Светлана Мекшен - Океан. Выпуск десятый

Океан. Выпуск десятый

ПРИХОДИ К НАМ НА МОРЕ!

С. Мекшен

ВЕТЕР С МОРЯ

Кто там, невзвидев света,Мечется, зол и черен,Берег ломая?                    Это —Ветер с моря.Вызов бросая пристаням,С пресной водой в заторе,Ночь разрывает выстреломВетер с моря.Тем, кто в тоскливость прячется,Маленьким маясь горем,Вытрясет душу начистоВетер с моря.Тем, кто, как бедный родственник,Тянет припевы в хоре,Голос подарит собственныйВетер с моря.Сцепленный с бурей намертво,С гладью небесной в ссоре,Да никогда не оставит насВетер с моря!

А. Коробкин

В СТРЕЛЬНЕ

Суда, в порту причал                          освободив,Зарю в моря буксировали                               лагом.Волнуясь, мы глядели                            на заливИ берег вымеряли скучным                             шагом.Мы с гордостью          тельняшки на грудиНосили…И боялись наши мамы —Далеко увезут нас корабли,Погубят штормовые океаны.О будущем тихонько                       загрустив,Готовились грядущее                        осилить…Мы синие полоски на груди,Как волны семибалльные,                             носили.

В. Коржиков

ОТПЛЫТЬЕ

Смотрю с тоской на каждое отплытье,Глаза рукой от солнца заслоня,Как будто               на великое открытьеДрузья моиУходят без меня.Еще не догребут до небосклона,Еще они маячат наяву,А я уже           блуждаю у Цейлона.Я десять бурь                    давно переживу.От долгих солнц и ветров рыжеваты,Они домой придут издалека,А я все слышу                     привкус горьковатыйЗа море уходящего дымка.

В. Швецов

ЖДУЩИМ

Чертят небо острые мачты,Перекраивая пургу.Белым парусом обозначьтеНаши судьбы на берегу.Не ищите за небосклономВековую печали тень,Приходите с земным поклономК морю пенному каждый день.Будут звезды стыть или радугаВ голубых зеркалах волны.Приходите хотя б ненадолгоК морю грусти и тишины.Волны пенятся и сурово,Дыбясь, катятся под обрыв.Мы испытаны, как швартовы,В дальних плаваньях на разрыв.

И. Слепнев

* * *

Восток просыпается рано,Вскипает он зыбью морской.Мальчишечьи вихри туманаВзлохмачены солнца рукой.

Барашки белее, чем хлопок,У яркой волны вдалеке.Зеленые шарики сопокУ синего моря в руке.

Не ведая суетных тягот,Забыв про житейский причал,Летел бы все время на западИ вечное утро встречал!..

Однажды поспорить с судьбою,Сквозь юность, как ласковый дым,Лететь бы за первой любовью,Оставшись навек молодым.

ПЛЕЩЕТ МОРСКАЯ ВОЛНА

Е. Сигарев

НА РЕЙДЕ ДИКСОНА

Летними циклонами освистана,Арктика капризна и ворчлива.Восемь суток нас на рейде ДиксонаЛьды томят,Забившие проливы.Медно станет солнце заполярное.Спать не спим,И не услышать шутки.Надоели, словно фильмы старые,Метеопророчества на сутки.Самолета с почтой ждем, досадуя,Что погода не подвластна главкам.Слушаем известия по радио,Слушаем концерты по заявкам.Как там,На Востоке и на Западе?На ночь накурив в каюте шаткой,Говорим о белокурой Клайпеде,Бредим черноглазою Камчаткой.А вернемся в порт,Где мы приписаны,За столом припомним в разговоре,Как держал нас лед на рейде Диксона…Вспомним море,И потянет в море.

Н. Суслович

ПОГРУЗКА УГЛЯ

Олегу Захарову

Подобно неграм из Анголы,Черны и откровенно голыДве сотни стриженых ребят.Штурмуем курс «балтийской школы»Две сотни стриженых ребят…Над пирсом смех,Над пирсом ругань,Отложены бушлаты в уголИ бескозырки в якорях.

Мы в бункер загружаем уголь,Чтоб кораблю бродить в морях.

Наш вид, пиратски-непотребный,Не осквернит корабль учебный,Что через год пойдет на слом,И ветер юности целебныйНас легким осенил крылом.

Усилия свои утроим,А после пыль и сажу смоем:На берегу устроен душ.И солнцу вешнему откроемВсю радость наших тел и душ.Уходим…Город бредит маем.Иллюминаторы отдраим,Хоть это и запрещено,Мы воздух в легкие вбираем,А он хмельнее, чем вино.

И этот вечный                     ветер встречный.Тебя запомнивший, конечно,Оставивший незримый след,У скал Курильских,                             как очнется —Вдруг бережно щеки коснетсяЧерез каких-то                       двадцать лет.

А. Еременко

КРАСНАЯ РАКЕТА

Повесть

КОГДА КАПИТАНУ ТРУДНО

Если рассудить, то у земного шара, как и у любого другого шара, нет ни верха, ни низа. И все же судно на восьмидесятые сутки рейса, обогнув с востока мыс Доброй Надежды, поднимается именно вверх. Гул машины кажется усталым, винт под кормой вспарывает воду с натугой, будто в лопасти вцепился сам Нептун.

Капитан танкера «Воронеж» Иван Карпович Тулаев, кареглазый мужчина с густыми темными волосами ежиком, сидел в каюте за письменным столом и прислушивался к шелесту воды за бортом.

В июле Южная Атлантика спокойна. И места здесь пустынные, без встречных и поперечных. От Кейптауна капитан проложил курс ближе к африканским берегам в надежде повстречать советский промысловый траулер и раздобыть рыбки к оскудевшему столу.

Тихо. Спокойно. А на душе у Ивана Карповича тревожно. Печень небось виновата. Разболелась — спасу нет. Настроение портит. Пора на чай в кают-компанию спускаться, а не хочется. Командиры привыкли видеть его веселым, быстрым на шутку, по-мальчишески озорным.

Капитан поднялся и подошел к лобовому иллюминатору. Слева от яростного тропического солнца бежала к судну дорожка сверкающих бликов. Смотри, какой добрый и красивый океан! Прозрачный, светло-голубой, с четкой линией горизонта впереди. Радуйся, капитан!

Радоваться не хотелось. Наоборот. Тулаев подумал о равнодушии океана к большим и малым человеческим бедам, о его затаенном коварстве, о жертвах, которые обрели вечный покой в прохладной бездонной синеве. Беспричинная тревога добралась до сердца и сжала его недобрым предчувствием. Зазвонил телефон. Тулаев вздрогнул и снял трубку. Из нее послышался деликатно приглушенный бас четвертого помощника Максакова:

— Иван Карпович, вы не отдыхаете? К вам можно?

— Можно, — ответил Тулаев, хотя предпочел бы обойтись без визитеров. Утешало одно: Максакову с шестнадцати на вахту, разговор обещал быть непродолжительным.

Максаков принес на подпись судовые роли для порта выгрузки.

«Ого! Вот это оперативность! До Ростока еще топать и топать», — подумал капитан.

Подписывая бумаги, он обратил внимание на осторожное дыхание четвертого помощника над ухом и понял, что предстоит разговор. Судовые роли — повод, демонстрация трудолюбия.

— Иван Карпович, не пора ли Фадея Фадеевича в третьи помощники перевести? — забирая бумаги, прогудел Максаков.

Еще не до конца веря в возможность такого нахальства, Тулаев наивно спросил: