Радий Погодин - Приближение к радости

Если хотите быть услышанным —

говорите либо очень громко,

либо не переставая.

Древний наш предок, когда-то же он был — недостающее звено, — когда-то же он понял, что ОН — это именно ОН, и что-то сказал...

Мы непрерывны.

Мы связаны с нашим древнейшим предком кровью, и, не менее того, — языком. Возможно, самое первое слово, которое он сочинял, мы твердим и поныне.

Когда я был маленьким, меня до боли огорчало, что героем русских сказок непременно выходит Иван-дурак. Я знал мальчика, который от этого плакал. Его мать, сутулая женщина с погасшим взглядов и серым лицом, говорила, кашляя от папироски:

— Ишь ты! — дурак дурака пожалел. Не реви, не плачь, тебе чего нравится, чтобы добры молодцы да красные девицы все чмок-чмок, все шуры-муры, а вот и в сказках кто-то вламывать должен...

— Не ври! — страстно вопил мой товарищ, зарабатывая тем подзатыльник. Звали товарища Ваня, но имя его среди нас позабылось, вытесненное кличкой Люстра.

В некоторых сказках, чтобы подсластить пилюли, Ивана-дурака называли Иванушка-дурачок. Выходило еще хуже. Если дурак, человек глупый от невежества, через образование и воспитание мог поумнеть, то дурачок, существо совсем безнадежное — идиот, и называют его ласкательно из жалости, поскольку дела уже ничем не поправишь.

Сказочную традиции даже Пушкин не превозмог. Правда, дрогнула у него рука, назвал он своего замечательного героя не дураком, а Балдой.

Идет Балда, сам не знает куда...

Старорежимные старухи говорили нам, чтобы мы, "дитятки", по этому поводу не тупили, и разъясняли нам: "дурак-то он дурак, русский человек, но умный. Гляди, как умников-то объегорил — царем стал и удача ему в любви. И все это ему за доброту, за верность и долготерпение. Безответный он, русский-то человек. И вздыхали. И мы понимали, что врут они: наверное, опять русский человек опростоволосился, и никогда уже не стать Ивану-дураку царем.

Старине нами товарищи давали объяснения энергичные и категорические: мол, так и сяк — есть качества поважнее ума в классовом смысле, мол, в старинных сказках проводятся сопоставления на полном безыдейном уровне, хотя Иван всегда подается как пролетарий и безлошадник. И вообще, пора бы дать шкетам новую сказку, где Иван-дурак, сука, становится красным воздухоплавателем. Старшие наши товарищи уже умели курить и выражаться.

И на каком бы уровне этот вопрос ни рассматривался, утаивается одно абсолютное качество Ивана: он дурак не по сравнению с некими мудрецами-махатмами, он просто дурак. "Первый умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак".

Моя бабушка мне объясняла:

— Дурак дураку рознь: одни дураки от кротости, от веры и от любви, другие от черта. Они ой какие умные — грудь вперед...

Бабушкино объяснение помогало мне в людях разбираться, когда я стал взрослым, но в детстве оно меня никак не вразумило, не наделило меня гордостью "от предков", как, скажем, грека. Иван-дурак, верти не верти, все равно оставался дураком.

А вот хорошие качества Ивана-дурака винят не люди добрые, не снисходительные батюшка с матушкой, не братья и сестры, не соседи, а всевозможное волки, медведи и чаще всего кони: конь вороной, конь белый, красный конь, конь в яблоках.

Животные не спят. Они стоят

Над миром каменной стеной.

И никто из крупнейших мировых специалистов по мифологии и фольклору не объяснил этого феномена. Ни англичанин Джеймс Джордж Фрезер, ни француз Жорж Дюмезиль, ни Владимир Яковлевич Пропп, ни даже академик Владимир Яковлевич Рыбаков.

А между тем слово "дурак" стало самым популярным и чаще других произносимым словом в общественных взаимооценках, в нашем горячем быту и в любви.

Обратимся же к сказке.

Оказывается, у всех индоевропейских народов, более того, почти во всем мировом фольклоре распространен сюжет о младшем брате — естественно, глупом по своему возрасту, но не более того, который благодаря своему мужеству, благородству, чувству долга и доброте всегда берет верх над своими хитрыми сластолюбивыми братьями.

Коротенько: протоиндоевропейские людские сообщества делились на три сословия, или три варны. Слово "варна" означает цвет. Белые — мудрые, естественно, старики. Черно-синие — производители материальных благ, естественно, люди зрелые. Красно-оранжевые — юноши, отроки, естественно, как и поныне, воины.

