Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Восхождение к власти

Ирина Звонок-Сантандер

Ночи Калигулы. Восхождение к власти

I

Жизнь начиналась просто и радостно. Семилетний мальчик взобрался верхом на маленькую серую лошадку. Худенькие ноги, обутые в мягкие кожаные сапожки до колен, сжимали конские бока, заставляя животное скакать быстрее. Мелкий гравий летел из-под копыт. Раб-фракиец покорно бежал позади, ежеминутно сплёвывая грязь, попадавшую в рот.

Дорога вилась между виноградниками. Полуголые грязные рабы подставляли подпорки под тяжелеющие лозы. Нищие хижины виднелись на отшибе, на болотистых приморских землях. А на зеленом холме возвышалась вилла с портиками и колоннами из белого мрамора с розово-серыми прожилками.

Маленький Гай Юлий слез с коня. Рабы в испуге бросились на землю, не смея поднять глаз на сына хозяина. Мальчик подошёл к виноградной лозе и сорвал гроздь, показавшуюся ему самой крупной и спелой. Виноград оказался кислым. В последние дни июня — месяца, посвящённого богине Юноне, — ещё не время собирать виноград. Гай Юлий скривился и выплюнул незрелые ягоды. Он сорвал ещё несколько гроздьев, но и те выбросил.

Птицы слетелись на виноградины, разбросанные по темно-коричневой рыхлой земле. Чёрные вороны не удовольствовались плодами, лежащими в пыли. Они пытались на лету клевать светло-зеленые ягоды прямо с лозы. Рабы-виноградари всполошились и злобно зашипели, стараясь напугать наглых птиц, но не посмели подняться с колен в присутствии Гая . Мальчик звонко смеялся, наблюдая за их безуспешными попытками.

— А ты почему стоишь без дела? — спросил он у фракийца Филиппа. — Прогони ворон.

Филипп поспешно бросился исполнять повеление маленького господина. Вороны, гортанно каркая, нехотя покинули виноградник.

— Теперь кушай виноград, — велел Гай, указывая тонкой загорелой рукой на гроздья, изрядно поклёванные птицами.

— Я не смею, — глухо ответил раб.

— Я разрешаю тебе отведать винограда в награду за работу, — напыщенно произнёс мальчик. — Ну же, кушай быстрее, пока я не рассердился! — прикрикнул он, топнув тонкой ногой.

Филипп подобрал с земли грязные, изъеденные воронами гроздья. Он послушно жевал и глотал ягоды настолько кислые, что даже слезы выступили на глазах раба. Гай смотрел на мускулистого фракийца, размышляя о том, как приятно отдавать приказы и видеть послушание тех, кто намного больше и сильнее.

— Сорви виноградных листьев, — напоследок велел мальчик рабу. — Сестра сплетёт мне красивый венок.

Филипп послушно рвал глянцевито-зеленые листья причудливой формы, кривясь от ощущения жгучей кислоты во рту. Гай ловко впрыгнул в седло, ударил лошадку маленькой, богато украшенной плёткой. Животное поскакало галопом. Раб, не осмеливаясь бросить охапку листьев, поспешил за хозяином.

Тенистая аллея, усаженная миндалевыми и абрикосовыми деревьями, вела к великолепной вилле. Гай спешился и бросил поводья подоспевшим слугам. Мальчик вприпрыжку обежал виллу и очутился в саду.

На небольшой, хорошо ухоженной лужайке стояло ложе из орехового дерева. Агриппина в шафранно-жёлтой тунике из тонкой шерсти лениво возлежала на ложе, наслаждаясь тёплыми солнечными лучами. Мириады мелких бриллиантов усеяли золотой ободок диадемы и переливались нежными тонами в матово-чёрных волосах матроны. Немного располневшая, она все же была величественно красива — родная внучка Октавиана Августа и жена полководца Германика. Гай подбежал к матери.

— Где ты был? — спросила Агриппина, мимолётно целуя сына.

— В винограднике. Смотрел, как трудятся рабы, — ласкаясь к матери, ответил мальчик.

— Учился ли ты сегодня? — продолжала расспрашивать Агриппина.

— Да, — солгал сын.

— А что ты изучал? — любопытствовала мать.

Гай немного подумал и осторожно ответил:

— Записки Цезаря о галльской войне.

— Вот и превосходно! — обрадовалась доверчивая мать. — Учись у великого Цезаря. Ты тоже когда-нибудь станешь императором. Будь мудрым, разумным и справедливым, как Цезарь, мой маленький Калигула!

Агриппина поражённо замолчала, до конца осознав сказанное ею. «Ты тоже когда-нибудь станешь императором…» — рассеянно произнесла матрона, совершенно упустив из внимания, что у неё есть ещё два сына — Друз и Нерон. Оба — старше Гая. И Гай станет императором только в том случае, если со старшими сыновьями Германика случится несчастье… «Нет! Этого нельзя допустить даже мысленно! Я принесу богам обильные жертвы за здравие всех моих сыновей!» — взволнованно подумала мать.

