Глеб Исаев - «Травести»

«Травести»

Вступление

Путешествие по ночному городу закончилась. Всего и осталось — пересечь парк, да подняться на третий этаж своей «хрущевки».

Однако именно здесь ее и поджидало главное испытание. Маленький, уютный парк с разбросанными между деревьев в художственном беспорядке качелями и беседками, сейчас показался Оле дремучим лесом. Но окончательно добил ее гололед. Шпильки каблуков безбожно скользили по ледяной корке, разъезжались, норовили обломиться в любую секунду.

«Зря, конечно, я так вырядилась, — подумала Оля, и даже фыркнула от смущения — Куда деться,.. артистка. Никто и внимания не обратил. Даже Зинка. Вот и ковыляй теперь в темноте по кочкам, ворона.

Увлекшись самоедством, Оля даже забыла о своих глупых тревогах.

Охнула, едва не подвернув ногу на особо коварной ледышке и подвела итог: «В двадцать лет ума нет…»

«Может, стоило Петьке позвонить? — запоздало пожалела Оля, и решительно отмела глупую идею: — Ну, нет. Лучше уж сама. Тетя Маша, стерва та еще. И углядит, и унюхает, а потом и всем растрезвонит. Не вахтерша, а Голос Америки…»

Олин муж, выпускник факультета журналистики, в отличие от нее, отыскать работу по специальности не сумел. Он тянул пиво в соседней с их съемной квартирой кафешке, в душе крепко завидуя супруге.

— Ясное дело — повезло. — Щуря глаза, улыбались подружки и лишь вздыхали в ответ на Олины заверения о стечении обстоятельств. А вышло все и вправду случайно.

Актриса, бессменно игравшая в областном ТЮЗе роли травести неожиданно угодила в «ситуацию». Кому–то из ассистентов попалось резюме выпускницы театрального училища…

— Эй, крошка, пивка не желаешь? — услышала Оля голос из темноты беседки. Невинное, вроде бы, предложение прозвучало, словно пушечный выстрел. Ойкнула, чувствуя расползающийся в животе холод, и, уже не думая о целости каблуков, рванулась прочь. Но гололед сыграл недобрую шутку. Каблук заскользил по ледяному зеркалу, и Оля рухнула на колени. Голос прозвучал у самого уха: — Помочь, подружка?

Грубые руки подхватили ее и подняли с асфальта. Дернулась, зажатая парой одетых в темные куртки парней.

— Смотри, Череп, девка с перепугу, поди, уделалась. — Радостно проорал один из них. А второй, стриженый на лысо бугай, с вожделением уставился на симпатичную мордашку.

Ничего не соображая от страха, попыталась завизжать, но жесткая ладонь ударила по лицу, вбивая крик. А еще раз, по затылку. Умелый, поставленный удар, взорвал в голове миллион искр…

Очнулась от холода. Собралась с силами, попыталась шевельнуть головой. Лицо зажгло болью, как будто плеснули кислотой. Онемелыми пальцами коснулась губ, стирая застывшую кровь.

Хотела заплакать и не смогла. Хрипло закашлялась. Поднялась не замечая разодранные в клочья колготки, попыталась сделать шаг. Дрожь пробила, словно ухватилась за высоковольтный провод. Неловко подвернув ногу спустилась с залитых чем–то бурым, досок беседки. Оглянулась. В блеклом мареве рассвета разглядела укрытые инеем клены.

И тут кольнуло непонятное удивление: «Где я? Почему все так болит?»

Попыталась выйти на дорожку, но опять подвел коварный каблук. Сухо стукнула головой о едва припорошенный снегом камень. Но боли не почувствовала. Закружились в водовороте ветки… и все исчезло.

Глава 1

Белые, горящие пронзительным светом трубки над головой. Смотрела долго, до боли в веках, пока не сообразила — вспомнить, как называются это, эти… светящиеся штуковины не может. Вертелось, правда, на языке короткое, мягкое словечко, и только. Закрыла глаза, спасаясь от мелькающих в зрачках темных мошек. Поморгала, цепляясь ресницами обо что–то шершавое, мягкое. И вновь поразила чистота в мыслях.

«Не чистота. Пустота», — пришло на ум подходящее словцо.

И в наказание за усилие, пришла усталость. Глаза начали слипаться.

Проснулась среди ночи. Вновь уставилась в едва различимый силуэт на потолке…

«Лампа, — обрадовалась Оля. — Это же лампа. Как я сразу–то не вспомнила? Господи, что со мной? Где я?»

Повернула голову. Ряды кроватей, свет фонаря за окном, укрытые одеялами силуэты, тумбочки. Неуверенно предположила: «Больница?»

И вновь в памяти не отозвалось ничего.

«Чисто в голове. Накрыло ее пушистым снегом. Белоснежным, как кружева. Какие кружева? Не вспомнить… А кто я? Как звать? Имя? — да, точно, имя. Как же меня…? Мама звала…» — Но вместо этого увидела разноцветные лампочки–гирлянды на колючих, пахнущих хвоей, лапах стоящей в углу елки…

Заломило висок. Почудилось, как с хрустом, пронзая кожу, вонзилась в мозг ржавая игла.

Сцепила зубы, из последних сил удерживая крик, не смогла. Вопль разбудил обитателей палаты.

— Ну и чего я сделаю? — Сонно пробурчала заспанная медсестра. — Начальство с наркотой борется. Вот и терпите. Может сама угомониться?

Но этого Оля не слышала. Боль достигла предела, и, долбанув напоследок, выключила сознание.

До утра ее соседкам удалось проспать без помех. Больная лежала тихо.

Очнулась, когда подошел кто–то в белом.

Человек за глянул в ее зрачки, рассеяно провел ладонью по кустикам неровно остриженных волос, торчащих из под повязки. Негромко спросил о чем–то медсестру и распорядился: — В случае нового приступа колите «трамал», я оставлю ампулу…

Участливо, внятно, произнес: — Вы помните, как вас зовут? Нет? А фамилию? Возраст? Какой сейчас год? «Что такое год? — Оля захлопала ресницами и жалобно улыбнулась.

— Ничего, ничего. Все будет нормально. Через пару дней память должна начать восстанавливаться, — Однако бодрость в голосе показалась Оле несколько преувеличенной.

— Полис есть? — негромко спросил доктор. — Ах, да, она–же с улицы. Ладно, отметьте, после обеда пусть свозят к гинекологу, и проследите, чтобы ее внесли в сводку для УВД. Отправили? Ну и ладушки. Девочка вроде ухоженная. Может, родных отыщут… — Врач повернулся к старухе.

После кольнувшего комариком укола Оля проспала весь день. А среди ночи вернулась ржавая игла. Пронзила из виска в висок, вновь выжигая мозг белоснежным, кружевным огнем. Терпела, сколько могла. Мертво сжав зубами угол одеяла. Под конец не выдержала, застонала.

Пожилая соседка, сварливо выругалась, протопала в коридор, вызывать дежурную.

Медсестра, недовольно вздыхая, вынула ампулу, украдкой глянула на спящих соседей, и незаметно уронила стеклянный цилиндр в кармашек крахмального халата. — Куда же я его? Ага, вот. — Укол безобидной глюкозы помог мало. Спас ее от ставшей нестерпимой боли, привычный омут беспамятства.

Третью ночь ждала обреченно. Бездумно глядя в узоры трещин на потолке.