Цвета древних сословий сохраняется у индоевропейских народов и по сей день в их государственных флагах.

И вот однажды эти глупые отроки, эти добрые молодцы, ничего не умеющие, но много хотящие благодаря оружию и нетерпению, берут верх над умными и умелыми. Какой конек-горбунок им помог, какая жар-птица? Но именно с этого момента общество становится не сословным, а классовым.

В нашей же теме по-прежнему остается загадкой словесная связка Иван-дурак, поскольку в жизни-то, не в сказке, распространяется она на все русское население поголовно, и на царя, и на царицу.

Рассмотрим эту связку повнимательнее и поймем, что имя Иван мы можем тут же отбросить как библейское христианское, а связка имеет весьма древний возраст. И слово "русский" тоже до поры до времени отодвинем, полюбуемся только словом "дурак". Вглядимся в него попристальнее, повнимательнее со всем уважением к слову. Пусть-ка оно засверкает, как сверкает драгоценный камень.

Отбросим же предвзятости и окончание "к" — знак существительного мужского рода.

"Дура".

В латинском языке слово "дура" означает "суровый". "Дура лекс, сэд лекс" — закон суров, но это закон. В литовском языке "дура" означает "бурно, стремительно". В греческом — "стремительный, напористый". В древнегреческом: "Бурная, стремительная сила".

— Правильно: сила есть — ума не надо, — сказал бы по этому поводу мой ясноглазый друг.

Но он не сказал. Лишь вздохнул. И загорелись его глаза огнем надежды.

А в чем эта надежда? В том, что вот сейчас, сразу же, наш русский народ изменит свое отношение к слову "дурак" как "глупец" и возгордится тем, что он есть "бурная, стремительная сила"? Эту "бурную силу" мы имеем право истолковать как постоянную способность к подвигу и самопожертвованию. Но не хватит ли жертвовать собой и совершать подвиги во имя всех, кроме самих себя?..

Итак, слово "дурак" стопроцентно принадлежит сказке, но на те же сто процентов принадлежит оно и нам — русским людям. Из этого следует, что мы недокопали, недодумали — не разглядели его самой глубинной сути.

"Ду-ра..." — слово составное.

Прежде всего, "ду" — это два. Мы даже и не представляем, какое исключительное значение имели: числительные для древнего человека. Разве же это не чрезвычайно важно для стаи, кто идет за вожаком? Кто — вторым, а кто — третьим?

"Ду" — это два.

"Ра" — это солнце.

"Ду Ра" — два солнца.

Тут не выдержал мой ясноглазый друг. К сведению — у меня все друзья ясноглазые. Он закричал:

— Убивать вас надо!

— Кого, — спрашиваю, — убивать?

— Тех, кто пытается мне мозги запудрить. Пусть мои мозги хотя бы на место встанут, хотя бы отдохнут в тишине от фанфар. Ра — египетский бег. При чем тут славяне? При чем тут дурак и два солнца?

— Действительно, — говорю. — При чем тут мы? Но яркость дураков измеряется солнцами, как яркость лампочек — свечами.

Летописец Нестор тоже был убеждённым сторонником египетской лавки древностей. По его выходит, что первого нашего бога Сварога мы получили от египтян взамен временно царствовавшего над славянами Феоста (Гефеста).

Поскольку "сварага" — "небо" не по-египетски, а по-индийски, мы имеем право предположить, что египтяне подсунули, нам индо-иранца после нашествия на Египет персов. Это, в свою очередь, позволяет нам полагать себя народом не слишком древним.

А что касается Ра, говорю я себе, то он, без сомнения, первобог. И появился он как сущность, наверное, вместе с речью, а может быть, и раньше — в рисунке, в скульптурке глиняной, в колесике.

В 1866 году учрежденное в Париже лингвистическое общество приняло решение не обсуждать вопрос о происхождении языка.

Мы и не обсуждаем. Но полагаю я, что наш древний косматый предок, встречая восход солнца, довольно рычал: "Рра-а..."

Очевидно, что в первую десятку слов человеческих, произнесенных ранее прочих, вошли слова: солнце, вода, земля...

Человеком наш предок ощутил себя поздно и лишь потому, что природа наделила странное творение свое воображением. Сначала же человек понял, что он рожден, что он живой. Этому его пониманию сопутствовало ощущение солнца: когда солнце всходило, человек согревался, оживал.

Но для возникновения жизни одного солнца было мало: жизнь давали солнце и вода вместе — в паре. По отдельности они несли смерть, но и вода лилась сверху. Она казалась производной солнца. И воду наш предок называл "ра". Возможно, он разделял эти два "ра" интонационно.