Прозвище «Калигула» прочно закрепилось за Гаем из-за его пристрастия к мягким высоким сапожкам, которые носили легионеры в германских походах. Калига — назывались по-латыни эти сапожки, калигула — уменьшительная форма. Мальчик гордился прозвищем, выделявшим его из огромного количества Гаев, которыми изобиловал Рим. Родовое имя «Юлий» мальчик получил потому, что его отец Германик был усыновлён в знатном римском семействе Юлиев. Усыновлён родным дядей, Тиберием, который ныне правил Римской империей. А самого Тиберия усыновил отчим, Октавиан Август, внучатый племянник божественного Цезаря.

Агриппина, посчитав, что родительский долг уже исполнен, отвернулась от сына. Матрона завела с рабыней-эфиопкой интересный разговор о восточных благовониях и притираниях. Маленький Калигула, скучая, огляделся по сторонам в поисках развлечения. Мальчик радостно вскрикнул, завидев отца, появившегося в конце аллеи.

Отца Гая Калигулы звали Германиком по причине славных побед над варварами-германцами, которых стремился покорить ненасытный Рим. В отрочестве он прозывался Нерон Клавдий Германик. Став наследником Тиберия, получил имя Юлий Цезарь Германик. Единственный сын нынешнего императора умер молодым. Повинуясь приказу отчима Октавиана Августа, Тиберий усыновил племянника. Но цезарь Тиберий ненавидел Германика. Потому, что полководца-триумфатора любили римляне.

Германик подошёл к жене и сыну. Тридцатичетырехлетний мужчина с резкими волевыми чертами лица, он привлекал всеобщее внимание везде, где появлялся. Короткая красная туника не скрывала его стройных мускулистых ног. Агриппина радостно приподнялась навстречу мужу. Германик и Агриппина любили друг друга. Многие ли супружеские пары в Риме могли похвастаться этим?

— Давно не видела тебя, — произнесла она вместо приветствия.

— Цезарь Тиберий нарочно придумывал всевозможные отговорки, чтобы подольше задержать меня, — объяснил Германик, присаживаясь на край ложа рядом с женой и ласково обнимая её.

— Как я ненавижу Тиберия! — прошептала Агриппина, зло прищурив глаза.

— Будь осторожна, — предупредил Германик. — Среди слуг всегда может найтись предатель, который все донесёт императору.

— Поскорее бы он умер, — шепнула Агриппина на ухо мужу. — Тогда мы воцаримся в Риме.

Германик тонко улыбнулся.

— А ты, сын, что делал в моё отсутствие? — спросил он, кладя на плечо Калигуле сильную загорелую ладонь. — Научился ездить верхом?

— Да, отец! — восторженно ответил мальчик.

— Хорошо, — одобрил Германик. — Значит, поедешь со мной в Рим во второй день июльских календ.

— Неужели ты опять уезжаешь? — встрепенулась Агриппина. — И так скоро?!

— Я бы век не покидал тебя, но Тиберий ждёт меня в Риме. А воля цезаря — священна.

— О, как я ненавижу его! — снова прошептала Агриппина.

— Император уже не молод. К тому же, он слаб здоровьем. Подождём ещё несколько лет… — пробормотал Германик.

— Когда Тиберий умрёт, ты станешь императором… — сверкнув чёрными глазами, шепнула Агриппина.

— Тиберий не позволяет мне действовать по моему усмотрению, — нахмурил брови Германик. — Неужели он позабыл, как я рисковал жизнью, заставляя мятежных легионеров принести ему клятву верности?! И не дождался от Тиберия ни слова благодарности! Когда же я готовился нанести решающий удар по варварским войскам, Тиберий неожиданно отозвал меня в Рим. Объяснил своё решение тем, что якобы не желает напрасно проливать кровь римских солдат. Когда это Тиберия заботила чья-то жизнь? — презрительно хмыкнул он.

— В тот раз римляне встретили тебя как трумфатора! Рим любит тебя. Тиберий мучается завистью. — Агриппина нежно провела ладонью по загорелой щеке мужа.

— А помнишь Александрию? — все сильнее распалялся Германик. — Я поспешно выехал туда, едва узнал о голоде и неурожае, опустошающих край! А Тиберий подло нажаловался на меня сенату, обвинив в нарушении Августовых законов.

— Армия на твоей стороне. Стоит тебе захотеть, и ты свергнешь Тиберия и объявишь себя императором! — сузив блестящие глаза, глухо промолвила Агриппина.

— Нет! — встрепенулся Германик. — Тиберий усыновил меня. Я обязан почитать его как отца. Каким бы ни был Тиберий, как бы он ко мне ни относился — я никогда не стану причиной его смерти!