Андрей Ветер - Осенние ветры

Андрей Ветер

ОСЕННИЕ ВЕТРЫ

Кто никогда не ел свой хлеб в печали,

Кто никогда не проводил полуночных часов

В слезах, ожидая завтрашний день,

Тот вас не знает, небесные силы.

(Гёте)

Мне бесконечно одиноко, бесконечно грустно, когда я вспоминаю о событиях, в буквальном смысле поглотивших меня летом 1877 года и удерживающих мою память по настоящее время, несмотря на благополучное для меня завершение. Мне до сих пор кажется невероятным, что клинки и копья не превратили моё тело в окровавленную груду мяса, что я волен свободно дышать и передвигаться, а люди, которые могли уничтожить меня, но по неведомой мне причине сохранили мою ничем не примечательную жизнь, все почти сгинули.

Возможно, молва уже успела донести до вас историю небывалого похода дикарей, которым франко-канадские торговцы в давние времена дали престранное имя Nez Perce, то есть Проткнутые Носы. Но даже если вам известна суть дела, я всё-таки рискну рассказать вам об этом ещё раз, поскольку мне пришлось увидеть очень многое собственными глазами.

Ранней весной 1877 года я намеревался отправиться в город Стивенсвиль, чтобы провести месяц-другой в обществе Джулианы Тэйлор, которая хоть и доводилась мне кузиной, всё же заставляла трепетать моё сердце не просто по-родственному. Всякий раз, когда её прелестное личико являлось предо мной, я невольно заливался краской несчастного влюблённого, и одному Богу известно, каких трудов мне стоило укрощать вскипавшую во мне страсть. Я был ещё совсем юнцом, когда её образ проник в моё сердце и оставил в нём неизгладимый отпечаток, и это в течение многих лет казалось мне чудом. Мы взрослели, изредка встречаясь семьями, но её прекрасные и яркие, как звёзды, глаза никогда не стирались из моей памяти.

Я всеми силами стремился к любимой моей Джулиане, однако затруднения в моих коммерческих делах продержали меня на Востоке до конца весны, и до Стивенсвиля я добрался лишь к середине июля. По дороге я узнал из газет, что индейцы из племени Проткнутых Носов подняли мятеж, покинули территорию своей резервации, расположенной в соседнем штате Айдахо, и уже находились где-то в Монтане.

Во второй половине семидесятых Америка считала, что время индейских войн уже кануло в прошлое. Последняя кампания в штатах Монтана и Вайоминг против Лакотов, которых вожди Неистовая Лошадь и Сидящий Бык подстрекали к неповиновению властям, завершилась, аборигенов поместили в резервацию, и мирные обыватели вполне могли рассчитывать на спокойную жизнь. Сидящий Бык, правда, сумел скрыться в Канаде, но его люди уже не представляли угрозы, наоборот, они сами стремились к спокойствию и всеми способами старались не попадаться на глаза белым.

Тем более ошеломляющим было внезапное решение Проткнутых Носов выйти на военную тропу. Никто и в мыслях не мог допустить, что это дружественное племя, никогда не враждовавшее с европейцами, вдруг возьмётся за оружие.

Но мне, пожалуй, придётся уделить несколько строчек недавнему прошлому, чтобы вы сумели понять подоплёку развернувшихся событий. Дело в том, что в конце пятидесятых годов граница золотодобычи стремительно продвигалась на тихоокеанский северо-запад. При активной поддержке армейских частей, базировавшихся в живописной долине Уалла-Уалла, наступление старателей на земли Проткнутых Носов удалось сдержать на некоторое время. Но правительственные чиновники прекрасно понимали, что затишье наступило не надолго. И уже в начале 1860 года один процветающий калифорнийский делец, торговавший с Проткнутыми Носами, выведал, что аборигены частенько находят на своей земле жёлтый металл.

История эта кажется старой, как мир, и повторялась почти везде, куда ступала нога белого человека. Но дикари не придали особого значения появлению новых пришельцев на своей территории. Это племя никогда не сталкивалось со старателями прежде и не представляло, что за разработкой золотых жил обязательно последует хорошо известная Америке золотая лихорадка. Аборигены оставались в благодушном настроении, полагая, что старатели вскоре уйдут, вдоволь накопав и намыв для себя жёлтого металла. Увы, эти несчастные глубоко заблуждались.

