Виктор Потиевский - Мертвое ущелье

Виктор Потиевский.

«Мертвое ущелье».

ОТ АВТОРА

Повествование о жизни Игната Углова нельзя назвать ни фантастикой, ни выдуманной историей. То, что происходит в его жизни, не является вымыслом, хотя, нередко, все это непохоже на обычные дела людей.

Я не могу назвать конкретного человека, который стал прообразом моего героя. Но такой человек есть. Он существует. И не все в судьбе этого реального человека совпадает с судьбой моего героя. И вовсе не потому, что они разные, эти люди. Нет. Они не разные. Даже наоборот, они очень и очень похожи.

Но автор — это сочинитель. Мне думается без воображения, без фантазии вообще нельзя написать книгу. Тем более приключенческую. Именно поэтому судьба моего литературного Игната не может и не должна совпадать с жизнью реального, того самого живого военного разведчика. Но фактически разницы нет. Она формальная. То есть,— Игнат Углов — настоящий, живой, реальный по сути дела.

И его лесные собратья волки ведут себя именно так, как они ведут себя в своей лесной жизни. События книги не противоречат биологии волка. Более того, они как бы подтверждают ту самую рассудочную деятельность волков, о которой написал свои интереснейшие работы ныне покойный физиолог, профессор МГУ Л. В. Крушинский.

Если читателю стал близок Игнат Углов, и если природа и Провидение позволяет мне продолжить эту книгу, то, я надеюсь, мои добрые читатели еще встретятся и с волком Хромым, и с радисткой Ириной, и с полковником Хохловым, да и с самим разведчиком Игнатом.

Часть 1. ТАЙНЫЙ БЛИНДАЖ

1. ДВОЕ В ПЕЩЕРЕ

Игнат сидел у самого огня. Пламя было небольшим, но угли, крупные, алые, насквозь пропитанные светом и жаром, согревали душу. Он всегда подкладывал дрова понемногу, потому что большой костер тревожил Хромого, и тот сразу же выходил из пещеры и устраивался на отдых у входа снаружи. Сейчас Хромой сладко спал в дальнем углу их каменного жилья, его густая шерсть вздымалась и опускалась от ровного и глубокого дыхания. Он лежал, свернувшись клубком у стены, и видел свой волчий сон, что было понятно Игнату по вздрагиванию Хромого и едва слышному нервному всхрапыванию.

Игнат смотрел на угли. Они озарялись внутренним светом, вспыхивали, потом тускнели, подергиваясь пеплом, разваливались на части и чернели.

Он думал о своей дикой жизни среди глухого леса. Другой жизни он не помнил. Да и кто он? Человек или волк? Он знал только, что его зовут, точнее, когда-то звали Игнат и что ему сейчас восемнадцать лет. Более двух лет он живет в лесу, а когда пришел сюда, ему было шестнадцать, это он помнил.

Еще в его мозгу блуждали смутные, неопределенные воспоминания о каких-то дорогах, по которым он брел долго и тяжело, потому что голодал и мерз, о незнакомых людях, дававших ему хлеб или картошку. Но все это оставалось путаным и непонятным.

Однако среди всех видений былого, обступавших его, чаще всего во сне, самым ярким было одно: пожар, огромный, огнедышащий, горящие дома и дворы и мертвые люди, много мертвых людей, лежащих вповалку. И тишина. Только свирепое завывание огня на ветру и тишина. Это видение почему-то всегда вызывало в душе Игната глухую, но сильную боль. Ему становилось не по себе. Он начинал тяжело дышать, холодный пот выступал на лбу, на подбородке, на спине, и хотелось только одного — чтобы этот кошмар кончился.

В последние месяцы все реже виделся во сне Игнату этот пожар, и он чувствовал себя хорошо, спокойно. И только глядя на огонь костра, иногда ощущал в своей душе необъяснимую, хотя теперь уже и слабую, тревогу.

Хромой был, как и он, молодым и тоже одиноким. Если сказать точнее, они уже два года не были одиноки, с тех пор как стали жить вместе. Игнат нашел его тогда в самом конце лета в густом молодом сосняке. Изголодавшийся волчонок еле поднимая морду, пытался есть чернику и бруснику. Он, видимо, давно питался одними ягодами и дошел до крайней степени истощения. Увидев человека, попытался бежать, встал, сделал два шага и тут же упал, уткнувшись мордой в зеленые, пахучие мхи. Все-таки он смог еще оскалиться, но огрызнуться на человека у него уже не хватало сил.

К тому времени Игнат освоился в дикой жизни. Пещера эта им была найдена и кое-как приспособлена для жилья. Всегда он оставлял там сухие дрова и бересту. В первую же неделю упорный парень научился снимать ножом шкуры с убитых зверей. Тогда все это было быстрей и проще, потому что Игнат охотился с карабином, который теперь валялся в углу пещеры, ненужный и забытый,— давно кончились патроны. В первый же месяц своей дикой жизни Игнат уже спал на этих шкурах возле угольев и тлеющего огня, и ему было тепло и уютно. Это жилище было особенно ценно еще и тем, что дым от костра вытягивался вверх и, скользя по сводчатому потолку, выползал через вход наружу. Струи воздуха обтекали скальный холм снаружи, и зимой, и летом, создавая такую тягу. Но огонь надо было разжигать только в одном месте, у стены. Это Игнат узнал случайно, когда однажды костер, который всегда до этого заполнял пещеру дымом, вдруг не задымил. Сперва юноша не мог понять в чем дело, но потом сообразил, проследив за струей дыма, и с тех пор разжигал огонь только у стены. Дым тянулся медленно, но выходил, а тепло от костра оставалось в каменных стенах, в полу, в душе человека.

Он принес тогда волчонка прямо в пещеру, накормил свежей олениной, обогрел, накрыв шкурами. В пещере выяснилось, что у того еще и поранена передняя лапа. Когда Игнат осматривал ее, звереныш отчаянно рычал, пытался укусить своего спасителя, но снова бессильно ронял голову на шкуры. Человек только промыл ему лапу водой, и волчонок сам потом зализывал рану. Она затянулась, заросла, но волк все-таки легко прихрамывал. Игнат так и звал его — Хромой, и зверь понимал, что это его имя. За два года они притерлись друг к другу, знали привычки и потребности каждого, возможности и способности, связанные с охотой. Охотились и кормились, конечно, вместе. И хотя Игнат никогда не ласкал и не гладил своего серого товарища, да и тот не ласкался к нему, они очень привязались друг к другу.

Первое время Игнат всегда жарил себе мясо на костре или варил в единственной посуде — солдатском котелке, происхождения которого он тоже не знал, как карабина, топора и некоторых других вещей, которые он принес с собой в рюкзаке. Он понимал, для чего они нужны, но не помнил, как они попали к нему. Он ничего не помнил...

Позже он стал есть мясо и сырым. Организм, молодой и сильный, требовал этого. Ведь другой пищи не было. Только мясо да ягоды и некоторые травы — он их высушивал и даже зимой добавлял в похлебку. Он знал и находил щавель, кислицу, зверобой, который заваривал как чай, еще кое-какие травы и ягоды: малину, морошку, чернику, бруснику, клюкву. Подчас он сам удивлялся, откуда знает, где видел все эти ягоды.