Вадим Трунин - Портрет моего отца

ВАДИМ ВАСИЛЬЕВИЧ ТРУНИН (родился в 1935 году) окончил Литературный институт им. М. Горького. По сценариям Вадима Трунина поставлен ряд художественных фильмов на разных киностудиях страны. Его перу принадлежат сценарии фильмов, посвященных военно-патриотической теме: «Это было в разведке», «Белорусский вокзал», «Юнга Северного флота», «Единственная дорога», «Вернемся осенью», «Через Гоби и Хинган». Вклад В. Трунина в развитие военно-патриотической темы в кино отмечен Золотой медалью им. А. П. Довженко. В. Трунин — Заслуженный деятель искусств РСФСР.

Сценарий В. Трунина «Портрет моего отца» удостоен первой премии на конкурсе киносценариев о Сибири и Дальнем Востоке. Сценарий готовится к постановке на киностудии «Ленфильм».

В ночь по приезде ему приснился странный сон. Нехороший сон. Сначала все было хорошо. Он шел по тайге с отцом. Отец чуть впереди, широкоплечий, в тулупчике и малахае, с ружьем, шагал, не оглядываясь, только торопил иногда, махнув рукой. Не отставай, сынок, не отставай! И он шел за ним. Была солнечная светлая осень. Листья шуршали под ногами, когда переходили овраги. Он шел за отцом долго и все хотел его обогнать, чтобы заглянуть в лицо, но так и не мог почему-то. И все равно на сердце было хорошо, как никогда. Но потом вдруг откуда-то взялось болото, над которым висел клочковатый туман, и отец зашагал напрямик через это болото, а он шагнул несколько раз и увяз: сначала по колено, а потом провалился по пояс. Стал кричать: «Отец! Папа! Помоги!», но он будто не слышал, что ли? Ушел вперед, не оглядываясь, и скрылся в тумане. Тут ему совсем плохо стало, на этом проснулся. Все лицо в слезах и подушка мокрая. Вот ерунда какая…

За окошками была еще ночь. Рогатый месяц висел над куполом церкви, и серебрился на крыше снег.

В комнате было темно, только в углу чуть фосфоресцировал экран телевизора.

Он встал с кровати, прошлепал босиком в переднюю, зачерпнул воды из ведра, напился. Услышал, как мать вздохнула на своей половине, заскрипели пружины.

— Ты чего? — спросила она. — Рано еще.

— Ладно, спи. Я пойду сам в школе печи растоплю. Полы ты вчера помыла, сегодня и так сойдет. Сон я видел чудной.

— Какой?

— Да ладно, мам.

— Женился бы ты, что ли?

Школа была недалеко. Но морозец все равно успел прихватить по дороге. Знатный был в это утро морозец. Снег скрипел под ногами так громко, что звенело в ушах, и слышно было далеко-далеко. На другом конце деревни бадейка о стены колодца звякнула, а за рекой, вдоль леса, медленно тянулись возы с сеном, хорошо видные в свете луны, и было слышно, как скрипели полозья и переговаривались возчики. Во многих домах уже тепло светились окошки и синие дымки из труб ровными столбиками тянулись к небу.

Он набрал из поленницы большую охапку дров, вошел в школу, быстро растопил одну печку, другую, а когда разжег последнюю, сел около нее и стал смотреть на огонь.

И снова отчетливо вспомнился сегодняшний сон. Особенно этот последний кусок: спина отца, лица которого он так и не увидел, болото, туман. У него снова защекотало в носу и слезы навернулись на глаза. Тихо выругался: «черт», подбросил поленьев в огонь.

Он смотрел на пустующий темный класс, старенькие парты, таблицы па стенах. Все было таким же, как пятнадцать лет назад, когда бабушка впервые привела его в этот класс. И портреты на стенах были те же: маленький Ленин, улыбающийся Гагарин, порывистый Пушкин-лицеист и Лев Толстой, сердито хмурящий брови.

Он помнил тридцать пар мальчишечьих и девчоночьих глаз, рассматривающих его, синие ясные глаза молодой учительницы. Ему хотелось убежать, по бабушка крепко держала за руку.

На плечи учительницы было наброшено пальто, ткнул указательным пальцем в сторону последней парты, за которой сидел вихрастый мальчишка.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала учительница — значит, язык у нас все-таки есть. Садись, садись сюда. — Похлопала она по третьей парте, повернулась и пошла к своему столу, но когда обернулась к классу, то увидела, что новый ученик спокойненько и по-деловому устраивается за последней партой, а вихрастый мальчишка сидит на самом краешке и боязливо косится на него.

— Итак, дети, продолжим. Буквы делятся на гласные и согласные.

Бабушка, уже растопившая печку, обернулась к внуку и ободряюще улыбнулась ему…

Огонь в печи разгорелся, поленья весело потрескивали, он поворошил их немного, поднялся и подошел к окну, за которым все еще было темно. И снова вспомнилось детство…

Яркий весенний день. Голенастая девчонка, бегущая через школьный двор прямо к раскрытому окну. Она перегнулась и крикнула в класс:

— Коля, Бурлаков! Там мамка твоя приехала?

— Бурлаков, — сказала учительница. — Расскажи, что ты знаешь о вулканах.

Это уже было в классе третьем, наверное. Коля Бурлаков заметно вытянулся. Руки и ноги его торчали из прошлогодней формы. Вместо ответа он резко вскочил, грохнув крышкой парты, выпрыгнул в открытое окно и помчался через двор, только пятки сверкали.

— Бурлаков! — кричала вслед учительница. — Бурлаков! Вернись! Ну, ничего, дрянной мальчишка, я найду на тебя управу.

Он проскочил мимо женщин, стоявших около калитки, влетел на ступени крыльца, рванул двери сеней и мимо расступившихся перед ним соседок вбежал в горницу и сразу увидел мать, счастливо улыбающуюся ему, прижался к ней, спрятал лицо на груди и затих. Мать целовала

— Почему же вы привели его только сейчас, а не первого сентября? — строго спросила учительница.

— Да уж так, — смущенно отвечала бабушка. — Ну что ж теперь делать? А чего ж это у вас так холодно-то?

— Да вот — тетя Нюся заболела.

— Я сейчас, — сказала бабушка, отпустила руку мальчика, которого привела с собой, и исчезла.

Он остался один и нахохлился, как воробушек.

— Ну, как тебя зовут? — спросила учительница.

Он молчал, и за него ответила девочка с первой парты:

— Колька его зовут. Бурлаков.

— Так, — сказала учительница. — Насколько я понимаю, тебя привела в школу бабушка. А где твои родители? Ну, ты что, язык проглотил?

И снова за него ответила девочка с первой парты:

— Мамка его здесь не живет. Только приезжает из города. Вся такая красивая…

— Так, — сказала учительница.

А вихрастый мальчишка с последней парты добавил:

— А батьки у него нету. И не было никогда.

— Я не совсем понимаю, — сказала учительница.

Но тут вошла бабушка с дровами, грохнула ими об пол и сказала:

— Сейчас будет тепло. Ты учи, учи их, милая, а если чего непонятно будет, ты у меня спроси, я отвечу.

— Ну что ж, Бурлаков, проходи, садись. Вот сюда, — показала учительница на свободное место за третьей партой.

Но Коля Бурлаков исподлобья посмотрел па нее и спросил:

— А можно мне сесть вон туда? — его, гладила стриженую голову и плакала. Потом она отстранила сына и сказала, шмыгнув носом:

— Ну-ка, дай я на тебя посмотрю. Вырос-то как. Мама, он скоро выше меня будет.

— Будет, будет, — ворчала бабушка.

— Ну неужели нельзя ему было новую куртку купить? Или хотя бы брюки надставить?

— Купило у нас притупилось, — сказала бабушка.

— А ну-ка, снимай с себя это старье, — сказала мама н раскрыла чемодан.

В горнице, кроме бабушки и мамы, было еще человек, наверное, десять. Две-три старухи и ровесницы матери. Мать в то время была еще молодой, красивой, и, несмотря на свой малый рост и хрупкость, сильной, что видно было хотя бы потому, с какой легкостью она подняла и поставила на стол тяжелый чемодан.

Соседок будто кто-то толкнул к чемодану, но посмотрели друг на друга и отошли, а мать, как фокусник, стала вынимать одну вещь за другой, небрежно комментируя:

— Японские. В коопе у нас продавались свободно. — Она достала блестящую нейлоновую курточку и ботинки на толстой подошве, толстый вязаный свитер, шапку, ярко-зеленый портфель, похоже, что с книгами. — Вот… Ну-ка, давай, давай, переодевайся быстренько, Коля.

Колю недолго пришлось уговаривать. Скинул с себя осточертевшее рунье, натянул новенькие штаны, рубашку, ботинки надел, курточку и стал перед матерью. Кто-то даже ахнул. Откуда что взялось: и стать, и осанка. Глазенки светились таким неподдельным счастьем!

— Ишь ты.

— Смотри, прямо парень.

— От горшка два вершка, а поди ж ты.

— Ну? — с гордостью посмотрела на соседок мать. — Каков у меня сынок?

— Ха-арош!

А бабушка, вынимая из портфеля книжки, ворчала:

— Как ты еще угадала размер? Книжки-то привезла для второго класса, а он уже третий кончает.

— Ладно, мама, купим другие книжки. Она все доставала из бездонного чемодана: коробку «Конструктор», шарф, носки, перчатки. Вдруг вынула большой пуховый платок, развернула и набросила бабушке на плечи.