Пятью годами раньше, то есть в 1855 году, губернатор Стивенс пригласил индейцев на переговоры, намереваясь склонить туземцев к продаже их обширных земель правительству. После долгих жарких споров свои подписи под соглашением поставили пятьдесят шесть вождей. Однако правительство США не ратифицировало договор вплоть до 1859 года, в результате чего денежные и продовольственные выплаты не поступали до 1860 года, то есть до того момента, когда более десяти тысяч старателей ринулись на земли резервации. Золотоискатели начали не только копаться в чужой земле, но и угонять индейский скот. Напряжение нарастало.

В 1863 и 1868 годах были подписаны новые соглашения с Проткнутыми Носами, но они не только не улучшили положения индейцев, но наоборот – резервация была уменьшена в размере. Индейцы были в шоке. Один из вождей, подписавших бумагу, в гневе изорвал копию договора на мелкие куски и демонстративно уничтожил бережно хранимую им до того книгу Нового Завета. Это был знак, что он отказывался следовать по проторенной мирной тропе и не намеревался отдавать любимую им землю. Этот край был священным, там покоились кости предков, насыщая жизненной силой всё племя.

В январе 1876 года генерал Ховард писал: «В связи с тем, что договор 1863 года был подписан незначительной частью племени, территория, о коей ведётся речь, должна считаться владениями Проткнутых Носов. Я считаю, что с нашей стороны было бы недопустимой ошибкой начать какие-либо насильственные действия по отношению к тем родовым группам, которые не признают упомянутый документ и вполне обоснованно не покидают свою землю».

Обстановка продолжала накаляться, и военным властям всё чаще приходилось встречаться с вождями по причине постоянных мелких ссор индейцев с поселенцами, грозивших вылиться в настоящее кровавое столкновение.

В начале июня 1877 года трое юношей из племени Проткнутых Носов застрелили нескольких фермеров, утверждая, что мстили убийцам за смерть своих близких. Реакции последовали самые различные. Вождь Белая Птица собрал свой собственный совет и выступил против всякого проявления враждебности. Однако Две Луны и Большая Заря разъезжали по лагерю и призывали к выступлению, и слова их пали на благодатную почву. Наутро семнадцать молодых индейцев присоединились к трём соплеменникам, уже вкусившим крови Бледнолицых.

Сообщения о страшных нападениях отряда Проткнутых Носов прилетели к генералу Ховарду с невероятной быстротой, и он понял, что придётся оставить всякую надежду на мирное решение вопроса. Мирные граждане, до смерти напуганные кровавыми событиями, требовали от солдат немедленных действий. Никто из граждан нашей огромной страны, и я в их числе, не интересовался подробностями, руководствуясь привычной идеей, что хороший индеец – мёртвый индеец, и проснувшаяся в дикарях злоба служила доказательством этой нехитрой мысли.

Но я постараюсь быть последовательным.

Покуда прислуга занималась багажом, моя обожаемая кузина вышла встретить меня на крыльцо ладного домика, одарила неотразимой улыбкой и провела в комнаты, где седовласая тётушка Энни умиротворённо шевелила вязальными спицами. После восторженных поцелуев и приветствий меня оставили на некоторое время, дабы я мог отдохнуть с дороги и привести себя в порядок. А вечером я с энтузиазмом вверил себя власти очаровательной Джулианы, которая своим милым, почти детским щебетанием в считанные минуты заставила меня позабыть всякое беспокойство, вызванное грозными слухами о боевых действиях дикарей.

Не в моих силах воссоздать портрет этой девушки, потому что внешность её не подвластна перу даже самого гениального из поэтов. Прежде у меня хранился её фотографический портрет, приводивший меня в восторг, но теперь она из прелестной девочки сделалась поистине обольстительнейшей молодой женщиной, которая могла украсить своим великолепием королевский трон любого государства.

Не скрою, через три дня я не удержался и пылко признался Джулиане в любви, чувствуя жар во всём теле и не зная, куда повернуть лицо во время объяснения. Сердце моё металось, голова кружилась и готова была вовсе перестать меня слушаться. Кузина выслушала меня молча, бросая быстрые взгляды из-под волшебных пушистых ресниц, но по окончании моей страстной речи залилась задорным смехом, что повергло меня в глубочайшее уныние. Конечно, глупо было рассчитывать на что-то, но молодость есть молодость, любовь есть любовь. Разумеется, я не надеялся на то, что девушка бросится мне на шею, обовьёт руками и осыплет поцелуями, но какого-то знака милости я ждал, а за ним таилась и вера в то, что отношения наши могли бы расцвести и превратиться во взаимное чувство.