Торнтон Уайлдер - К небу мой путь

Торнтон Уайлдер

К небу мой путь

Среди прочих талантов доброта не взрослеет дольше всех.

Меня зовут Джордж Браш;Я — американец;Я родился в Ладингтоне;И путь мой — к небесам.

Глава 1

Джордж Марвин Браш пытается спасти несколько душ в Техасе и Оклахоме. Доремус Блоджет и Марджи Мак-Кой. Мысли по пришествии двадцатитрехлетия. Браш забирает свои деньги из банка. Его уголовное досье: заключение номер 2

Однажды утром в конце лета 1930 года владелец отеля «Юнион» в Крестрего[1], штат Техас, и несколько его постояльцев были раздосадованы, увидев в книге для записей на регистрационном столике свежую надпись, состоявшую из библейских цитат. Два дня спустя подобное же происшествие привело в раздражение постояльцев гостиницы Мак-Карти в Усквепо, в том же штате, а управляющий театра «Гэм», располагавшегося неподалеку, весьма удивился, обнаружив, что схожим образом испорчен почтовый ящик на его двери. В тот же вечер некий молодой человек, зайдя мимоходом в Первую Баптистскую церковь и застав ежегодный благотворительный церковный конкурс в самом разгаре, уплатил семнадцать центов, занял место у барьера и завоевал первый приз. Его трофеем стала генеалогическая таблица царя Давида. Следующей ночью несколько пассажиров пульмановского вагона «Кверитч», отправлявшегося из Форт-Ворс, испугались не на шутку при виде молодого человека в пижаме, угрюмо бормотавшего вечернюю молитву. Его сосредоточенность осталась непоколебимой, даже когда ему на плечо, больно ударив, свалились увесистые экземпляры «Вестерн Мэгэзин» и «Скрин Фичерс». На следующее утро молодая леди, которая вышла из вагона на перрон, чтобы после завтрака насладиться сигаретой, вернувшись на свое место, нашла вставленную в уголок оконной рамы визитную карточку. Визитка гласила: «Джордж Марвин Браш, представитель Педагогического издательства Каулькинса, Нью-Йорк, Бостон и Чикаго. Издание каулькинсовских учебников по арифметике, алгебре и другим наукам для школ и колледжей». По верхнему краю визитки карандашом было аккуратно добавлено: «Если женщина курит, она недостойна быть матерью». Молодая леди слегка порозовела, разорвала визитку в клочки и сделала вид, что собирается спать. Через несколько минут она приподнялась и, напустив на себя выражение презрения и скуки, окинула взглядом весь вагон. Никто из пассажиров не выглядел способным на такое послание, и менее всех — высокий, крепкого сложения молодой человек, который, однако, остановил на ней свой серьезный взгляд.

Чувствуя, что достиг своей цели, молодой человек взял свой портфель и ушел в сторону вагона для курящих.

Там почти все места были заняты. День был жаркий, и курильщики, сбросив пиджаки, сидели, развалясь, среди синей мглы. В нескольких купе играли в карты, а в одном углу взволнованный юноша пел бесконечную песню, поочередно прищелкивая пальцами и притопывая для ритма каблуком. Группа увлеченных слушателей окружала его, подтягивая припев. В вагоне царило единодушие, и реплики летали из угла в угол. Браш оглядел всех оценивающим взглядом и выбрал место рядом с высоким груболицым человеком в рубашке с короткими рукавами.

— Садись, дружище, — сказал мужчина. — Ты шатаешь вагон. Садись и дай мне спичку.

— Меня зовут Джордж Марвин Браш, — сказал молодой человек, взяв его за руку, глядя прямо и строго ему в глаза. — Я рад, что встретил вас. Я продаю учебники. Я родился в Мичигане и сейчас направляюсь в Веллингтон, Оклахома.

— Это хорошо, — ответил тот. — Это хорошо, но только успокойся, сынок, успокойся. Никто не собирается тебя арестовывать.

Браш чуть покраснел и сказал с тяжестью в голосе:

— Начиная разговор, я всегда выкладываю все факты.

— А что я такого тебе сказал, дружище? — спросил мужчина, обращая на него спокойный и любопытный взгляд. — «Успокойся» и «Дай прикурить».

— Я не курю, — сказал Браш.

Далее разговор пошел о погоде, об урожае, политике и экономическом положении. Наконец Браш произнес:

— Брат, могу я тебе сказать о самом главном в жизни?

Мужчина лениво потянулся во весь рост и склонился к сиденью напротив, подперев рукой свое длинное желтое, с хитрым прищуром лицо.

