Александр,Валентин Сеславин,Пушкин - Из единой любви к отечеству

Библиотека журнала ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия»

Валентин Пушкин

Борис Костин

ИЗ ЕДИНОЙ ЛЮБВИ К ОТЕЧЕСТВУ

Культурно-исторические очерки

Москва

«Молодая гвардия»

1988

Валентин ПУШКИН окончил музыкально-педагогический институт имени Гнесиных.

В настоящее время — артист Большого театра.

«Александр Сеславин»— первая книга автора.

Борис КОСТИН родился в городе Томске, окончил Рязанское высшее воздушно-десантное училище.

В настоящее время офицер Советской Армии,

Публиковался в журналах «Неман», «Маладосць», «Москва», «Нева», «Дружба».

Знание истории укрепляет человеке веру в бессмертие. Oно, знание это, подобно совести. Потому что если сам всматриваешься в жизнь своих предков, то т вольно почувствуешь, как в твою собственную жизнь всматриваются твои потомки.

И наоборот, отсутствие исторической памяти является причиной вседозволенности, потребительского отношения к жизни. Авторы этого сборника предприняли по пытку рассказать о малоизвестных страницах нашей отечественной истории.

Валентин Пушкин написал о герое партизане 1812 года Александре Сеславине, человеке, которым гордились соотечественники и которому посвящали восторженные стихи лучшие поэты России, а Борис Костин — о женщинах, участницах войны 1812 года. Эти публикации — только лишь часть малая того огромного долга, который мы сегодня все решительнее возвращаем родной земле и тем людям, что твердыми своими руками подняли из тьмы времен историю нашего Отечества.

Подняли и держат так крепко, что не лишне нам сегодня еще и еще раз вспомнить и произнести вслух их имена.

Олег МИХАЙЛОВ.

Валентин Пушкин

Александр Сеславин

Сеславин — где не пролетит

С крылатыми полками,

Там брошен в прах и меч и щит

И устлан путь врагами.

В. А. Жуковский

22 августа 1812 года[2] Кутузов согласился вверить подполковнику Денису Давыдову 50 гусар и 80 казаков для партизанских действий в тылу неприятеля. «Более он не дает», — сказал Багратион, представлявший рапорт Давыдова на рассмотрение главнокомандующего.

Однако вскоре было сочтено полезным послать еще несколько отрядов на охоту за мародерами. Князь Вадбольский с мариупольскими гусарами основался возле Можайска; генерал Винценгероде с драгунами — на Петербургском тракте; поручик Фонвизин с казаками — на Боровской дороге; вдоль Смоленской дороги лихие налеты на транспорты французов совершали гусары и казаки генерала Дорохова; Кудашов контролировал Серпуховскую дорогу; у самых московских застав истребляли врагов два артиллерийских капитана, два Александра — Фигнер и Сеславин. Опустошенная пожаром Москва превратилась в западню. Без продовольствия и фуража, бездействуя среди погорелых развалин, армия Наполеона теряла боеспособность. С мнимым доброжелательством Наполеон предложил императору Александру начать мирные переговоры. Ответа на его письмо не последовало. Тогда он направил своего генерал-адъютанта к русскому главнокомандующему.

Еще в начале войны Наполеон как-то назвал Кутузова «старой северной лисицей». Узнав об этом, седовласый фельдмаршал с усмешкой пообещал, что надеется не дать ему ошибиться. И вот сейчас происходила та заочная, невидимая, но крайне напряженная борьба, в которой побеждают дипломатический опыт, расчет и мудрая прозорливость. Кутузову необходимо было продлить пребывание французов в Москве, чтобы успеть пополнить русскую армию. Он намеренно затягивал переговоры с приехавшим в Тарутинский лагерь генерал-адъютантом Лористоном, внушая ему надежду на заключение мира.

После визита Лористона Наполеон 14 суток терпеливо дожидался окончательного ответа. Он получил ответ Кутузова 6 октября, когда был разгромлен вышедший из Москвы авангард под командованием заносчивого Мюрата.

Русская армия ликовала! Наконец произошло сражение, увенчавшееся успехом. Эта первая несомненная победа имела огромное нравственное значение. Потери французов составили 2 тысячи убитых. 1500 солдат сдалось в плен.

