Владимир Возовиков - Прохоровское поле

Владимир Степанович Возовиков.

Владимир Григорьевич Крохмалюк.

ПРОХОРОВСКОЕ ПОЛЕ

О старшине батареи прапорщике Волощуке поговаривали, что он, наверное, занедужит от расстройства, если приметит солдата, не занятого никаким делом. Доля истины в этом была. Даже в час личного времени при его появлении в казарме каждый спешил чем-нибудь заняться – раскрыть книгу, подсесть к шахматному столику или схватиться за спортивную гирю, потому что в противном случае Волощук сразу подзывал к себе «бездельника» и находил ему какую-нибудь не очень приятную хозяйственную работу. Впрочем, даже лентяи, если таковые ещё сохранились в батарее, не осмеливались громко ворчать на своего старшину, потому что за внутренний порядок подразделение постоянно хвалили, наряд то и дело получал благодарности от дежурного по части, а в ленинской комнате появлялись новые грамоты и призы. «Артиллериста создает труд и порядок» – то была любимая присказка старшины.

В то субботнее утро, построив солдат и сержантов, отправляющихся в городское увольнение, Волощук придирчиво осмотрел их внешний вид и вдруг спросил:

– Есть желающие поехать со мной и провести выходной день с пользой?

Все тут же решили, что старшина затевает какую-нибудь новую работенку, ибо слово «польза» в его устах воспринималось однозначно, и все же нашелся решительный.

– Возьмите меня, товарищ старшина, – попросил сержант Юрий Клыков. – Надо ж хоть раз со старшиной побывать в увольнении – будет что рассказывать детишкам.

В строю, не выдержав, засмеялись. Волощук невозмутимо ответил:

– Добро, Клыков. Ещё бы троих – и как раз по расчету.

Однако новых добровольцев не находилось.

– Значит, нет больше смелых?– сожалеюще спросил прапорщик. – А я-то хотел поощрить увольняемых. Ведь всё равно станете маяться в городе без дела.

Старшина был недалек от истины. Когда нет у солдата в городе родных и знакомых, долгожданное увольнение чаще всего превращается в пустое и нудное времяпровождение. А тут городок небольшой, все его достопримечательности посмотрели на экскурсиях, кино есть и в части. Опытный сержант Клыков не случайно отважился принять приглашение старшины.

– Значит, всё-таки нет смелых? Что ж, возьму других.

– А какая работа будет, товарищ прапорщик?

– Хорошая работа, – так же невозмутимо ответил Волощук. – Ума набираться.

В некоторых глазах появился интерес, и всё же к сержанту никто не присоединился.

– Ладно. Ты, Клыков, выбери в каждом расчете толкового парня, пусть наденут выходное обмундирование, и веди их на КПП. Через сорок минут выезжаем на Прохоровское поле. Там будет встреча с участниками Курской битвы. Остальные – свободны.

Уволенные в город окружили старшину.

– Товарищ прапорщик, так же нечестно! Что же вы сразу-то не сказали?

– Возьмите меня!

– И меня!…

– И меня!…

Волощук раздумчиво медлил, качая головой, потом назидательно заговорил:

– Я ж вас испытывал. Эх, пушкари, – работы забоялись!

– Так выходной же, товарищ прапорщик! И увольнение не каждый день дают. Не грешно и отдохнуть.

– Отдыхать, ребята, надо трудясь. Безделье – то не отдых, а сплошная мука. Что рождает артиллериста?

– Порядок и труд, товарищ прапорщик!

– Верно. Вот послушайте, что вам еще фронтовики скажут.

– Значит, берете нас с собой?!

– Беру. Для вашей пользы…

Потом была долгая дорога среди перелесков и созревающих хлебов, и вот оно, наконец, широкое, чуть всхолмленное поле под Прохоровкой – то самое знаменитое поле, которое горячим и грозным летом сорок третьего года стало могилой для целой танковой армии гитлеровских захватчиков.

