Альберт Брахфогель - Рыцарь Леопольд фон Ведель

А. Е. Брахфогель

Рыцарь Леопольд фон Ведель

Часть первая 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Монастырь в Колбетце

Старая сага о происхождении Германии повествует о трех мирах, существовавших в отдаленные времена. Тогда возвышались пылающие Гросс-Глакнер, Бреннер, Готтард и Монблан и адские ряды Альп извергали из своих ужасных жерл жидкие внутренности земли, а сама старая Гея страдала и волновалась в ужасных родах. Поэтому южная Германия была когда-то огненным миром и ее населяли исполины. В средней Германии было царство альвов, эльфов — маленьких деятельных существ, живших возле Эльбы. На севере от Кракова, Троппау, Лигница, Дрездена, Галле и Ганновера вся страна представляла сплошную белую ледяную массу древнего моря, только скандинавские утесы с их вечным снегом выдавались, как белые привидения, среди льдов и туманов. Пруссия, Померания, короче, весь наш север, представляли страну чукчей, по описанию немецких саг. Отсюда можно заключить, почему так горячи южные немцы, а мы, северные жители, обладаем рыбьей кровью и сходны с натурой моржей и тюленей. Старые туманы прошлого, невыносимые холода и теперь еще влияют на нас, а в нашем мозгу постоянно рисуются в виде страшных сновидений битвы исполинов и междоусобные войны старых языческих богов Мрака и Света.

Даже в настоящее время нельзя отвергнуть туманного и ледяного прошлого Померании и других немецких прибрежных стран. Доказательством, что когда-то здесь властвовало море, служат оставшиеся большие болота и озера, и terra firma (твердая почва) всюду указывает на то, что в прошлом она была морским дном. Особенно в Нижней Померании остались большие наносные бугры и огромные озера: Мадуя, Палоне и др. Славянское язычество также оставило глубокий след в образе жизни здешних жителей, сильное влияние его особенно бросалось в глаза в монастыре св. Бенедикта в Колбетце. В этом монастыре были сосредоточены все наслаждения и скорби, весь ум и вся глупость прошлых поколений, и мы постараемся снять занавес с этих тайных событий и описать их читателю.

Место, лежащее около вышеназванных озер, было театром для первых и последних событий нашей истории. Итак, перенесемся в Померанию, отечество германской грубости, к тем поколениям исполинов, сыновья которых имели семь футов роста и сильные спины, подобные Атласу. Краснощекие, голубоглазые дочери этих великанов могли завивать свои длинные косы вокруг колен или покрыться своими роскошными волосами как развевающимся золотистым плащом.

Эта страна представляет собой равнину, где растительность очень скудна, однако, и в этом есть своя поэзия. Эта местность сурова и дика, но эти качества и отличают ее, потому что совершенно верно передают дух ее обитателей. Во время наших событий правил страной герцог Барним XI. Не имея собственных владений, он был опекуном над своими двумя племянниками Иоганном Фридрихом и Эрнстом Людвигом. Великое дело реформации уже давно было начато. В Померании и Бранденбурге была введена новая вера. Церковные обряды и службы были прочно утверждены доктором Бугенгагеном и исполнялись неукоснительно в этих двух странах.

Хотя религиозные перемены не повлияли еще на умы и обычаи жителей, однако Неймарк, под управлением герцога Иоганна в Кюстрине, более не мог сохранять дружественных отношений с соседями — строго католической Польшей и Пруссией. Религиозная и национальная ненависть привела к серьезным взаимным недоразумениям. Папская сила сначала победила Шмакальденский союз при битвах у Мюльберга и Лохайской долины, а крестьянская война заставила сильно призадуматься дворян и князей, и хотя император Карл V вследствие неожиданного нападения при Инсбруке был вынужден подписать Писсауский договор, тем не менее, сильно опустели ряды бойцов за протестантскую веру. Иоганн Фридрих Саксонский и Филипп Гессенский были теперь бессильны, а курфюрст Мориц Саксонский пал при Зиферсгаузене. Конечно, Иоахим II, Иоганн Бранденбургский и особенно наследник Морица, курфюрст Август Саксонский могли бы выступить с мечом против Рима за полную независимость Германии, но политическая осторожность удерживала их, так как в это время Филипп II защищал католицизм в Испании и Нидерландах, полностью нарушая при этом народные права. Придерживаясь осторожной политики, Барним Померанский и Иоганн Бранденбургский окончательно лишали Рим всякой возможности утвердиться на севере. Хотя император Фердинанд, преемник Карла V, не скупился на увещевания и угрозы, но не решался с оружием в руках перейти Одер и Рудные горы. В Марке и Померании мало церемонились с епископствами и аббатствами, и церковное имущество везде было отобрано. Так было вначале в Магдебурге, а потом мало-помалу та же участь постигла богатые монастыри Ленин, Морин и Лебус и орденские дома в Штеттине и на всей остальной северной равнине. Во всей Померании было сделано исключение только для одного почтенного Бенедиктинского аббатства в Колбетце. Но причины того, что добрые отцы были оставлены протестантами при своих прежних правах, уходили глубоко в историю.

Если следовать от Штеттина по большой восточной дороге, ведущей через Старую насыпь в Штатгарт и дальше через Неймарк в Польшу, то пришлось бы натолкнуться на болотистую и лесистую местность, откуда дорога сворачивает на юг и ведет на Пириц и Липпе в Бранденбург. На половине дороги от выше названной местности и городка Штатгарта лежит у восточной дороги самое большое из померанских озер — Мадуа, или Мадук. Отсюда оно простирается на две с лишком мили на юг и около пирицкой дороги вливает часть своих вод в маленькие озера Селов и Колбетц, а вместе с водами передает им часть своих богатств, состоящих из рыбы и диких птиц всякого рода, подобно тому как римский патрон, от своего излишества, наполнял пустые желудки своих клиентов.

Между этими озерами, недалеко от большой южной дороги, между дубовыми и ольховыми лесами, среди полей и лугов лежали аббатство и деревня Колбетц. Монастырь стар, но еще старее церковь. Выстроенная еще в XI веке из серого булыжника, она имела чрезвычайно узкие и высоко выведенные окна, под ними шла скрытая лестница вокруг храма, многочисленные бойницы которого указывали на то, как часто храбрые монахи вынуждены были браться за лук и копья, чтобы защищать свою святыню и самих себя от нападения язычников-славян — древних обитателей этой страны. В церкви, вмещавшей прежде общину из трехсот человек, теперь влачили свое существование всего пятнадцать монахов. Не особенно красиво было внутри храма: в нем было очень мало золотой и серебряной утвари, чудесных изображений, но зато он обладал сокровищем, от сохранения которого зависело благосостояние и дальнейшее существование монахов. Этим сокровищем был языческий идол!

Хотя особенно противен был духу ордена этот идол, нагота которого должна была к тому же оскорблять целомудренные нравы бенедиктинцев, но, тем не менее, он находился в христианской церкви. Здравомыслящие монахи допускали это и охотно пользовались выгодами от такого греховного упущения. У них не хватало храбрости выбросить из храма или совершенно уничтожить этот знак языческого поклонения.

Вся страна — люди и скот, дома и дворы — на полмили вокруг уже несколько столетий служила источником доходов для монахов.

Рыбная ловля в четырех озерах издавна была их правом, но наибольшую выгоду имели эти снисходительные священнослужители от описанного кумира и народных суеверий. Конечно, мало было во всем этом католического, и с радостью услыхали новые проповедники, что бенедиктинские fratres (братья) вынуждены совершать мессу только для самих себя, но при этом не проходил ни один из праздников, считавшихся в дохристианское время святыми, чтобы жители из отдаленных окружных стран не собирались в Колбетце. Здесь они приносили жертвы идолу своих предков, произносили свои молитвы и желания и, прежде чем разъехаться, устраивали вокруг огня ночные пляски с пением и ликованием. Особенно были замечательны два времени в году, когда Колбетц даже не мог вместить всей толпы пилигримов, несмотря на то, что всякая бедная лачужка превращалась на это время в постоялый двор. Это происходило в дни летнего солнцестояния от двадцать первого до двадцать четвертого июня и в дни зимнего — от двадцать первого до двадцать четвертого декабря. Подношений было так много, что хватало и идолу, и монахам. Приносили красных петухов, белых ягнят, черных козлов, при необычных же просьбах зажиточный однодворец давал красную или белую корову или, еще чаще, кусок металла. Таким же образом доставлялись напитки, хлеб, масло, молоко, одним словом все, что только производила страна, все было здесь в изобилии, и бенедиктинцы находили, что при языческом идоле лучше, чем при их христианском обряде, считая, что поступают мудро.