Известие о разгроме под Тарутином поразило Наполеона. Он понял наконец хитрость одноглазого старика. «Итак, нам суждено делать только ошибки!» — с досадой сказал император и, поручив обозы маршалу Мортье, объявил, что покидает Москву. Решено было возвращаться по новому маршруту: на Боровск, Малоярославец, Медынь. Война еще не коснулась этой территории, и, при достаточном снабжении продовольствием и фуражом, здесь предполагалось развить быстрое продвижение.

Наполеон двинулся по старой Калужской дороге, пустив впереди дивизию генерала Брусье, но внезапно перешел западнее — на новую Калужскую (Боровскую) дорогу, рассчитывая обойти Кутузова и открыть себе свободный путь на Смоленск.

В расположении главной квартиры русской армии, между пехотных биваков, коновязей кавалерийских и артиллерийских полков появились всадники в егерских шинелях, гусарских ментиках, казачьих чекменях. Многие с бородами, в косматых бараньих шапках. Замелькали дротики казаков, кавалерийские карабины и трофейные ружья, взятые у врага. Сойдя с коней, двое вошли в большую избу посреди села. Их встретил дежурный офицер начальника штаба генерала Ермолова.

— Доложите Алексею Петровичу: Фигнер и Сеславин, по его вызову.

Рослый, могучего сложения генерал в походном сюртуке без регалий беседовал со штабными офицерами. На лавке лежали офицерские плащи, на столе — карты, листы реляций и приказов. Наклонив над картами широколобую голову, Ермолов водил пальцем по кривым линиям, означавшим передвижения корпусов. Голос Ермолова рокотал в низенькой горнице, офицеры с вниманием следили за генеральской рукой.

О военной дерзости и смелости Ермолова рассказывали легенды. Он был не менее знаменит в армии, чем сам Багратион или беспримерно храбрый генерал Неверовский. Посмеиваясь, вспоминали, как Ермолов просил царя пожаловать его в «немцы». При Бородине, видя, что французы готовы прорвать центр русских позиций, он бросился отбивать батарею Раевского во главе одного батальона. Говорили, будто в кармане Ермолова были Георгиевские кресты; он кидал их впереди себя, и солдаты под ливнем пуль завладевали наградами. На выручку Ермолову спешили полки Васильчикова, в тыл французам ударил Паскевич. Перед батареей вырос холм из окровавленных тел, Ермолова ранило картечью в шею, но батарея была отбита…

Ответив на приветствие партизан и кивая на оконце, за которым шумели прибывшие отряды, Ермолов шутливо сказал:

— Вы обращаете мою квартиру в вертеп разбойников… Что скажете? Бонапарт в Москве?

Главнокомандующий и погибший в Бородинском сражении князь Багратион — ученики великого Суворова — называли императора французов его корсиканским именем, как бы подтверждая свое неизменное и презрительное мнение об «узурпаторе». Так же именовал Наполеона и Ермолов. Он считал себя генералом суворовской ориентации.

— Пленные показали, что по Калужской дороге идет дивизия Брусье…

— Что еще?

— …по Боровской дороге движутся неизвестные колонны…

— Неизвестные?! — Ермолов с насмешливым удивлением посмотрел на Фигнера.

В длиннополом неопрятном казакине Фигнер и правда походил на разбойника; наряд его дополняла гусарская сабля и пистолеты, заткнутые за пояс. Говорил он уверенно, громким голосом; его круглое лицо е начесанными на лоб редкими волосами и словно бы сонными, небольшими глазками казалось лицом очень спокойного и благодушного человека.

— Давно ль стал ты пленных-то брать? — Ермолов укоризненно покачал головой. — Знаю ведь о твоей чрезмерной жестокосердости… и не одобряю ее.

Фигнер хладнокровно пожал плечами.

Рассказывали, как при отступлении из-под Смоленска Фигнер увидел разоренную сельскую церковь, а в ней трупы священника и замученных озверевшими мародерами малолетних девочек. Фигнер побледнел, глаза его вперились в тела убитых. Положив руку на алтарь, он в присутствии своих солдат поклялся мстить врагам без снисхождения и пощады.

— Совместно с Александром Самойловичем мы рассеяли конвой обоза, шедшего из Москвы, — докладывал, в свою очередь, Сеславин; в отличие от Фигнера, на нем был аккуратно пригнанный конноартиллерийский гвардейский мундир с черным воротником и красной выпушкой. Собираясь к начальнику штаба, Сеславин прикрепил на грудь ордена: Анны 2-й степени и Владимира 4-й степени. Он поминутно поправлял иностранный крест под воротником, будто смущаясь устремленных на него глаз и особенно — пристального, тяжелого взгляда Ермолова.