— Если ты о страховке, то я уже застрахован, — сказал он. — Если ты о нефтяных скважинах, то я не имею к ним никакого отношения. А если о религии, то я уже спасен.

Но у Браша в запасе был ответ даже на такое. В колледже он прослушал курс «Как обращаться к незнакомым людям по поводу их спасения» — два с половиной часа с зачетом, — обычно сопровождаемый в следующем семестре курсом «Аргументы в дискуссиях о Священном Писании» — полтора часа с зачетом. В этом курсе приводились все дебюты в турнирах подобного рода и вероятные ответы. Один из ответов был таков: «Незнакомец объявляет себя уже спасенным. Это утверждение может быть либо (1) истинным, либо (2) ложным». В любом случае следующим ходом евангелисту рекомендовалось сказать то, что сказал Браш:

— Прекрасно. Нет большего удовольствия, чем беседа о самом важном с верующим человеком.

— Я спасен, — продолжал мужчина, — с того момента, когда меня один проклятый дурак сотворил в публичном доме. Я спасен, этакий ты павлин, с той самой поры, как мою жизнь стали тратить ради чужих денег. Поэтому закрой рот и убирайся отсюда — или я вырву тебе язык!

Такое отношение тоже предусматривалось стратегией.

— Ты сердишься, брат мой, — сказал Браш, — потому что ты осознаешь бессмысленность своей жизни.

— Слушай, — сказал мрачно мужчина. — Слушай, что я тебе скажу. Я предупреждаю тебя. Еще одно слово — и я сделаю такое, что ты пожалеешь. Постой! Не говори потом, что я тебя не предупреждал: еще одно слово — и…

— Мне бы не хотелось причинять тебе страдание, брат, — сказал Браш. — Но если я перестал, не думай, что я испугался тебя.

— Я что тебе сказал? — совершенно спокойно произнес мужчина. Он нагнулся, подхватил портфель, стоявший у Браша в ногах, и швырнул его в открытое окно. — Иди поищи, дружок! А после этого поучись собирать себе паству.

Браш побагровел. Он холодно улыбнулся.

— Брат, — сказал он, — твое счастье, что я пацифист. Я мог бы одним ударом подбросить тебя к потолку этого вагона. Я мог бы согнуть тебя в три погибели одним ударом ноги. Брат, я самый сильный человек из всех, кто когда-либо получал диплом нашего колледжа. Но я не трону тебя. Ты насквозь пропитан спиртом и табаком.

— Ха-ха-ха! — захохотал мужчина.

— Твое счастье, что я пацифист, — механически повторял Браш, пристально глядя ему в глаза, в желтые складки его лица, в синие пуговицы расстегнутого ворота рубашки.

На них смотрел уже весь вагон. Желтолицый мужчина махнул рукой, приглашая соседей из купе рядом принять участие.

— Он чокнутый, — объявил он.

Голоса в вагоне нарастали угрожающей волной:

— Убирайся отсюда к черту! Выбросить его отсюда!

Браш закричал мужчине в лицо:

— Ты переполнен ядом… Все видят, что ты… Ты погибаешь! Почему ты не думаешь о спасении?

— О-хо-хо-хо! — гоготал мужчина.

Шум в вагоне перерос в рев. Браш вышел в проход и направился к туалету. Он весь дрожал. Подложив руку, он уперся лбом в стену. Ему казалось, что его сейчас стошнит. Браш бормотал снова и снова: «Он весь пропитан спиртом и табаком». Набрав в рот воды, он побулькал в горле. Наконец, окончательно успокоившись, он вернулся в вагон «Кверитч», где ехал вначале. Он шел опустив глаза. Сев на свое место, он обхватил руками голову и уставился в пол.

— Я не должен их ненавидеть, — прошептал он.

Поезд прибыл в Веллингтон с опозданием на час. Браш занял номер в отеле, взял напрокат автомобиль и съездил за портфелем. Почти весь день он провел, дозваниваясь в директорат школы. После обеда, выйдя из столовой, он подошел к регистрационному столику и в книге записей аккуратно написал печатными буквами фразу из Библии, после чего спокойно отправился спать.

На следующее утро ему исполнилось двадцать три года. Он встал пораньше и отправился погулять перед завтраком. В руке он держал черновик своих планов на год, а также список своих достижений и промахов. Пересекая холл, он заметил, что на регистрационном столике лежит новая книга записей. Он подошел, вынул авторучку и замер в мгновенном раздумье. Затем не присаживаясь печатными буквами написал на обложке следующие слова: «Ты зришь меня, Господи».

Скорченный на полу негр, вытиравший плевательницу, медленно поднял глаза и сказал со сдержанной злобой: