Мария Жиглова - Сталину

Мария Жиглова

Сталину

Нелинейные строфы

В своем сборнике «Сталину» Мария Жиглова сделала невероятное: она воскресила весь рок-н-ролл русской литературы! Не понимаете, о чем я? Сейчас расскажу. Некоторое время назад, еще когда советская поэзия не пестрила шаблонностью, были такие мастера изящной словесности, как Галич, Вертинский, Гумилев и многие другие. Их поэтическое творчество имело одновременно дух баллады, модернизма и символизма. Они были понятны не всем, но уважаемы каждым. Они легли в основу той поэтической культуры, благодаря которой выросли на наших с вами глазах Гребенщиков, Сукачев и Маргарита Пушкина. Одновременно они послужили для развития «кустов» КСП (Клуб самодеятельной песни) и всей бардовской культуры, которую нынче ассоциируют с Окуджавой или Высоцким. Но в начале этого рок-н-ролла русской поэзии XX века были они: Галич, Вертинский и Гумилев.

Настало новое время, доживают свои дни стихи Гребенщикова, Сукачева и Пушкиной. Их поэзия зиждется на пласте самобытной финально-советской культуры, а дети, которые выросли на их поэзии, кричат свои стихи – никак не стихотворения – со сцен клубов и домов культуры. Но всем очевидно, что из поэзии этих подросших детей ничего путного не выйдет.

А кто может дать подпитку для дальнейшего развития изящной словесности? Долгое время я не знал ответа на этот вопрос. Но теперь… все иначе. Маша Жиглова создала уникальный сборник. Читая строчку за строчкой, ощущаешь всю громаду той культуры, что жила, дышала и развивалась последние 50–60 лет.

У поэзии Жигловой есть глаза и язык. Эти глаза голодные и наблюдательные, а язык остр и меток – такое было только в творчестве Александра Галича. В стихах автора чувствуется ум и сарказм – такое было у Александра Вертинского. А в некоторых произведениях сборника читателя не покидает ощущение столкновения с чем-то мистическим – этим для меня запомнился Лев Гумилев.

Многие могут задаться вопросом: почему сборник называется «Сталину»? Для себя лично я на него ответил, но чтобы оставить пишу для размышлений, предпочту умолчать – гадайте, дорогие читатели. Эта книга достойна вашего времени и денег.

Остается важным и вопрос о будущем сборника «Сталину». Как бы ни смешно было строить из себя Нострадамуса с Вангой, должен признать, что судьба этой рукописи непредсказуема. Теперь все в руках издателя: если книга разойдется хотя бы тысячным тиражом по магазинам, то я уверен в ее успехе и популярности. Люди будут с интересом и упоением читать эти стихотворения. Если же издание не появится на книжных полках, вполне вероятно, что мир узнает о рукописи много позже ее издания – когда произведение займет лидирующие места на крупных литературных премиях и конкурсах. Но однозначно, спустя годы этот материал будет так же актуален для умного читателя, как и сейчас.

Искренне ваш,

Никита С. Митрохин

литературный обозреватель медиа-дома «Московская правда»

С детства хотела, чтобы меня называли Машей. А меня на самом деле зовут Ольга. Просто у меня две Маши ходили в подружках. Так что это мой псевдоним. Три четверти жизни провела в Новосибирском Академгородке, а 10 лет – в Москве. Работала на многих должностях от стажера-исследователя в Институте философии Сибирского отделения АН СССР – и до переводчика высшей категории в английской редакции ТАСС. С 2008 года на вольных хлебах, но налоги плачу – я ИП, то есть директор, переводчик и редактор на собственном предприятии. Живу переводами и в материальном, и во многом в духовном смысле. Люблю свою работу.

Стихи сочиняю всю жизнь, за вычетом 1990-х годов, когда жила в столице. Надеюсь до глубокой старости жить и работать в России. Я достаточно лояльна. Крещеная. Веротерпима. Мне 47,5 лет. «Я люблю вас, люди, будьте бдительны». Юлиус Фучик. «Я люблю вас, люди, будьте доверчивы». Александр Галич. И жизнь моя, и эпоха моя колеблется между этими двумя цитатами.

Ваша Маша Жиглова (О. Б.).

К читателю

Как можно жить в стране, где от кивка властелина ее летят головы и меняется всё и вся? Мне было восемнадцать лет, я выглядела как «Я иду красивый, двадцатидвухлетний» из Маяковского, и наша экспедиция, составленная из медиков, младших научных сотрудников, двух хирургов и меня, нанявшейся за 100 рублей полевых-командировочных лаборантом, только что вернулась из Тувы. Там мы изучали тувинский, русский с вкраплениями вездесущих непьющих евреев народ, а также и неизвестную еще отечественной науке высокогорную флору и насекомых Больших Саян. Именно в тот год я решила, что я не стану ни химиком, ни биологом, ни их модной помесью – биохимиком, и займусь английским языком и великой русской литературой. Мой отец, Евгений Иванович, был физиком и технарем по духу и до конца дней своих так и не смирился с моим выбором профессии. По крайней мере, на третьем курсе НГУ он не дал мне перейти на филологический факультет и заставил меня все-таки получить качественное, базовое научно-техническое образование.

