Джозеф Конрад - Ностромо

Дж. Конрад

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ностромо по-итальянски значит «наш человек», а на языке моряков — «боцман», «старшо́й». В том и в другом смысле мы можем применить то же слово к автору этой книги.

Английский прозаик, знаменитый «певец моря» Джозеф Конрад (1857–1924) направил современную литературу в особое русло, он оказался предшественником многих, в том числе вовсе «сухопутных» писателей XX века, и он же — наш соотечественник.

Его настоящее имя Иозеф Теодор Конрад Налех Коженевский, поляк по национальности, он родился далеко от Англии и от моря, в Бердичеве, спустя семь лет после того, как в том же городе венчался Бальзак.

Несколько поколений Коженевских, дворян по происхождению, участвовали, начиная с конца XVIII века, в польском национально-освободительном движении. Отец Конрада Аполло Коженевский, филолог-востоковед, одно время студент Петербургского университета, поэт и переводчик, был выслан из пределов Польши в Российскую империю. Вот почему Конрад увидел свет на Украине и вот почему как на Украине, так в Центральной и Южной России существует целый конрадовский маршрут. Перемещались Коженевские «казенным порядком», например, в Вологду; ездили они к своим соплеменникам и даже родственникам, таким же польским аристократам, но которые, в отличие от Коженевских, «не бунтовали», а потому богатели, получая от царского правительства обширные владения на Волыни и на Подолии.

Двенадцати лет оставшись сиротой, Конрад жил в Кракове у бабушки, которая поместила его в учебный пансион. В каникулы он не раз ездил в путешествие по Европе, побывал в Германии, Австрии, Италии и в Швейцарии.

В 1874 году, семнадцати лет, Конрад отправился во Францию, в Марсель, и поступил служить на французский торговый корабль. Почему он ушел в море? Как ни странно, сам Конрад никогда подробно не объяснял своего решения. А если бы и объяснил, то к его версии следовало бы отнестись с осторожностью. Подчас он придумывал не только мотивы своих поступков, но даже события будто бы из своей жизни, и все было так выразительно и правдоподобно придумано, что не вызывало ни малейших подозрений ни у окружавших его людей, ни у ранних биографов.

Впервые Конрад увидел море в Одессе, куда его возил дядя, брат матери. Конечно, читал он и «Робинзона Крузо», и «Пятнадцатилетнего капитана», а также «морские» романы Купера и Марриета. Совсем мальчиком, находясь у того же дяди в имении Новофастово (Погребищенского района Киевской области), он рассматривал карту Центральной Африки, где тогда еще было немало «белых пятен», показал на одно из «пятен» и сказал: «Вырасту и побываю здесь». И побывал! Но почему он стал моряком, до сих пор остается не ясным. Важнейшей причиной смелого предприятия была, видимо, потребность Конрада в резкой перемене обстановки. Все, что окружало его, так или иначе напоминало одно — кладбище. И он рад был вырваться в совершенно иной мир.

Юнгой, а затем стюардом Конрад ходил по Средиземному морю и через Атлантический океан. Сообщал дяде, что собирается в Индию. Но вдруг неожиданно, находясь на ярмарке в Киеве, дядя Тадеуш получил из Марселя телеграмму: «Конрад ранен. Приезжайте немедленно». Была дуэль — так было объяснено случившееся. «У тебя правда была дуэль?» — спустя много лет, когда Конрад уже был прославленным писателем, спросила у него племянница. И Конрад ответил утвердительно. Однако дуэли не было: он пытался покончить с собой.

Конрад в то время запутался в делах денежных и личных. Оказался вовлечен в заговор карлистов, сторонников претендента на испанский престол Дона Карлоса, перевозил морем оружие для заговорщиков, а непосредственным поводом для столь глубокого душевного срыва будто бы послужила неудачная любовь. Когда Конрад поправился и окреп, он, однако, не мог вернуться на французский корабль. Ему исполнялся двадцать один год, и, как российский подданный, он подлежал воинскому набору.

Тогда Конрад совершил еще один, имевший решающие последствия в его жизни шаг, — перешел на корабль английский. Там в документы не заглядывали или смотрели сквозь пальцы, но языка английского, за исключением нескольких слов, Конрад не знал. Конечно, он все-таки понял, что сказал ему первый же английский матрос, когда он ступил на борт британского корабля: его попросили очистить палубу. Однако он не ушел и проплавал в британском торговом флоте пятнадцать лет, пройдя путь от матроса до капитана, что по тем временам, когда Англия считалась «владычицей морей», являлось достижением исключительным.

Начал Конрад свою английскую службу на углевозах, ходивших вдоль восточного побережья Англии, затем возил все тот же уголь и шерсть, а также «живую» рабочую силу, по всему свету. Тогда побывал он и в Индии, и в Австралии, и в Африке, в тех самых местах, которые некогда рассматривал на карте. Правда, помимо исполнения своей мечты, он получил еще и тропическую лихорадку, а также подагру, мучившую его затем всю жизнь. Возвращаясь из далеких рейсов, Конрад последовательно сдавал экзамены на должность штурмана, помощника и, наконец, «мастера», как называют на морском языке главу судна.

«Мой дорогой капитан!» — так с некоторых пор стал обращаться к нему в письмах дядя. Однако совершить паломничество в края своего детства Конрад смог не раньше того, как стал не только английским моряком, но и британским подданным. С переменой гражданства связано и первое появление имени Конрада (Коженевского) в нашей печати: об этом, как положено, было объявлено в «Сенатских ведомостях».

«Добравшись из Лондона на Украину, я начал разбирать мой багаж», — так в автобиографии начинает Конрад описание своего пребывания у дяди под Оратовым в Казимировке (теперь Побережная). Важнейшей же частью его багажа была рукопись.

Сын литератора Конрад начал писать очень рано. Еще в школьные годы, во Львове, сочинил он поэму, навеянную стоявшей перед львовским театром статуей, памятником Яну Собескому. Детская поэма осталась, однако, единственным произведением Конрада на его родном языке, не считая писем, тоже, впрочем, немногочисленных, потому что даже с польскими родственниками он переписывался нередко по-французски. О нем вообще говорили так: писал по-английски, думал по-французски, а бредил, когда бывал болен, по-польски. Его часто спрашивали, почему он избрал для своей литературной деятельности именно английский. Чтобы поляку писать на польском (так ответил Конрад), для этого надо быть Мицкевичем или Юлиушем Словацким; французский язык тоже слишком уж нормирован классиками французской литературы, английский же предоставлял ему в этом отношении больше свободы. В тридцать семь лет он стал писать английскую прозу.

Одним из первых его читателей был Голсуорси. Прежде всего он оказался его пассажиром. В порту Аделаида Голсуорси пересаживался с одного корабля на другой, державший курс на Лондон, пересаживался потому, что у него кончились деньги, и продолжать задуманное им путешествие он не мог; а плыл он тогда на остров Самоа — к Стивенсону. Первым помощником на корабле, который выбрал Голсуорси, был Конрад, и он попросил своего пассажира прочитать его рукопись. Таким образом, не добравшись до цели своего путешествия, до «живого классика» приключенческой литературы, Голсуорси открыл другого классика, будущего, еще не только не признанного, но сомневающегося в своих творческих силах. Впоследствии Голсуорси великодушно отказывался от чести считаться «крестным отцом» Конрада в литературе.

Тогда Голсуорси сам еще только начинал свой литературный путь, а рукопись, которую он прочел, говорила о том, что автора учить уже нечему.

По рекомендации Голсуорси эта рукопись была представлена издателю, консультантом у которого был Эдварт Гарнет, один из Гарнетов, много сделавших не только для английской литературы, но и для пропаганды в Англии русской литературы. Автор со «славянской душой» да еще пишущий по-английски очень Гарнета заинтересовал. Рукопись укрепила этот интерес, и совершился в жизни Конрада последний и, быть может, самый решительный поворот: он, что называется, сошел с корабля и стал писателем.

Быть писателем это означает не только творить, но и жить литературным трудом. Конрад шел на большой риск. Покидая морскую службу с дипломом капитана, проплававшего двадцать лет на девятнадцати кораблях, обошедшего все моря и все континенты, он, когда ему было под сорок, пускался, как новичок, в плаванье по коварному морю чернил. И не в одиночку: вскоре после выхода первой своей книги Конрад женился, у него родилось двое сыновей…

Сохранился отчет об одной экспертизе, которую проводило английское ведомство: опрашивали капитанов об условиях работы на судах. Среди прочих был и вопрос о том, сколько на корабле должно быть людей. В ответ капитан Коженевский дал понять, что все зависит от того, каких людей. Этот капитан, делавший ставку на качество натуры человеческой, и решил стать писателем Джозефом Конрадом.