Алексей Павлов - Иван Украинский

СКВОЗЬ БУРИ И ГРОЗЫ

Повесть журналиста Алексея Павлова посвящена одному из активных участников борьбы за власть Советов бывшему батраку станицы Тихорецкой (ныне Фастовецкой) Ивану Митрофановичу Украинскому, прошедшему в гражданскую войну боевой путь от рядового красноармейца до командира кавалерийского полка и трагически погибшему на ее исходе в боях с бандами Булак — Балаховича в Белоруссии.

И не только ему. А всем тем, кто мог бы вместе с Иваном Украинским сказать о себе словами известной песни:

«Мы — сыны батрацкие,Мы — за новый мир».

Кто прошел огненными дорогами суровой гражданской войны «от первых боев до последних без хлебов и без снов».

Автор глубоко изучил историю описываемого периода и правдиво отразил ее на страницах своей повести. Ему потребовалось немало усилий, чтобы по крупицам собрать богатейший материал и достоверные сведения о герое своей повести, о его боевых друзьях — товарищах, о боях и сражениях, в которых ему довелось участвовать.

В книге отчетливо прослеживается история 33–й Кубанской стрелковой дивизии, в составе которой Иван Украинский принимал участие в боях с белогвардейцами на Дону и в Воронежской губернии, в освобождении от деникинцев Донбасса и Ростова — на — Дону, Кубани и ее областного центра — Екатеринодара, а во время белопольской интервенции в 1920 году дошел почти до Варшавы, потом, уже после переформирования 33–й стрелковой в Кубанскую кавалерийскую, возглавил ее Первый Кубанский конный полк и бесстрашно дрался не только с белопольской шляхтой, но и активно ликвидировал очаги булак — балаховской авантюры.

С интересом читаются начальные страницы книги, посвященные быту и нравам дореволюционной кубанской станицы, батрацкой доле и солдатским тяготам героя в период первой мировой войны на бывшем Кавказском фронте. Книга не оставляет читателя равнодушным и тогда, когда автор описывает портреты видных кубанских большевиков, с которыми общался Иван Украинский.

Труд А. Павлова несомненно сыграет свою роль в деле державнопатриотического воспитания наших людей на славных революционных и боевых традициях, на подвигах известных и безымянных героев борьбы за власть Советов.

БАТРАЦКАЯ ДОЛЯ

Перед сенокосом и уборочной страдой в степную кубанскую станицу Тихорецкую наезжало много пришлого люда. За хозяйские харчи да за мизерную плату нанимались скитальцы из центральных губерний России к местным богатым казакам на сезонную и поденную работу. Кончалась жатва, обмолоты хлебов — и эта масса народу, едва — едва оправившись от голодухи, словно перекати — поле устремлялась вновь в поисках своей удачи в промышленные города. За ненадобностью хозяева не удерживали временных батраков: придет новый сезон — дешевая рабочая сила найдется.

Но немало иногородних оседало в Тихорецкой и на постоянное место жительства. По преимуществу у таких людей имелась какая‑либо дефицитная специальность по тем временам, особая сноровка и мастерство.

— Босотва, а гляди как управляется с паромолотилкой, — с нескрываемым удивлением рассказывал однажды в станичном правлении в кругу дружков — односумов о батраках Украинских Федос Кухарь, прижимистый станичник, на которых эти, как он выразился, иногородние хохлы, гнули спину несколько лет.

— А я бы всех иногородних выселил из станицы, будь на то моя воля, — угрюмо, исподлобья глядя на собеседников, выкладывал свои слова, словно кирпичи, заросший рыжей щетиной казачина Мясоед. — Дух в них бунтарский, царя — батюшку не почитают, сбивают с понталыку наших станичников.

— Оно‑то так, — вступил в разговор третий участник беседы, чубатый, широколицый Степан Дейкин, имевший в станичном юрту до 200 десятин земли и у которого теперь в батраках ходили Украинские. — Да ведь без батраков не обойдешься. Я, к примеру, в молотилке ни бельмеса не понимаю. А Украинские у меня уже три сезона управляются с ней за милую душу. Машина при них как часы работает. За машиниста — Иван, старший Митрофанов сын, а младший Иван — смазчик и подавальщик снопов. Старик кочегарит. Мое же дело остается во время молотьбы только подсобную обслугу подгонять, да при найме молотилки очередь ее переезда с тока на ток других хозяев соблюсти. Ну, и само собой в срок получить с них плату.

— Старший Иван у них башковитый, — снова подал голос Кухарь. — Но — непокорный. Сычом смотрит на таких, как мы.

Мясоед молчал, устремив взгляд на широкую станичную площадь, куда на сход собирались люди. На него семья Украинских тоже немало погорбатила в первые годы после приезда в Тихорецкую с Харьковщины. Да и нынче отец с сыновьями на дейкинской молотилке по взаимному договору хозяев занимались молотьбой мясоедов- ского хлеба.

В станице практиковалась натурная оплата за пользование паромолотилками. Владельцы их получали от обмолота обычно десятую часть веса зерна. На таких условиях сдавал в наем свою молотилку и кулак Дейкин. А со своими рабочими, такими как Украинские, он рассчитывался деньгами, разумеется, по самым низким ставкам. Как правило, свое зерно Дейкин хранил и приберегал до весны в больших амбарах — ссыпках, потом продавал по высокой цене. Барыш у него получался изрядный. Так поступали и другие богатеи.

В первые годы жительства в Тихорецкой, пока ребята были еще маленькие, изо всех сил трудился глава семьи — Митрофан, человек с ровным и спокойным характером. Ему помогала жена Ефимья. Как ни трудно жилось, а родители лелеяли мечту дать своим детям хоть какое — ни- будь образование. Две неполных зимы проучился в цер- ковно — приходской школе старший Иван, одну зиму — младший. А когда первый хозяин батрака Мясоед узнал, что Митрофан Украинский намерен определить в школу и свою дочку Надю, не выдержал угрюмый казачина:

— Зачем девке грамота? — раздраженным басом произнес он. — На военную службу ей не идти. Сам по чужим углам скитаешься, своего дома не имеешь, а туда же, за грамотой гонишься. Да и гроши надо платить за обучение, ты же не казак.

— Хоть малое ученье, а все же как свет в оконце, — отвечал батрак. — Другой радости у нас нет. А 10–15 рублей как‑нибудь заробим.

Старший сын Украинских — Иван был сметливым и расторопным малым. Уже подростком помогал отцу настраивать плуги, лобогрейки, чинить и подгонять конскую сбрую. А уж когда стал парнем — никакая работа у него из рук не выпадала. Да и младший Иван тянулся за ним, стараясь не отставать в работе от отца и старшего брата.

К 1910–1911 годам отец их начал уже крепко сдавать: здоровье подводило. Ну‑ка сколько поворочено на веку! Поэтому за главного при найме на работу теперь почти всегда выступал старший сын Иван, который много смелее, чем его родитель, вел себя в переговорах с богатеями.

И вообще молодой батрак был человеком неробкого десятка. Спуску обидчикам не давал, всегда заступался за слабого, брал под свою защиту. Благо силенкой его природа не обделила. На молодежных гулянках и посиделках

кулацкие сынки в присутствии Ивана редко когда безобразничали, знали, что, взяв за шиворот своими мускулистыми руками, он мог легко выбросить из круга любого ухаря.

У …На пасху в станице чувствовалось приподнятое оживление. Еще с ночи православный люд отправился в церковь на богослужение и освящение праздничной снеди. Туда шли старики и старухи, пожилые и молодые казаки и казачки, многие — с детьми. В том же направлении следовала и публика победнее — иногородние. А утром под гулкие перезвоны колоколов вся эта масса людей растекалась по ближним и дальним улицам и переулкам к своим домам и хатам. Стояла весенняя теплынь, всюду буйно расцвели сады, густо курчавилась зелень подорожника. «Христов день» сопровождался праздничными застольями, вождением хороводов, состязаниями в силе и ловкости парней и девчат на игрищах в лапту и «третьего лишнего».

С размахом отмечал религиозный праздник купец и крупный домовладелец Бурцев. В станице он скупал зерно, шерсть, кожи, в соседнем железнодорожном поселке имел зерновую ссыпку, два кирпичных сарая и большой двухэтажный дом, сдаваемые в аренду. И здесь, в станице, у него высились обширные хоромы. В тот пасхальный день они наполнились многочисленными гостями — местными и приезжими. В новых хромовых сапогах и ярко — красной рубашке, перетянутой в талии витым шнурком, хозяин картинно кланялся приглашенным, возглашая здравицу в честь воскресенья «Сына Господня».

А потом все сели за праздничные столы, установленные на открытой веранде, увитой зеленью и цветами. Отсюда сквозь ограду едва просматривалась пыльная дорога, спускавшаяся вниз к насыпной дамбе, перегородившей неглубокую степную речку Тихонькую, от которой пошло название станицы и железнодорожного поселка. По этой дороге взад — вперед проходило немало людей из одной части станицы в другую. Одна из окраин — Хохлятчина почти полностью была заселена иногородними, выходцами с Украины и более поздними переселенцами — бедняками из центральных русских губерний.