– Вот закончишь университет, отработаешь пять лет на маслосыркомбинате химиком, а потом делай что душе заблагорассудится, – заявил мне он, когда я поставила его в известность о том, что я не хочу больше учиться в постылом вузе.

Максимум, что мне удалось тогда, это поступить на заочные московские курсы иняз экстерном сразу на третий, выпускной курс. Я на отлично написала четыре контрольные работы – вступительную и три за первые два года обучения. Специализация была «английский язык, письменный перевод». Только что началась перестройка, шел 1986 год.

– Мне четвертого перевод, и двадцать первого перевод… – напевала я строчки Галича. Песня эта гремела на улицах нашего академгородка, начинаясь следующим текстом:

Облака плывут, облака,Каждый день плывут,Как в кино.А я цыпленка ем табакаЯ коньячку принялПолкило.Облака плывут в Абакан,Каждый день плывут,Круглый год…

В 2015 году 10 лет, как ушел из жизни папа, а я все не могу попрощаться с ним, все слышу его родной голос, его жесткий тон:

– Не будешь ты поэтом и переводчиком. Только когда я помру.

Так и случилось, с поэзией по крайней мере… А переводчиком я стала в 1991 году, приехав в Москву голой и босой. Самые трудные годы новейшей истории России, с 1990 по 2000 годы, я жила в Москве. А когда заболел отец, я вернулась.

…в свой город, знакомый до слёз,До прожилок, до детских припухлых желёз.

Так и продолжаю эти нити: семья физика и медика, Александр Галич, Осип Мандельштам.

С уважением к читателям,

ваша Маша Жиглова (О. Б.)

Сталину

© Мария Жиглова, 2015 год

1. Север. Солнце тусклое, как луна.Пей, писатель, чарочку, пей до дна.А когда допьешь ты, то твой столСтанет, брат, широким, как престол.Ты не пей, дружочек мой, допьяна —Как звенит гитарная, да, струна.Рвет на части сердце печаль одна,Говорит, не жить тебе век, она.

2. Игрушки все побитыИ елка набекрень.Из этой волокитыБегу в хороший день.Бильярдный кий так ловок —Качайся, поплавок!От киевских винтовокЯ нынче занемог.

Лети, лови, катала,Да собирай деньжат.Вам показалось мало?Скупиться не хотят.Меня забросит, детка,На этом вираже.Живой, как птичка в клетке,Лишь домовой уже.

3. ШуткаЧто сегодня пьешь ты?С горя пьешь уже.Мы с тобой, Шарапов,На девятом этаже.

Дом горит сегодняТретий день уже.Мы с тобою в лифтеНа девятом этаже.

Крест на церкви маковкеСделал Фаберже.Мы с тобою, Маша,На девятом этаже.

Лифт опять заноситВкось на вираже.Кто со мною будетНа десятом этаже?

Родину ты продалСША, верь же.Мы с тобой застрялиНа девятом этаже.

Что же мне поделатьС фильмой этой же?Кто-то это смотритНа девятом этаже.

Бог над нами, Маша —Олечка уже.Мы себя забылиНа девятом этаже.

Кто-то видит мамуВ первый раз уже.Мы с тобой, младенец,На девятом этаже…

Сделано четыреКнижечки уже.Я опять застрялаНа десятом этаже.

Венец

В кускиРазлетелася корона…

Я не прыгну за борт,В бурлящую воду.Я, как ртуть и как зяблик,Не войду в моду.

Я – как зяблик, щегол,Ослепительно голМой король, и как в зеркалеГол дискобол

Греческо-римскойДревней эпохи.И в этих лучахИскупались пройдохи.Мокрые дохи,Собачьи меха.Не пылит дорога —Дорогá и легка.

А вот и прытьМолодого поэта:Мы не писали льПод прутиком это?Были ли молоды,Были ль игривы?Нет, только голодаВ животе переливы.

Я не поэт ли? Не знаю.Я с краю.Где-то родилась.Живу. Умираю.О, я – поэтИ бываю пророком.Вот асфодели —Цветы ненароком.

Я понемногу,Я самую малость —В Лете купаюсьИ пяткой купаюсьТой Ахиллесовой —В Ахероне.Нет, недалекоМне до короны.Но за коронуСветлую этуМне не платить лиВ осень поэта?

Саркома