Б. Романов - Любовь земная и любовь небесная. Выбранные мысли, афоризмы, исторические анекдоты, пословицы и поговорки на заданную тему

ЛЮБОВЬ ЗЕМНАЯ И ЛЮБОВЬ НЕБЕСНАЯ

Выбранные мысли, афоризмы, исторические анекдоты, пословицы и поговорки на заданную тему

(Составитель Б.М. Романов)

ЛЮБОВЬ ЗЕМНАЯ

С любовью и надеждой посвящаю моему сыну Саше

От составителя

Можно пережить распад экономики, можно смириться, хотя и очень трудно, с распадом государства, можно, наконец, перетерпеть даже расставание с самым дорогим — с Родиной, но с разложением нравственности, когда этот богомерзкий процесс затрагивает огромные массы людей, не может справиться и никогда не справлялся ни один народ на земле. Тем более не под силу это одному человеку. Тотчас вслед за распадом морали следует неотвратимое наказание. Исчезает на карте земли государство, пропадают в чёрной дыре истории целые народы, погибает человек-одиночка, нарушивший незыблемые заповеди нравственности, отражённые во всех вероисповеданиях, преступивший ясно очерченную Богом черту.

Громадная заслуга в том, что человек не озверел окончательно, несмотря на многие тяжелейшие испытания, которым его подвергала и продолжает подвергать его же история становления и развития, принадлежит в первую очередь религии и высокой культуре, ставшими надёжными проводниками между Богом и нами, погрязшими в грехах, и перед Ним, и перед собственной совестью, и перед ближними своими.

Долго и небезуспешно власть предержащие пытались создать какую-то новую, невиданную доселе мораль, запрещали и уничтожали, подвергали гонениям всё, что так или иначе расходилось с их кабинетными теориями и насквозь лживыми представлениями о нравственности, любви, платонической и земной, добре и зле, праведности и неправедности, о чём люди вообще, и человеческая культура в частности, давно выработали вполне приемлемые для жизни земной и духовной всех удовлетворяющую этику отношений.

В жизни, где бы она ни протекала, женщина — мать, жена, сестра, любовница, друг — занимает огромное место, вот почему вернее всего нравственность проверяется и испытывается во взаимоотношениях мужчины и женщины.

Безнравственный человек не способен любить, а то, что ему представляется любовью — чистейшее физиологическое отправление, бездумное, почти неосознанное механическое стремление к продолжению и сохранению рода — не более того.

В последнее время мутным потоком хлынула на книжный рынок (и не только на книжный) всякого рода «любовная» продукция, в которой эротика, порнография и грязное бесстыдство, перемешавшись, образовали чудовищный идеологический таран, развращающий души и мозг всех без разбора — от детей до стариков, живших до того в блаженном неведении.

Мы далеки от мысли исправлять пороки человеческие нравоучениями, занятие это столь же бесполезное, сколь и бессмысленное. Рано или поздно народ сумеет отделить зёрна от плевел, но если хоть одной душе эта книжка поможет понять прелесть и полноту истинно нравственного отношения к женщине, составитель будет считать свою миссию выполненной.

Диоген Лаэртский: голоса древности

Клеобул говорил, что дочерей надобно выдавать замуж по возрасту девицами, по разуму женщинами… С женой при чужих не ласкайся и не ссорься, — советовал он. Первое — знак глупости, второе — бешенства. Жену бери ровню, а возьмёшь выше себя — родня её будет над тобой хозяйничать.

Однажды Ксантиппа сперва разругала Сократа, а потом окатила водой. «Так я и говорил, — промолвил он, — у Ксантиппы сперва гром, а потом дождь». Алкивиад твердил ему, что ругань Ксантиппы непереносима; Сократ ответил: «А я к ней привык, как к вечному скрипу колеса. Переносишь ведь ты гнусный гогот?» «Но от гусей я получаю яйца и птенцов к столу», — сказал Алкивиад. «А Ксантиппа рожает мне детей», — отвечал Сократ. Однажды среди рынка она стала рвать на нём плащ; друзья советовали ему защищаться кулаками, но он ответил: «Зачем? чтобы мы лупили друг друга, а вы покрикивали: „Так её, Сократ, так его, Ксантиппа!?“» Он говорил, что сварливая жена для него — то же, что норовистые кони для наездников: «Как они, одолев норовистых, легко справляются с остальными, так и я на Ксантиппе учусь обхождению с другими людьми».

Кто-то осуждал Аристиппа за то, что он живёт с гетерой. «Но разве не всё равно, — сказал он, — занять ли такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил?» — «Всё равно», — отвечал тот. «И не всё ли равно, плыть ли на корабле, где уже плавали тысячи людей, или где ещё никто не плавал?» — «Конечно, всё равно». — «Вот так же, — сказал Аристипп, — всё равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто не трогал».

Он был любовником гетеры Лайды и тем, кто осуждал его, говорил: «Ведь я владею Лайдой, а не она мною; а лучшая доля не в том, чтобы воздерживаться от наслаждений, а в том, чтобы властвовать над ними, не подчиняясь им».

Конечными целями Феодор полагал радость и горе: первая — от разумения, второе — от неразумения… Кража, блуд, святотатство — всё это при случае допустимо, ибо по природе своей в этом ничего мерзкого нет, нужно только не считаться с обычным мнением об этих поступках, которое установлено только ради обуздания неразумных. И любить мальчиков мудрец будет открыто и без всякой оглядки.

Об этом предмете рассуждал он так. «Разве грамотная женщина не полезна постольку, поскольку она грамотна?» — «Конечно». — «А грамотный мальчик или юноша полезен, поскольку он грамотен?» — «Так». — «Тогда и красивая женщина полезна, поскольку она красива, и мальчик или юноша полезен, поскольку он красив?» — «Так». — «Но красивый мальчик или юноша полезен для того самого, для чего он красив?» — «Так». — «Значит, он полезен для любви». И когда с этим соглашались, он делал вывод: «Стало быть, кто пользуется любовью, поскольку она полезна, тот поступает правильно и, кто пользуется красотою, поскольку она полезна, тот поступает правильно».

Антисфен часто говорил: «Я предпочёл бы безумие наслаждению», а также: «Сходиться нужно с теми женщинами, которые сами за это будут благодарны»… На вопрос, какую женщину лучше брать в жёны, он ответил: «Красивая будет общим достоянием, некрасивая — твоим наказанием».

Диоген, увидев однажды женщину, непристойным образом распростёршуюся перед статуями богов, и желая избавить её от суеверия, подошёл и сказал: «А ты не боишься, женщина, что, быть может, бог находится позади тебя, ибо всё полно его присутствием, и ты ведёшь себя непристойно по отношению к нему?»

…Рукоблудствуя на глазах у всех, он приговаривал: «Вот кабы и голод можно было унять, потирая живот!»

На вопрос, в каком возрасте следует жениться, Диоген ответил: «Молодым ещё рано, старым уже поздно».

Увидев однажды женственного юношу, он спросил: «И тебе не стыдно вести себя хуже, чем это задумано природой? Ведь она тебя сделала мужчиной, а ты заставляешь себя быть женщиной».

Само презрение к наслаждению благодаря привычке становится высшим наслаждением, — говорил он. И как люди, привыкшие к жизни, полной наслаждений, страдают в иной доле, так и люди, приучившие себя к иной доле, с наслаждением презирают само наслаждение.

О влюблённых он говорил, что они мыкают горе себе на радость.

У Кратета от Гиппархии был сын по имени Пасикл, и когда он стал юношей, то Кратет отвёл его к блуднице и сказал: «Так и отец твой женился».

Кто блудит, как в трагедиях, говорил он, тому награда — изгнание и смерть; а кто блудит, как в комедиях, с гетерами, тот от пьянства и распутства выживает из ума.

Известны такие его стихи:

Чем излечиться от любви? Лишь голодомИ временем, а если нет — удавкою.

Гиппархия полюбила Кратета и его образ жизни, так что не обращала внимания ни на красоту, ни на богатство, ни на знатность своих женихов: Кратет был для неё всё. Она даже грозила родителям наложить на себя руки, если её за него не выдадут. Родители позвали самого Кратета, чтобы он отговорил их дочь, — он сделал всё, что мог, но не убедил её. Тогда он встал перед нею, сбросил с себя, что было на нём, и сказал: «Вот твой жених, вот его добро, решайся на это: не быть тебе со мною, если не станешь тем же, что и я». Она сделала свой выбор: оделась так же, как он, и стала сопровождать мужа повсюду, ложиться с ним у всех на глазах и побираться по чужим застольям.

Любовь — это стремление к сближению, вызванное видимостью красоты, и направлена она не к соитию, а к дружбе. Так, Фрасонид, хоть и имел любовницу в своей власти, но воздерживался от неё, потому что она его не любила. Именно частью дружбы является любовь, а отнюдь не посланным богами даром. А красота — это цвет добродетели.

О похоти Пифагор говорил так: «Похоти уступай зимой, не уступай летом; менее опасна она весной и осенью, опасна же во всякую пору и для здоровья нехороша». А на вопрос, когда надобно слюбляться, ответил: «Всякий раз, как хочешь обессилеть».