Нараспашку - Разрешённый Автор

Я разобью все стёкла в доме

Я разобью все стёкла в доме,

Чтоб кожей пить полночный воздух,

Чтобы по полу с тихим звоном

Катились сброшенные звёзды.

Я принимаю как распятье

Живую глохнущую одурь

И с треском разрываю платье,

Спеша глотнуть сырой свободы.

И, не терпя противной дрожи,

Как будто открывая двери,

Я лезвием надрежу кожу

И выпущу наружу зверя.

Я буду падать, раскинув руки

Я буду падать, раскинув руки,

На бесконечно глубоком вдохе.

И одуванчик живой и хрупкий

Между страниц навсегда засохнет.

Я буду сверху смотреть на солнце,

И сквозь меня из-под чёрной жижи

Однажды новая мысль прорвётся

И новым словом откроет книжку.

Я буду видеть, как в бледно-синем

Пространстве мира мелькают птицы,

Я буду падать, как летний ливень,

И превращаться в живые искры.

Заливая глаза и губы

Заливая глаза и губы,

Пустота растеклась чернилами,

И в клыки исказились зубы

И наполнились древней силою.

Ночь кололи немые звёзды,

Как терновый венец Спасителя.

Зверь искал, раздувая ноздри,

Бессознательно и мучительно.

Первобытный животный голод

Его гнал в бесконечном поиске,

Но был мёртвым застывший город,

В день восьмой по ошибке созданный.

Он был слеп. И знакомый запах

Влажным носом ловил встревоженно.

Зверь был просто больной собакой,

Потерявшейся или брошенной…

Тьма пришла из Средиземья

Тьма пришла из Средиземья

Чёрной ватой, чёрной болью,

Пепел сброшен и рассеян —

Воля.

И таится в мраке горла

Алый след туберкулёза,

Дивный мир на грани фола,

Поздно.

Сушит губы пеплом серым

И мучительная жажда.

Кто-то чёрный там, за дверью,

Страшно.

Мир, как губка, пропитался

Влагой сдавленного страха.

Где-то, может быть, остался

Запах?..

Истерично мечется весна

Истерично мечется весна,

Рвёт ногтями снежную рубаху,

В воздухе сырая пелена

Залепила ноздри липким страхом.

Как флакон духов, февраль разлит,

Запах облегает платьем тесным.

Чувствую вращение земли

И что под ногами где-то бездна.

Отблески фонарного огня,

В тишине захлёбываясь, тонут.

Впереди всего лишь полынья,

Мой дразнящий выисканный омут.

Раздирают горло брызги льда,

Душит крик измучившая рвота,

И чернеет талая вода,

Обещая близкую свободу.

Был только день. Печально уходящий

Был только день. Печально уходящий.

И разливался тёплый ровный свет.

И солнце мне казалось настоящим

И тлело одуванчиком в траве.

Но это сон. Придуманный, ненужный.

Открой глаза и рухнешь в пустоту.

Мир распадётся ёлочной игрушкой,

Не пойманной случайно на лету.

Всё нереально: запахи и звуки

И хрупкий лист, дрожащий на ветру.

Там за окном не ночь:

Протянешь руки

И окунёшься в чёрную дыру.

У снега множество имён

У снега множество имён,

Вчера он был живым и чутким

И впитывал шаги.

Он был мохнатый тёплый Сон,

Берёг стеклянные минуты,

Разбитые в куски.

Он может быть горячим, злым,

Как соком, истекая солнцем

И губы искусав,

Когда отчаянно под ним

Нетерпеливо имя бьётся:

Рябинная Тоска.

Сегодня брошенным щенком

К земле пытается прибиться,

От сырости дрожа.

У снега множество имён,

И это – Чистая Страница,

Когда легко дышать.

А завтра снегу имя Смерть…

Пустой, огромный, чёрный город

Пустой, огромный, чёрный город

И тишина.

Во всех проулках вязкий холод

И вялость сна.

Здесь ночь сырой пушистой пеной

Давно легла.

А я теперь хожу сквозь стены.

Я умерла?

Ищу людей, тепло и звуки.

Я вырвусь прочь!

Бегу, вытягиваю руки!..

Но рядом ночь.

Я узнаю и дом, и окна,

Бегу туда:

Густая пыль и пол холодный,

И пустота.

Не здесь. В мучительной тревоге

Хочу кричать:

"Ведь это та, ведь та дорога!"

Ищу опять.

Но как завесу опускает

Пустая мгла,

А я никак не понимаю,

Что умерла.

Я чувствую, что скоро будет дождь

Я чувствую, что скоро будет дождь,

Желание пронизывает воздух.

И ты, мой бог, проснёшься и вернёшь

Мою свободу.

Ты спишь ещё в пушистых тополях

И в свете звёзд, рассыпанных под вечер,

А я, как иссушённая земля,

Дугой навстречу.

И первобытной страсти вопреки

Ты прячешься и таешь на ресницах.

И снова ночь, и пепел, и стихи,

И ты родишься.

Я жду тебя, мой вечный юный дождь,

Я жду тебя, которого забыли,

И ты придёшь однажды и вернёшь

Мне крылья.

Одиночество – белый безглазый зверь

Одиночество – белый безглазый зверь

С ледяными и скользкими, цепкими лапами.

Одиночество тихо вползает в дверь

И вбирает все звуки, движения, запахи.

Абсолютно бесшумно ползёт ко мне,

Но я чувствую голыми чуткими нервами

И не вскрикну, не вздрогну, когда к спине

Прикоснётся ладонями медленно-медленно.

Одиночество вяжет мне тело. Пусть…

И, как шарфом, рукою за горло безвольное.

Я услышать успею противный хруст.

Будет больно? Да глупость, нисколько не больно мне.

Я бесшумно и плавно скользну к окну.

Всё так просто, легко. Этот мир искусственный.

А потом оживу. Глубоко вдохну…

Для чего, я не знаю, не помню, не чувствую.

Бесконечный осенний сон

Бесконечный осенний сон.

Я опять постигаю истину:

Я тебе отдана пожизненно,

Иногда вырываясь вон.

Я иду к твоему алтарю

То ли жертвою, то ли невестою,

То ли боль, то ли счастье приветствую

И безвольно себя отдаю.

Ласки капель в волшебном сне

Смоют цепи, тоску, метания.

Я пропитана вся желанием,

Разожжённым тобой во мне.

И так струи твои теплы,

Что я чистой, свободной, мертвенной

Отрешенно взойду на жертвенник

Или ложе твоей любви.

Так проснулся мой древний бог,

Самый юный и самый искренний,

И я вся разлетаюсь брызгами

Вместе с ним у случайных ног.

Что-то дикое есть в этом городе…

Что-то дикое есть в этом городе…

День свернулся пустой и заплеванный.

Человечества гнусное логово

Окончательно дождь изуродовал.

То ли желчь, то ли солнце случайное

Желтой пылью рассыпалось в воздухе.

Что-то светлое лишь в ожидании,

Что-то зверское есть в твоем облике.

Ось, как вертел, вонзил в эту юную

Грудь Земли варвар злобный и маленький.

И закапали в бездну безлюдную

Звезд молочные, мутные капельки.

И, как мысль, разбивается градусник,

У любимого клык прорезается,

А в мышином копеечном хаосе

Юный Бог приходя растворяется…

И, найдя в этой жизни отдушину,

Понимаю нежданно-негаданно,

Что живая, немая, ненужная

Пахла плоть нафталином и ладаном.

У разбитого корыта

У разбитого корыта

Тлеет счастье: гладь да тишь.

Мысль напугана, забита,

Глубже прячется, как мышь.

Незапятнанно и чисто

В сердце радость ожила,

Мысль давно лишилась смысла

И бессильно умерла.

Причастилось тело жизни,

Как подсело на иглу…

И пылятся стопкой мысли

На заплёванном полу.

В заповедных далях сердца

Крошки хлеба и песок.

Сладковатый запах смерти

Словом ляжет на листок.

И библейской догмой душит

Мысль немую на корню,

Выжимает счастье душу,

Как сырую простыню.

Свет рассыпался в снежный дым

Свет рассыпался в снежный дым,

О поверхности звёзд натёртый.

Мои пальцы теперь теплы

И, как лёд, растопили стёкла.

Одиночество молоком

Разбавляю, уменьшив горечь,

И декабрь, как пушистый кот,

Обмурлыкал пустую полночь.

В отражении светлых глаз

Лёд теплеет зеркально-сухо,

И костлявою лапой вяз

У Медведицы чешет брюхо.

Я отворачиваюсь к стене

Я отворачиваюсь к стене,

Но звуки в уши стальной цепочкой.

И кожей чувствую: по спине

Туман, как лапой, проводит ночью.

Я выжимаю дыханья сок

Из апельсиновой плоти. Только

Когда прольётся последний вздох,

Останусь горькой засохшей коркой.

Я слышу: в окна течёт туман

И растекается серой лужей.

Не тьма ночная, другая тьма,

Внутри меня, а не там, снаружи.

И ногти, хрупкая скорлупа,

Так пыльно крошатся белым мелом.

Я ощущаю сейчас распад

Потенциально живого тела.

Находясь в безвоздушном пространстве

Находясь в безвоздушном пространстве

Бесконечно сплетавшихся линий,

Обречённые мысли ложатся,

Попадая опять в паутину.

Пустота, облечённая плотью,

Рябь пускает в оконную плоскость

И тревожно натянутой нотой

Открывает бездонную пропасть.

Абсолютно безвольно отдаться,

Умирая в холсте на картине.

Замыкается цепь на запястьях,

Увлекая в немыслимый синий.

Говоришь, не горят?

Говоришь, не горят?

А у Бредбери вроде…

Здесь частичка меня,

В этом хрупком листе…

Не смотри же назад,

Вспомни притчу о Лоте,

Отрекись от огня,

Возвращайся к воде.

Всё теперь сожжено.

Посмотри: эти искры,

Как последнего снега

Не стало весной.

Ной откроет окно,

Пусть врываются брызги,

Безопасность ковчега

Обернулась тоской.

В кофе был аромат

Бесконечного горя,

И тревога осколком

Перерезала сны.

Наблюдаю, как тьма

Средиземного моря

Накрывает весь город

И меня вместе с ним.

Эта ночь никогда не закончится

Эта ночь никогда не закончится,

Только станет мудрее и старше.

Поделитесь со мной одиночеством,

Чьё острее: моё или Ваше?

Облысеют деревья, и, может быть,

Это старость руками неловкими…

А за рамами лето скукожилось

Умирающей божьей коровкою.

Запах кофе. Не время тревожиться.

Наступление