Оскар Уайлд - Баллада Рэдингской тюрьмы

Оскар Уайлд

Баллада Рэдингской тюрьмы

Памяти Ч. Т. В., бывшего кавалериста Королевской Конной гвардии.

Скончался в тюрьме Его Величества Рэдинг, Беркшир, 7 июля 1896 года.

I

Он больше не был в ярко-красном,Но он обрызган былВином багряным, кровью алой,В тот час, когда убил,-Ту женщину убил в постели,Которую любил.

В одежде серой, в сером кепи,Меж тех, кто осужден,И он гулял походкой легкой;Казался весел он;Но не знавал я, кто смотрел быТак жадно в небосклон.

Да, не знавал я, кто вперял быТак пристально глазаВ клочок лазури, заменявшийВ тюрьме нам небеса,И в облака, что проплывали,Поставив паруса.

Я также шел меж душ страдальных,Но круг другой свершал.Я думал о его поступке,Велик он или мал.Бедняге в петле быть,- за мноюТак кто-то прошептал.

О, Боже! Словно закачалисьТвердыни стен кругом,И небо налегло на череп,Как огненный шелом.Я сам страдал, но позабыл яО бедствии своем,

Я знал одно: с какою мысльюОн между нас идет,И почему он смотрит жадноНа ясный небосвод.Он ту убил, кого любил он,И вот за то умрет.

Возлюбленных все убивают, –Так повелось в веках, –Тот – с дикой злобою во взоре,Тот – с лестью на устах,Кто трус-с коварным поцелуем,Кто смел – с клинком в руках!

Один любовь удушит юной,В дни старости-другой,Тот-сладострастия рукою,Тот – золота рукой,Кто добр – кинжалом, потому чтоСтрадает лишь живой.

Тот любит слишком, этот-мало;Те ласку продают,Те покупают; те смеются,Разя, те слезы льют.Возлюбленных все убивают, –Но все ль за то умрут?

Не всем палач к позорной смертиПодаст условный знак,Не все на шею примут петлю,А на лицо колпак,И упадут, вперед ногами,Сквозь пол, в разверстый мрак.

Не все войдут в тюрьму, где будетСледить пытливый глаз,Днем, ночью, в краткий час молитвыИ слез в тяжелый час, –Чтоб узник добровольной смертьюСебя от мук не спас.

Не всем у двери в час рассветныйПредстанет страшный хор:Священник, в белом весь, дрожащий,Судья, склонивший взор,И, в черном весь, тюрьмы Смотритель,Принесший приговор.

Не всем придется одеватьсяПозорно впопыхах,Меж тем как ловит грубый ДокторВ их нервных жестах страх,И громко бьют, как страшный молот,Часы в его руках.

Не все узнают муки жажды,Что горло жжет огнем,Когда палач в своих перчатках,Скользнув в тюрьму тайком, –Чтоб жажды им не знать вовеки,Окрутит их ремнем.

Не все склонят чело, внимаяОтходной над собой,Меж тем как ужас сердца громкоКричит: ведь ты живой!Не все, входя в сарай ужасный,Свой гроб толкнут ногой.

Не все, взглянув на дали небаВ окно на потолкеИ, чтобы смерть пришла скорее,Молясь в глухой тоске,Узнают поцелуй КайафыНа трепетной щеке.

II

Он шесть недель свершал прогулкуМеж тех, кто осужден.В одежде серой, в сером кепи,Казался весел он.Но не знавал я, кто смотрел быТак жадно в небосклон.

Да, не знавал я, кто вперял быТак пристально глазаВ клочок лазури, заменявшийВ тюрьме нам небеса,И в облака, что плыли мимо,Раскинув волоса.

Рук не ломал он, как безумец,Что посреди могилДитя обманное-Надежду-Охотно б воскресил;Он лишь глядел на высь, на солнцеИ воздух утра пил.

Рук не ломал он и не плакал,Приняв, что суждено,Но жадно пил он солнце, словноТаит бальзам оно,И ртом открытым пил он воздух,Как чистое вино.

Шло много там же душ страдальных,Я с ними круг свершал,Мы все забыли наш проступок,Велик он или мал,За тем следя, угрюмым взором,Кто петли, петли ждал.

И странно было, что так простоМеж нами он идет,И странно было, что так жадноОн смотрит в небосвод,И странно было, что убил онИ вот за то умрет.

Листвой зеленой дуб и кленыВеселый май дарит,Но вечно-серый, любим виперой,Проклятый столб стоит,На нем плода не жди, но кто-то,Сед или юн, висит.

Стоять высоко-всем охота,Высь всех людей зовет,Но без боязни, в одежде казни,Кто встретит эшафот?Кто смело бросит взгляд, сквозь петлю,Последний в небосвод?

Плясать под звуки скрипок сладко,Мечта и Жизнь манят;Под звуки флейт, под звуки лютенВсе радостно скользят.Но над простором, в танце скором,Плясать едва ль кто рад!

Прилежным взглядом, ряд за рядом,Следили мы за ним,И каждый думал, не пойдет лиИ он путем таким.Слепорожденным, знать не дано нам,Не к Аду ль мы спешим.

И день настал: меж ОсужденныхНе двигался мертвец.Я понял, что на суд, в застенок,Предстал он, наконец.Что вновь его увидеть в миреМне не судил Творец.

Мы встретились, как в бурю в мореРазбитые суда, –Друг с другом не промолвив слова(Слов не было тогда),Ведь мы сошлись не в ночь святую,А в горький день стыда,

Двух проклятых, отъединяя насОт жизни скрип ворот;Весь мир нас выбросил из сердца,Бог – из своих забот;Попались мы в силок железный,Что грешных стережет.

III

Двор Осужденных! Жестки камни,С высоких стен – роса…Там мы гуляли,- свинцом свисалиНад нами небеса.И зоркий Страж, чтоб кто не умер,Следил во все глаза.

И тот же Страж следил за Мертвым,Днем и ночной порой,Следил, когда вставал он плакатьИль падал ниц с мольбой, –Чтоб он себя от эшафотаНе спас своей рукой.

Устав тюремный без ошибкиТюрьмы Смотритель знал;Что смерть есть только факт научный,Нам Доктор объяснял;В день дважды приходил СвященникИ книжки раздавал.

В день дважды пил он кварту пива,Пускал из трубки дым;Служитель церкви от волненьяБыл разумом храним;Что руки палачей так близкоОн находил благим.

Но почему так говорил он,И Страж не смел спросить.Ведь тот, кому достался в жизниПечальный долг – следить,Замком сомкнуть обязан губы,Лицо под маской скрыть.

Иначе может он быть тронутИ помощь оказать,А место ль это речь привета,Как к брату, обращать?Что в состояньи СостраданьеТам, где должны страдать?

И все удалей мы свершалиНаш шутовской парад.Что нам! Мы знали, что мы сталиИз Дьявольских бригад!Обрито темя, цепи бремя-Веселый маскарад!

Канат кровавыми ногтямиЩипали мы до тьмы,Мы стены мыли, пол белили,Решетки терли мы,Носили ведра, взводом, бодро,Скребли замки тюрьмы.

Мешки мы шили, камни били,Таскали пыльный тес,Стуча по жести, пели песни,Потели у колес.Но в каждом сердце скрыт был ужасИ ключ безвестных слез,

Так скрыт, что, словно в травах волны,Все наши дни ползли,И жребий страшный, нам грозящий,Мы позабыть могли.И мы однажды – пред могилой,Идя с работ, прошли.

Живой желая жертвы, ямаЗевала желтым ртом,И грязь про кровь шепталась тайноС асфальтовым двором.Сказало это: здесь до светаОн будет с палачом.

Мы промолчали; душу сжали –Смерть, Ужас и Судьба.Прошел палач с своей сумоюПоходкою раба,И все, дрожа, к себе вошли мы,Как в разные гроба.

Толпою Страхов коридорыВ ту были ночь полны,В железной башне, тихи, страшны.Шаги теней слышны,И сквозь бойницы, бледны, лицаСмотрели с вышины.

Он спал и грезил, как уснувшийВ весенний день, в лугах.Следя, не понимали Стражи,Как спать, забывши страх,Когда палач стоит за дверьюС веревкою в руках.

Но плакал тот, кто слез не ведалОт всех сон скрылся прочь:Грабители, убийцы, ворыНе спали в эту ночь;Страх за того им вторгся в душу,Кому нельзя помочь.

За грех чужой изведать ужас,-О, что страшней ТворецДо рукояти меч РасплатыВонзился в глубь сердец,Катились слезы за другогоИ были – как свинец.

А Стражи, в обуви бесшумной,Скользили каждый час;На нас, склоненных, удивленноСмотрел в окошко глаз:Они дивились, что мы молилисьБыть может, в первый раз.

Минуты длились, мы молились,Оплакивая труп.И перья полночи свивалисьНад гробом в мрачный клуб;Вино раскаянья на губкеКазалось – желчь для губ.

Петух пел серый, петух пел красный,Но не рождался день.В углах, где мы лежали, УжасВодил за тенью тень.Во тьме кривлялись злые духи,Забыв дневную лень.

Они скользили, проходили,Как люди сквозь туман,Луну дразнили под кадрили,Сгибая ловко стан.С чредой поклонов церемонныхШли из различных стран.

Шли, улыбаясь, шли, кривляясь,Вперед, рука с рукой,Плясали странно сарабанду,Кругом, одна с другой,Чертили дерзко арабески,Как ветер над водой.

Марионеток пируэтыТворили на носках,И масок флейты, масок песниНам воем внушали страх.Они все пели, громко пели,Тревожа сон в гробах.

"О, пусть,- кричали,- пышны дали!В цепях пойдешь куда?Однажды, дважды кость бросайте,Играйте, господа!Но проиграет, кто играетС Грехом в Дому Стыда!"

Не рой видений были тени,Плясавший страшный хор!Тем, кто в оковах был суровых,Носил цепей убор,-Казались,- Боже! – с живыми схожиОни, пугая взор.

Кружились маски в вальсе, в пляске,Смеялись нам из тьмы;Как рой прелестниц, с верху лестницСбегали в глубь тюрьмы;Глумясь с укором, звали взором,Пока молились мы.

Вот плакать начал ветер утра,Но ночь не отошла:Ночь на своем станке гигантскомЗа нитью нить пряла.Молясь, дрожали мы и ждали,Чтоб Правда Дня пришла.

Вкруг влажных стен тюремных ветер,Блуждая, грустно выл,И нас, как колесо стальное,За мигом миг разил.О, ветер! Что же мы свершили,Чтоб ты нас сторожил!

И, наконец, узор решеткиСтал четко виден мне,Как переплет свинцовый, рядомС кроватью на стене.И понял я, что где-то в миреДень Божий – весь в огне.

Мы в шесть часов убрали кельи,В семь-тишина легла,Но мощной дрожью чьих-то крыльевТюрьма полна была;С дыханьем льдистым-долг свершить свойЦарица Смерть вошла.

Не шагом бурным, в плаще пурпурном,Не на коне верхом…Доска, веревка, парень ловкий-Вся виселица в том.Скользнул постыдно (было видно)Ее Герольд к нам в дом.

Казалось, кто-то чрез болотоИдет в унылой тьме:Шептать моленья мы не смелиИ вновь рыдать в тюрьме;Погасло в каждом что-то разом:Надежды свет в уме.

Идет все прямо Правосудье,Не потеряет след,Могучих губит, губит слабых,-В нем милосердья нет,Пятой железной давит сильных,Убийца с давних лет!

Мы ждали, чтоб пробило восемь…Был сух во рту язык…Мы знали: восемь-голос Рока,Судьбы проклятый крик.Равно для злых и правых петлюГотовит Рок в тот миг.

Что было делать, как не ждать нам,Чтоб этот знак был дан?Недвижны, немы были все мы,Как камни горных стран,Но сердце с силой било, словноБезумец в барабан.

Внезапно всколыхнул молчаньеЧасов тюремных звон;И вдруг, как волны, все наполнилБессильной скорби стон:Так прокаженные тревожат,Вопя, болотный сон.

Как лики ужаса являетПорой нам снов кристалл,-Мы вдруг увидели веревку,Нам черный крюк предстал,Мы услыхали, как молитвуПалач в стон смерти сжал.

Весь ужас, так его потрясший,Что крик он издал тот.Вопль сожаленья, пот кровавый,Их кто, как я, поймет?Кто жил не жизнь одну, а больше,Не раз один умрет.

IV