Уильям Йейтс - Переводы из Уильяма Йейтса( Григорий Кружков) Великое колесо возвращений

Уильям Батлер Йейтс

Переводы из Уильяма Йейтса(Григорий Кружков) Великое колесо возвращений

ВСТУПЛЕНИЕ

Кто, терпеливый,Душу пытал на излом,Судеб извивыСмертным свивая узлом,Ранясь, рискуя,Маясь в крови и в поту, —Чтобы такуюМиру явить красоту?

Уильям Йейтс — поэт модернистской эпохи, современник Томаса Элиота и Эзры Паунда. Но в отличие от двух названных поэтов он демонстративно придерживался анти-авангардной позиции в искусстве. Йейтс никогда не старался бежать впереди прогресса — наоборот, он считал делом чести хладнокровно игнорировать его, идти не в ногу, стоять на своем, искать будущее в прошедшем. За это его называли чудаком, не раз пытались (особенно в тридцатые годы) "сбросить с парохода современности". Еще бы! В эпоху радио, аэропланов и профсоюзов он увлекался сказками, сагами о богах и героях, основывал какие-то загадочные эзотерические общества, искал истину в Каббале, в картах Таро, в индийской философии, сочинял философско-мистический трактат о вечном круговороте души и истории. Можно сказать, что в эпоху наступившего материализма Йейтс представлял собой передовой, далеко выдвинутый вперед аванпост самого упрямого и закоренелого идеализма. Где-то рядом партизанили Честертон и Киплинг, Толкиен и К?. Но если Киплинг, занявший конформистскую позицию по отношению к современности, обнаруживал романтику, скажем, в паровозах и машинах, то Йейтс не отдал бы за них ни лепестка своей увядшей розы, ни камешка старой башни. И если Толкиен четко отделял свою реальную профессорскую жизнь от блужданий в Средиземье, для которых существовали особые часы творчества да задняя комната оксфордского кафе "Орел и Дитя" ("Пташка и крошка"), то Йейтс, как истинный символист, не разделял жизни и стихов. Как заболевший кот обшаривает всю округу в поисках особой травки — единственной, которая может его исцелить, — так Йейтс искал противоядие от низкого практицизма века где только мог — в фольклоре и античной философии, в оккультизме и теософии.

При всем при том он был ирландец — наследник древней кельтской традиции в литературе, духовный потомок друидов и бардов. Родина Йейтса — портовый город Слайго, на западе Ирландии. Его предки по материнской линии были моряками и купцами, по отцовской линии — священниками. Отец поэта, Джон Батлер Йейтс, получил юридическое образование, но в 28 лет резко оборвал карьеру адвоката и уехал в Лондон учиться живописи. Он стал художником, замечательным портретистом; благодаря его рисункам мы можем увидеть Уильяма таким, каким он был в детстве — смуглым задумчивым мальчиком, углубленным в книгу. Чем-то эти портреты похожи на детские портреты Пастернака, набросанные его отцом, Леонидом Пастернаком. Да и сами эти художники, Йейтс-отец и Пастернак-отец, были чем-то похожи — может быть, серьезностью своего отношения к искусству, независимостью от модных течений эпохи; оба они оказали основополагающее влияние на сыновей; оба провели поздние годы в эмиграции: Джон Йейтс в Америке, Леонид Пастернак в Англии. Детские годы Уильяма Йейтса прошли в Лондоне, за исключением летних каникул, когда его отвозили к родственникам в Слайго. Он любил слушать рассказы крестьян о волшебстве и духах, любил одинокие прогулки по лесам и холмам, ночи на морском берегу. Сочинять романтические стихи Уильям начал, учась в художественной школе в Дублине; его ранние опыты заслужили одобрение известных поэтов, в том числе Хопкинса и Оскара Уайльда. Путь его определился раз и навсегда. "Моя жизнь в моих стихах, — писал он другу. — Ради них я бросил свою жизнь в ступу. Я растолок в ней юность и дружбу, покой и мирские надежды… Я похоронил свою юность и возвел над ней гробницу из облаков".

Йейтсу было двадцать четыре года, когда он встретил Мод Гонн — женщину, которой суждено было стать его музой, его долгой безнадежной любовью. Она была ослепительной красавицей, богатой и независимой, но при этом — пылкой революционеркой, одержимой идей ирландской независимости. Они подружились, Мод втянула его в патриотической движение, Уильям посвятил ее в свои оккультные и поэтические интересы. Патриотизм Йейтса был далек от экстремистских крайностей, в Ирландии он видел, прежде всего, страну поэзии и оплот древней чести, попираемой прагматической и меркантильной Англией. И когда Джордж Рассел писал ему: "Из Ирландии воссияет свет, который преобразит эпохи и народы (не правда ли, язык мессианства повсюду одинаков?), — Йейтс вполне разделял энтузиазм своего друга".

В 1899 году вышел сборник "Ветер в камышах" — высшее достижения раннего Йейтса — поэта "кельтских сумерек". Мир этой книги населен призраками и тенями; повсюду поэту мерещатся таинственные «сиды» — духи, населяющие холмы и ветреные равнины Ирландии. Они же — древние боги, племя богини Даны, они же — вечные голоса, звучащие в шуме ветра, в ропоте тростника, в сумасшедшем звоне ночных цикад. По настроению, по порыву — выйти за грань обыденного, дневного бытия — они близки к написанным двумя-тремя годами позже стихам Блока, например, "Я вышел. Медленно сходили / На землю сумерки зимы…", или: "Я вышел в ночь — узнать, понять / Далекий шерох, близкий ропот, / Несуществующих принять, / Поверить в мнимый конский топот". С такого же выхода начинается "Песня скитальца Энгуса":

Период между сборниками "Ветер в камышах" и «Ответственность», с 1899-го по 1914 год, были у Йейтса наименее урожайными на стихи. В это время основные труды поэта были связаны с Театром Аббатства — первым ирландским национальным театром, одним из основателей и многолетним директором которого он был. Стиль поэта постепенно менялся, становился прямее, энергичней. Важной оказалась его дружба с молодым Эзрой Паундом, который в 1914–1916 годах практически стал секретарем Йейтса. Скажем, первая пьеса Йейтса в стиле японского театра Но, "У Ястребиного источника", была не только навеяна исследованиями Паунда в области японского театра, но и практически написана в соавторстве с ним: Йейтс диктовал текст, а Паунд записывал его и критиковал. Тут работала сложная диалектика: с одной стороны, Эзра искренне восхищался Йейтсом, выделяя его из всех прочих "поэтических староверов", с другой стороны, он постоянно внушал "дядюшке Вилли" свои имажисткие идеи. "Поэт должен быть современным человеком, — утверждал Паунд. — Ясность, точность, и никаких абстракций" Не правда ли — похоже на манифест русского кларизма или акмеизма? Как бы то ни было, именно под влиянием Паунда завершилась давно желаемая и ожидаемая метаморфоза стиля Йейтса.

Существует любопытный синхронизм политических событий в XX веке в Ирландии и в России: ирландское восстание против англичан в 1916 году, обретение независимости в 1918-м, гражданская война 1921–1923 годов происходили более или менее параллельно с русскими революциями и гражданской войной. Когда в 1916 году разразилось "Пасхальное восстание", закончившееся казнью шестнадцати главарей (среди них — троих поэтов), реакция Йейтса была неоднозначной. В первый момент он возмутился «глупостью» этих людей, пожертвовавших жизнью своих собратьев и своей собственной жизнью из чистого нетерпения; но через несколько недель его взгляд изменился и он написал стихотворение "Пасха 1916 года" с его знаменитым рефреном: "All changed, changed utterly: /A terrible beauty is born" ("Все изменилось, неузнаваемо изменилось: родилась страшная красота".). Эта "страшная красота" Йейтса очевидно сродни пушкинскому "упоению на краю", или жуткому восторгу Блока перед бурей революции в «Двенадцати», или трагическим прозрениям Мандельштама в "Петропольском цикле". Поэтическая карьера Йейтса распадается на два периода, который можно назвать «дореволюционным» и «послереволюционным». Весной 1917 года он купил свою знаменитую башню Тур Баллили, которая стала символом его поздней поэзии, в октябре женился (что было, в некотором роде, революционным шагом для пятидесятидвухлетнего холостяка); наконец, в этом же году он написал прозаическую книгу Per Amica Silentia Lunae, где в фрагментарной форме изложил свое поэтическое и философское credo.

Трудно исчислить все чудеса этого года. Достаточно сказать, что в ноябре 1917-го, когда "призраки коммунизма" штурмовали Зимний дворец, другие призраки явили себя Йейтсу и его молодой жене в сеансах "автоматического письма", и из тех вещей, которые они рассказали, со временем родилась главная философская книга Йейтса, содержащая его всеобъемлющую теорию круговращения человеческой души и истории.

В основе надиктованной "духами-коммуникаторами" книги Йейтса «Видение» (ударение ставьте где хотите!) лежат две древних идеи: идея цикличности и идея борьбы противоположностей. Еще Эмпедокл писал: