быстрая рука,касаясь клавишей слегка,рождает звук —как стук рапир,как лай собаки на цепи,как Ниагарский водопад,как бой нервический в набат.

Ночь темна.Луна.Шуршит листвою тишина.Но тишина обреченана…Ведь ясно каждому — не зряони стоят у фонаря,о чём-то тихо говоря.Стоят — и каждый молодой,стоят — и каждый с бородой,стоят — и не разлить водой.Здесь нет людей,здесь — динамит,здесь искра взрывом прогремит.Поэтому-то тишинаобреченана…

Ночь темна.Луна.Она, конечно, не одна.И я совсем не одинок,вот-вот — и прозвенит звонок.Услышу в дверь условный стук,вскочу, схвачу пожатье рук,надену плащ,и мы уйдёмпочтипод проливным дождём.Уйдём,и надо полагать —идём кого-то низвергать.

Утро

Горящим лезвием зарницывосток поджёг крыло вороны.И весело запели птицыв сетях немой и чёрной кроны.Запутал ноги пешеходутуман, нависший над травой…И кто-то лез беззвучно в водуогромной рыжей головой.

1955 (?)

«События спешили устареть…»

События спешили устареть.Родился силуэт тревоги.Никто не властен был стеретьследы разбоя на дороге.Вчера спокойная, толпасегодня тайною владела,играла фетишем столпа,и страстям не было предела…Ещё вчера рукоплескали,вручая здания ключи,а утром лозунги искалив газетах:«Это палачи».События спешили устареть.Родился силуэт тревоги.Никто не властен был стеретьследы разбоя на дороге…

1956 (?)

Убийство

Суд.Закрытые двери.Судьи-зверирычали,сжимая лапы;подсудимые молчали —во рту торчаликляпы.

Из глаз вылезалгнева залп.Он зал разрезал,сердца пронзали петли вязалтиранам,от власти пьяным.

Чиновник чётко читал приговор —и весь разговор.

Утромтишина шептала:«Тише, тише».Солнце поднималосьвыше, выше.И на землю вялолуч роняло.С ветки птичка щебетала:«Они были,их не стало;их убили,я видала…»

Часы кремлёвские били,людей будили.Люди вставали,пили, ели,в блюдце глядели,судили о деле

и уходили работать.

1956 (?)

«Мне больно…»

Мне больно.Руки уберите,от вас я помощи не жду.Я не в бреду.Я знаю сам куда иду.Там рабьей дрожью не дрожат,там страсти в рамках не лежат,там человек за шагом шагидёт, танцуя на ножах.Небо мечет огненное лассо.Резкий треск,и корчатся святоши.Это я,ободранный, как мясо,хлопаю в железные ладоши.

1957 (?)

«С последней трибуны…»

С последней трибуныторжествующему палачу,отделившему туловище от меня,я,разрубленный,прокричу:«Пролетарии всех стран, соединя…»Но ваше фальшивое счастье,ваши лозунги,ваши плакаты —я разрываю на частии бросаю в камин заката.

1960 (?)

Человеческий манифест

Всё чаще и чаще в ночной тишивдруг начинаю рыдать.Ведь даже крупицу богатств душиуже невозможно отдать.Никому не нужно:в поисках Идиотатак измотаешься за день!А люди идут, отработав,туда где деньги и б…И пусть.Сквозь людскую лавинуя пройду непохожий, один,как будто кусок рубина,сверкающий между льдин.Не-бо!Хочу сиять я;ночью мне разрешина бархате чёрного платьярассыпать алмазы души.

Министрам, вождям и газетам —не верьте!

Вставайте, лежащие ниц!Видите, шарики атомной смертиу Мира в могилах глазниц.Вставайте!Вставайте!Вставайте!О, алая кровь бунтарства!Идите и доломайтегнилую тюрьму государства!Идите по трупам пугливыхтащить для голодных людейчёрные бомбы, как сливы,на блюдища площадей.

Где они —те, кто нужны,чтобы горло пушек зажать,чтобы вырезать язвы войнысвященным ножом мятежа?Где они?Где они?Где они?Или их вовсе нет? —Вон у станков их тени,прикованы горстью монет.

Человек исчез,ничтожный, как муха,он еле шевелится в строчках книг.Выйду на площадьи городу в уховтисну отчаянья крик!А потом, пистолет достав,прижму его крепко к виску…Не дам никому растоптатьдуши белоснежный лоскут.Люди,уйдите, не надо…Бросьте меня утешать.Всё равно среди вашего адамне уже нечем дышать!Приветствуйте Подлость и Голод!А я, поваленный наземь,плюю в ваш железный город,набитый деньгами и грязью.

Небо!Не знаю что делаю…Мне бы карающий нож!Видишь, как кто-то на белоевыплеснул чёрную ложь.Видишь, как вечера тьмажуёт окровавленный стяг…И жизнь страшна как тюрьма,воздвигнутая на костях!Падаю!Падаю!Падаю!Вам оставляю — лысеть.Не стану питаться падалью —как все.Не станукишкам на потребуплоды на могилах срезать.Не нужно мне вашего хлеба,замешанного на слезах.И падаю, и взлетаюв полубреду,в полусне.И чувствую, как расцветаетчеловеческоево мне.

Привыкли видеть,расхаживаявдоль улиц в свободный час,лица, жизнью изгаженные,такие же, как и у вас.И вдруг, —словно грома раскатыи словно явление миру Христа,воссталарастоптанная и распятаячеловеческая красота!Это — я,призывающий к правде и бунту,не желающий больше служить,рву ваши чёрные путы,сотканные из лжи!Это — я,законом закованный,кричу Человеческий манифест, —и пусть мне ворон выклёвываетна мраморе телакрест.

1960, Москва