Булат Окуджава - Под управлением любви

Булат Шалвович Окуджава

Под управлением любви. Лирика (70-е – 90-е)

«Часики бьют так задумчиво…»

Часики бьют так задумчиво,медленно, не торопясь.И в ожидании лучшегожилка на лбу напряглась,хоть понимаю, естественно,счастья желая себе:сложится все соответственновере, слезам и судьбе.

«У Спаса на Кружке забыто наше детство…»

У Спаса на Кружке забыто наше детство.Что видится теперь в раскрытое окно?Все меньше мест в Москве, где можно нам погреться,все больше мест в Москве, где пусто и темно.

Мечтали зло унять и новый мир построить,построить новый мир, иную жизнь начать.Все меньше мест в Москве, где есть о чем поспорить,все больше мест в Москве, где есть о чем молчать.

Куда-то все спешит надменная столица,с которою давно мы перешли на «вы»…Все меньше мест в Москве, где помнят наши лица,все больше мест в Москве, где и без нас правы.

«Как время беспощадно…»

Как время беспощадно,дела его и свет.Ну я умру, ну ладно —с меня и спросу нет.

А тот, что с нежным пухомнад верхнею губой,с еще нетвердым духом,разбуженный трубой, —

какой счастливой схваткойразбужен он теперь,подкованною пяткойзахлопывая дверь?

Под звуки духовыене ведая о том,как сладко все впервые,как горько все потом…

Проводы у военкомата

Б. Биргеру

Вот оркестр духовой. Звук медовый.И пронзителен он так, что – ах…Вот и я, молодой и бедовый,с черным чубчиком, с болью в глазах.

Машут ручки нелепо и споро,крики скорбные тянутся вслед,и безумцем из черного хоранарисован грядущий сюжет.

Жизнь музыкой бравурной объята —всё о том, что судьба пополам,и о том, что не будет возвратани к любви и ни к прочим делам.

Раскаляются медные трубы —превращаются в пламя и дым.И в улыбке растянуты губы,чтоб запомнился я молодым.

«О, фантазии на темы…»

В. Войновичу

О, фантазии на темыторжества добра над злом!В рамках солнечной системывы отправлены на слом.

Торжествует эта свалкаи грохочет, как прибой…Мне фантазий тех не жалко —я грущу о нас с тобой.

«На Сретенке ночной надежды голос слышен…»

На Сретенке ночной надежды голос слышен.Он слаб и одинок, но сладок и возвышен.Уже который раз он разрывает тьму…И хочется верить ему.

Когда пройдет нужда за жизнь свою бояться,тогда мои друзья с прогулки возвратятся,и расцветет Москва от погребов до крыш…Тогда опустеет Париж.

А если все не так, а все как прежде будет,пусть Бог меня простит, пусть сын меня осудит,что зря я распахнул напрасные крыла…Что ж делать? Надежда была.

Романс («Стали чаще и чаще являться ко мне…»)

Стали чаще и чаще являться ко мнес видом пасмурным и обреченнымодна дама на белом, на белом коне,а другая на черном, на черном.

И у той, что на белом, такие глаза,будто белому свету не рады,будто жизни осталось на четверть часа,а потом – всё утраты, утраты.

И у той, что на черном, такие глаза,будто это – вместилище муки,будто жизни осталось на четверть часа,а потом – всё разлуки, разлуки.

Ах, когда б вы ко мне заглянули в глаза,ах, когда б вы в мои поглядели, —будто жизни осталось на четверть часа,а потом – всё потери, потери.

«Как хорошо, что Зворыкин уехал…»

Кириллу Померанцеву

Как хорошо, что Зворыкин уехали телевиденье там изобрел!Если бы он из страны не уехал,он бы, как все, на Голгофу взошел.

И не сидели бы мы у экранов,и не пытались бы время понять,и откровения прежних обмановбыли бы нам недоступны опять.

Как хорошо, что уехал Набоков,тайны разлуки ни с кем не деля.Как пофартило! А скольких пророковне защитила родная земля!

Был этот фарт ну не очень-то сладок.Как ни старалась беда за двоих,всё же не выпали в мутный осадоктернии их и прозрения их.

Как хорошо, что в прозрении трудномнаши глаза застилает слеза!Даже и я, брат, в моем неуютномблагополучии зрю небеса.

