Александр Войлошников - Пятая печать. Том 1

Александр Войлошников

Пятая печать. Том 1

Моим родителям,

борцам за власть Cоветов

и жертвам советской власти,

ПОСВЯЩАЮ

Когда-нибудь дошлый историк

Возьмет и напишет про нас.

И будет насмешливо горек

Его непоспешный рассказ.

Предисловие

Предисловие служит объяснением цели сочинения или оправданием и ответом на критику.

Когда государство хочет, чтобы его любили, оно лукавит, называя себя Родиной. В романе автора — конфликт между любовью к Родине и ненавистью к государству. Врут простодушные летописцы и продажные историки, заявляя: «Государство есмь народ». Правду сказал Людовик XIV: «Государство — это я!» Самыми яркими государственными кумирами были Сталин и Гитлер. Нет их, но осталась вечно живущая многомиллионнорылая безмозглая биомасса, создающая новых кумиров, — быдло.

Книга «Пятая печать» — второе издание «Репортажа из-под Колеса Истории». Переиздавая роман к своему восьмидесятилетию, автор изменил название романа на более символичное. Прежнее название романа было громоздко и публицистично, хотя идеально соответствовало динамичному стилю романа, написанному так, как в русской литературе еще никто не писал: глаголами настоящего времени! Этот необычный стиль, в форме репортажа, усиливая динамику повествования, приближает содержание романа к дню сегодняшнему. А одна из задач книги — связь времен.

Я считаю: то, что роман информативный, — хорошо, художественный — прекрасно, но главное достоинство романа в том, что он заставляет подумать над темами, которых не было в русской литературе, в частности: о чувствах и мыслях человека, живущего в тоталитарном государстве, среди людей, оболваненных пропагандой до животного состояния. Одиночество интеллектуальное более трагично, чем одиночество Робинзона.

Деспотическому строю при техногенной цивилизации нужен не думающий «хомо сапиенс», а запоминающий и соображающий придаток к компьютеру или станку. «Придаток» должен знать то, чему он научен, и уметь жить «без проблем». Всеми средствами, от эстрады до детектива, формируется мышление современного «придатка», умеющего сноровисто, как обезьяна, ищущая блох, выкусывать, то бишь вылавливать информацию (слово, фабулу), а не погружаться в философские размышления, перечитывая и переосмысливая прочитанное, чувствуя удовольствие от чьих-то неординарных мыслей, красоты и живости языка.

Узкая специализация на работе, убожество поп-арта в быту низвели современного образованца на уровень компьютеризированного скота с рефлексами на секс и интеллектом на уровне 1-й программы ТВ. Поэтому в современной России не смогли жить миллионы самых талантливых людей. Почему распался Советский Союз, где так много внимания уделялось образованию? Почему так быстро оскотинились советские люди, кичившиеся своей высокой нравственностью? Ответ — в репортажах романа.

За последние два десятка лет в России не появилось ни одного режиссера, композитора, писателя! Судя по этому, одичание России идет быстрее, чем это предсказывает автор. Языческие истуканы до небес Зураба Церетели; тошнотно тягучие жестокие сериалы Михалкова; крикливый идиотизм попсы; гламурные детективы из графоманской жвачки и другие «творения эпохи вырождения» подтверждают пророчество:

«Не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества». (От. 18:22)

Чем и когда закончится вырождение России? Ответ на этот вопрос в эпилоге. Книга эта «преждевременная». Она не для современных скотов, пачками жующих бессмысленные миниатюры — плоды соития мини-таланта с мини-умом. Но, судя по письмам читателей, полученных автором после первого издания книги, есть читатели, которых книга «зацепила». К сожалению, не бывает так, «чтобы было хорошо и все, и всем!». И, с разрешения автора, я отвечаю на претензии читателей.

Во-первых. Кое-кто считает недостатком книги «насыщенность жаргонизмами», потому что герои романа не пользуются канцеляритом из газет и журналов, который теперь называется «литературным языком», а говорят по-русски, так, как говорили до телеэпохи: с перчиком и юморком. Каждый персонаж говорит на языке своего края, профессии, сословия, возраста. Изругали и феню, назвав ее «неприличным языком». Что ж, и Пушкина ругали за то, что «бессмертному языку Ломоносова и Державина» предпочел он бойкий народный язык, который считался «низким» и «неприличным»!

Но Пушкин и Лермонтов даже на языке «ненормативной лексики» создали замечательные стихи и поэмы. Жаль, значительная часть их творчества не дошла до читателя из-за цензуры двадцатого века, подобной чопорной бабушке из анекдота, сочиненного автором этого романа:

— Василечек! Такого плохого слова нет в русском языке!!

— У тебя, бабушка, его нет, а у меня — есть!! Я им писаю!

Говорить о «чистоте русского языка» бессмысленно. Нет в мире «чистых» языков! Если кто-то сомневается — пусть, в наказание, прочитает роман «Слово о полку Игореве» без перевода! Но когда персонажи «Пятой печати» вместо слова «голова» говорят: «соображалка, бестолковка, забывальник, набалдашник, кумпол, котелок, черепушка, шарабан, тыковка и т. п.», то критики ругают за это: «жаргон, сленг, диалект»… А ругают-то не по-русски, а по-французски, по-английски, по-гречески!! Так кто засоряет русский язык??! И что создали, кроме назиданий, блюстители «чистого языка»?

Для читателей, не знакомых с прекрасным многообразием русской речи, прилагается к роману словарик русского народного языка. Его я рекомендую читать подряд. Слова из него легко запомнятся благодаря своей яркости и образности. А. Солженицын сказал о фене: «В будущем процесс пойдет еще решительней и все перечисленные слова тоже вольются в русский язык и составят его украшение».

Во-вторых. Кому-то не нравится то, что «книга написана весело для своего трагического содержания». Да, смешного в романе много. Кое-что страшно смешно, а кое-что так смешно, что страшно. Если, поправляя галстук, вы видите в зеркале ухмыляющуюся морду гориллы — это смешно, но страшно. Смех в книге — не телевизионное смехачество для недоумков. В «Пятой печати» смех подчеркивает трагизм повествования, напоминая, что «смешное — страшно, а страшное — смешно»!

В-третьих. Проницательные читатели считают: «герой романа противоречив, не-патриотичен». Не противоречив калькулятор, ибо противоречивость — следствие мудрости, которая видит предмет разносторонне. Тем более, если речь идет о многогранной России. Любить Родину — еще не повод гордиться этим! С гордостью любят Родину мозгодуи, любят профессионально, по почасовой оплате, как дешевые проститутки. Автору чужда их продажная любовь к Родине. Его любовь к России — любовь без взаимности. Строки романа, полные иронии, подчас и гнева, проникнуты сыновней болью за беспутную, глупую, оскотинившуюся Россию, об которую каждый проходимец, походя, вытирает ноги, обворовывая ее и насилуя. В словах автора горький смех.

В-четвертых. Многих читатели сетуют на то, что судьбы героев обрываются неожиданно и симпатичные герои либо погибают, либо исчезают в круговерти событий. Такова жизнь! Вспомните о друзьях, с которыми вы попрощались до завтра, а оказалось — навсегда. Тем более это — репортажи! Это сиюминутно и без прикрас!

В-пятых. Есть читатели, которые восхищаются книгой как историческим романом на приключенческой канве. И недоумевают: «Зачем в книге столько цитат из Библии, которые мешают читать интересную книгу, ведь читатель все равно их пропускает?» Объясняю: эта книга не для тех, кто выбрасывает конфету, чтобы жевать обертку! Эта книга не о совершенствовании мастерства вора Рыжего, а о становлении души и духа человека в тоталитарном государстве, где в основе воспитания страх, ложь, ненависть. Книга о страшных плодах такого воспитания. Это не только исторический роман. Это увлекательная духовная книга не для тех, кто

«видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют». (Мф. 13:13)

Роман «Пятая печать» — книга о пути человека к Богу. О романе «Пятая печать» можно сказать словами из «Откровения»:

«И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем». (От. 10:10)

Если книга, несущая горечь познания, приятна для чтения — не признак ли это литературного совершенства?!! Но «талантливая книга нуждается в талантливом читателе» (Уитмен). О неординарности книги можно судить по чуду проникновения автора в суть текстов Библии, текстов, не понятых и изгаженных попами.

По глубине мыслей, заложенных в романе, это роман будущего, если будущее не возврат в стаю обезьян. Трудно автору писать не в свое время и для читателей не своего времени, ибо время, как мачеха, не любит чужих детей. Понимая это, автор все-таки не следует благоразумным советам: снизить уровень книги до детективно-компьютерного мышления современного читателя. Не следует автор совету Иисуса Христа: