Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин Страница 27

Можно считать, что не соврал.

— Какого? — полюбопытствовала она.

— Если отвечу, стану на голову короче, — шутливо сообщил я.

— Если нельзя, не говори, — смутившись, позволила молочница.

— Не знаешь, где можно снять недорогую комнату в инсуле? — поменял я тему разговора.

— Сейчас трудно найти недорогое жилье. Цены растут так быстро, не успеваешь привыкнуть! В инсуле на самом верхнем этаже за маленькую комнатенку придется отдать тысячи полторы в год, — пожаловалась она. — Мы потому и переехали с мужем в пригородную слободу в миле от города рядом с Остийской дорогой. Раньше жили здесь. У нас была квартира на втором этаже в инсуле. Оставили ее старшему сыну, когда он женился. Себе купили небольшой каса с хлевом, коровок завели. Теперь не только муж, но и я зарабатываю.

Помещения на первом этаже инсулы используют под торговую лавку, забегаловку общепита, мастерскую, публичный дом… В них вход с улицы. На втором этаже жилье для состоятельных людей с большим количеством комнат в каждой квартире и входом со двора по деревянной или каменной лестнице, часто наружной. Чем выше этаж, тем жилье проще, меньше, а жильцов больше. В некоторых сдают угол за занавеской совсем уж бедным. Значит, доход семья молочницы имела приличный, не рядовые работяги, но при этом свое загородное жилье назвала каса, а не вилла или домус, как принято у образованных и богатых людей. Значит, ни в первые, ни во вторые рылом не вышли.

— Кто твой муж по профессии? — поинтересовался я.

— Он служит писцом в суде в коллегии о подделке документов, завещаний, весов, монет и лжесвидетельстве. У него так много работы! — ответила она.

Суд — хлебное место во все времена. В Римской республике сейчас девять коллегий, каждая из которых занимается определенными делами. Самое интересное, что государство никого никогда не обвиняет. Судебный процесс начинается только по жалобе любого частного лица, которое и отвечает за свои обвинения, порой жестоко.

— Теперь мужу дальше ходить на службу. Заодно помогает мне донести молоко. Обратно я сама добираюсь, когда все распродаю, — продолжила она рассказ, потому что желание болтать было сильнее любопытства.

Предполагаю, что она бы одновременно и слушала, но у меня нет женского дара сочетать два таких приятных удовольствия. Ее болтовня навела меня на мысль, что можно поселиться и в пригородной слободе. Мне ведь не надо ходить на работу в город. Заодно коня смогу оставить, чтобы ездить на охоту. За городом его дешевле содержать. К тому же, в инсуле много шансов быть обворованным, а у меня много ценных и просто дорогих мне предметов. Не хотелось бы их потерять.

— Сколько стоит аренда комнаты в твоей слободе? — задал я вопрос, когда молочница сделала короткую паузу, перечисляя достоинства невестки, главным из которых было то, что эта стерва сумела захомутать ее сыночка, такого доверчивого, несмотря на службу писцом в суде, как и отец.

— По-разному, смотря, какую и у кого… — начала она, запнулась, осмысляя подвернувшийся шанс, и выдала: — Можешь у нас снять. Комната большая и чистая. Утром будешь получать чашу свежего молока. За все это каких-то двадцать сестерциев в месяц. В городе за такие деньги ничего хорошего не найдешь!

— И место в хлеву для коня. Корм будет мой, — добавил я условие.

— Да пожалуйста! Там места много! — радостно согласилась она.

Мы договорились, что молочница, когда распродаст товар, зайдет на постоялый двор за мной. Это ей по пути.

Марий не обрадовался, узнав, что я съезжаю. Как предполагаю, дела у него идут не очень. Не его это призвание — обхаживать клиентов. Работая в гостиничном бизнесе, надо уметь улыбаться, даже через силу, а у Мария хорошо получалось только ругаться, причем и в горе, и в радости,

Молочница пришла часа через два. К тому времени конь был оседлан и мул нагружен моим барахлом. Добавил к нему опустевшую тару домовладелицы. Предложил ей поехать на муле, сидя боком.

— Боязно, никогда не ездила верхом! — призналась она.

— Зря! Это мерин. Он тихий, покладистый, не кусается, — сказал я.

— Мула тоже будешь держать в хлеву? — спросила она, собираясь, наверное, повысить плату.

— Нет, — обломал я. — Завтра отведу на рынок и продам. Сегодня уже, наверное, покупатели разошлись.

— Он тебе не нужен? — задала она следующий вопрос.

— Даже не знаю, — честно признался я. — В будущем пригодился бы, но мне придется прожить здесь до тех пор, пока Октавиан Август не вернется из Иберии, может, пару месяцев, а может, и год. За такой срок я потрачу на него почти столько, сколько стоит.

— Давай мы с мужем возьмем его в аренду в счет оплаты за комнату, — предложила она.

— Зачем он вам⁈ — удивился я.

— Мы могли бы привозить намного больше молока на продажу, и муж не уставал бы, и домой возвращался быстрее. У них в суде есть конюшня. Там бы оставлял мула на день, — сделала она расклад.

Так понимаю, в их семье думала она, а муж претворял в жизнь.

— Давай попробуем, пока у меня деньги не кончатся, — согласился я.

Слобода состояла из одно-двухэтажных домов, сложенных из местного известняка и крытых красновато-коричневой черепицей или, как у моих хозяев, соломой, в которой возились, глухо чирикая, воробьи. Прямоугольный двор был один и узкий и маленький, зато почти весь день в тени. В него выходили двери со всех помещений, только у хлева, расположенного напротив ворот, была загородка из двух горизонтальных жердей. За порядком приглядывала небольшая лохматая собачонка, которая отнеслась ко мне благосклонно, потому что пришел с хозяйкой. Комната, отведенная мне, оказалась, действительно, большой и чистой. Судя по расположению у ворот и двум широким каменным ложам у боковых стен, раньше в ней жили рабы. Это социальное положение не заразное, так что не отпугнуло меня. Молочница дала мне длинный широкий мешок из дерюги, который я набил свежим сеном, не растерявшим аромат. Попросил и второй мешок поменьше, который тоже набил плотно.

— Зачем он тебе? Есть будешь у нас, — удивилась хозяйка дома, считающая, что подушка нужна только для подкладывания под спину на клинии во время трапезы.

— Буду подкладывать под голову во время сна. Привык так, — объяснил я.

Она пожала плечами: странные бывают привычки