Что же еще остается нам, кромеэтих, еще не разбитых оков?Впрочем, платить своей болью и кровью —это ль не жребий во веки веков?

«Гомон площади Петровской…»

О. В. Волкову

Гомон площади Петровской,Знаменка, Коровий вал —драгоценные обноски…Кто их с детства не знавал?

Кто Пречистенки не холил,Божедомки не любил,по Варварке слез не пролил,Якиманку позабыл?

Сколько лет без меры длилсяэтот славный карнавал!На Покровке я молился,на Мясницкой горевал.

А Тверская, а Тверская,сея праздник и тоску,от себя не отпуская,провожала сквозь Москву.

Не выходят из сознанья(хоть иные времена)эти древние названья,словно дедов имена.

И живет в душе, не тая,пусть нелепа, да своя,эта звонкая, святая,поредевшая семья.

И в мечте о невозможномсловно вижу наяву,что и сам я не в Безбожном,а в Божественном живу.

О Володе Высоцком

Марине Владимировне Поляковой

О Володе Высоцком я песню придумать решил:вот еще одному не вернуться домой из похода.Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил…Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.

Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потомотправляться и нам по следам по его по горячим.Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,ну а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем.

О Володе Высоцком я песню придумать хотел,но дрожала рука и мотив со стихом не сходился…Белый аист московский на белое небо взлетел,черный аист московский на черную землю спустился.

Еще один романс

В моей душе запечатлен портрет одной прекраснойдамы.Ее глаза в иные дни обращены.Там хорошо, и лишних нет, и страх не властеннад годами,и все давно уже друг другом прощены.

Еще покуда в честь нее высокий хор поет хвалебнои музыканты все в парадных пиджаках.Но с каждой нотой, Боже мой, иная музыкацелебна…И дирижер ломает палочку в руках.

Не оскорблю своей судьбы слезой поспешнойи напрасной,но вот о чем я сокрушаюсь иногда:ведь что мы сами, господа, в сравненье с дамойтой прекрасной,и наша жизнь, и наши дамы, господа?

Она и нынче, может быть, ко мне, как прежде,благосклонна,и к ней за это благосклонны небеса.

Она, конечно, пишет мне, но… постарелипочтальоны,и все давно переменились адреса.

«Летняя бабочка вдруг закружилась над лампой полночной…»

Летняя бабочка вдруг закружилась над лампойполночной:каждому хочется ввысь вознестись над фортунойнепрочной.Летняя бабочка вдруг пожелала ожить в декабре,не разглагольствуя, не помышляя о Зле и Добре.

Может быть, это не бабочка вовсе, а ангел небесныйкружит и кружит по комнате тесной с надеждойчудесной:разве случайно его пребывание в нашей глуши,если мне видятся в нем очертания вашей души?

Этой порою в Салослове – стужа, и снег, и метели.Я к вам в письме пошутил, что, быть может, мы зряне взлетели:нам, одуревшим от всяких утрат и от всякихторжеств,самое время использовать опыт крылатых существ.

Нас, тонконогих, и нас, длинношеих, нелепых,очкастых,терпят еще и возносят еще при свиданьяхнечастых.Не потому ли, что нам удалось заработать горбомточные знания о расстоянье меж Злом и Добром?

И оттого нам теперь ни к чему вычисления эти.Будем надеяться снова увидеться в будущем лете:будто лишь там наша жизнь так загадочноне убывает…Впрочем, вот ангел над лампой летает…Чего не бывает?

«Не успел на жизнь обидеться…»

Ю. Даниэлю

Не успел на жизнь обидеться —вся и кончилась почти.Стало реже детство видеться,так, какие-то клочки.

И уже не спросишь, не с кого.Видно, каждому – свое.Были песни пионерские,было всякое вранье.

И по щучьему велению,по лесам и по морямшло народонаселениек магаданским лагерям.

И с фанерным чемоданчикоммама ехала мояудивленным неудачникомв те богатые края.

Забываются минувшиезолотые времена;как монетки утонувшие,не всплывут они со дна.

Память пылью позасыпало?Постарел ли?Не пойму:вправду ль нам такое выпало?Для чего? И почему?

Почему нам жизнь намерилавместо хлеба отрубей?..

Что Москва слезам не верила —это помню.Хоть убей.

Кухня