Летний день выдался ясным, и на краю хлебной нивы собралось много местных жителей. Парни сразу обступили солдат, и за оживленным разговором даже не услышали, как подошли машины из Белгорода. Вдруг раздались аплодисменты, солдаты разом обернулись и увидели выходящих из автобуса дорогих гостей. Где-нибудь в городской толчее эти немолодые люди с простоватыми открытыми лицами и седыми висками, вероятно, показались бы малоприметными, но сейчас по цветным орденским планкам на пиджаках и кителях собравшиеся сразу угадали в них участников одной из величайших битв минувшей войны – тех бесстрашных рядовых, сержантов, лейтенантов, что насмерть стояли здесь, на рубежах бывшей Огненной дуги, истребляя ударные войска фашистов, которые Гитлер бросил на Курск. К солдатам подошел среднего роста полковник с Золотой Звездой на кителе. Прапорщик отдал честь, остальные замерли по стойке «смирно», полковник улыбнулся:

– Вольно, товарищи, вольно. Артиллеристы?

– Так точно, артиллеристы.

– Я тоже тогда служил артиллеристом, в противотанковом дивизионе.

– И мы – противотанкисты.

– Вот как! Значит, товарищи по оружию. И погоны я тогда носил такие же, как у вас, сержантские. – Полковник остановился перед Клыковым, спросил:– Командир расчета?

– Командир.

– А я был комсоргом дивизиона. Так что в бою случалось во всех лицах выступать – и подносчиком, и заряжающим, и наводчиком, и командиром, – словом, становился туда, где сию минуту руки требовались. Как-то случилось даже батареей командовать. Ну, а чаще приходилось, конечно, показывать личный пример на позициях – лопатой орудовать, пушки ворочать, ящики таскать. У нас, противотанкистов, сами знаете, как у пахаря: все успехи – в мозолях. Сумел как следует зарыться, укрепиться, наладить боепитание, изучил назубок ориентиры, пристрелял рубежи, – значит, и врага одолел, и сам уцелел. Дал себе поблажку – кровью заплатишь. В общем, кто больше трудился, тот и побеждал.

Прапорщик Волощук торжествующе поднял палец.

– Слыхали, пушкари? А я что твержу вам с утра до вечера!

Полковник понятливо улыбнулся.

– Однако мы отстали, пойдемте со всеми вместе на поле…

Вслед за ветераном артиллеристы приблизились к самому краю золотившихся хлебов. Наверное, оттого, что небо было пронзительно-синим, с редкими белоснежными облаками, казалось, хлебное поле излучает горячий золотистый свет. Волнами набегал ветерок, и тогда налитые колосья, тихо шелестя, кланялись пожилым людям, молча и недвижно стоящим с непокрытыми головами впереди молодых спутников. Глаза полковника словно бы с недоверием оглядывали июльский простор, что-то искали в нем и не находили.

– Неужто это то самое Прохоровское поле? – спросил он негромко.

– А тогда оно тоже было засеяно? – так же тихо спросил сержант Клыков.

– Засеяно?… – Полковник, словно очнувшись, глянул на сержанта. – Да, сынок, было засеяно… Только не одним зерном. И не одними колосьями оно тогда прорастало…

На огромном пространстве – серая пелена, застлавшая горизонт. Тучи пыли, взметенной разрывами бомб и снарядов, тысячами гусениц и колес; тучи дыма, чада и копоти от работающих моторов, от горящих танков, самолетов и автомобилей; в полдень – мглистые, грозные сумерки, в полночь – кровавые сполохи на тучах от горящих селений. И гул – грозовой, давящий душу гул, не смолкающий ни ночью, ни днем… Таким оно запомнилось ему на всю жизнь, Прохоровское поле…

Полковник наклонился, взял горсть земли – её запах помнился ему с того времени, когда, контуженный и оглушенный, падал в черную бездну и земля обняла его, прикрыла собой от рваной стали, хлеставшей по артиллерийской позиции. Это длилось, может быть, минуту, может быть, пять или одно мгновение – до конца очередного авиационного налета. Горячий, терпкий запах земли был первым ощущением, когда пришел в себя и, напрягая силы, встал во весь рост над краем огромной воронки с единственной мыслью: цела ли его пушка, последняя на батарее?

Сейчас земля пахла тоже терпко и горячо, но то был мирный, с детства знакомый запах родной степи. Полковник растер сухой чернозем, и пальцы его ощутили зазубренный кусочек железа. Он взял другую горсть земли, и снова в ней нашелся осколок. Взял третью – в ней оказалась потемневшая от времени винтовочная пуля.

Тогда солдаты, а с ними и приехавшие фронтовики стали растирать в ладонях землю, и почти каждый находил в ней ржавый металл войны.

Да, это было оно – Прохоровское поле.

Кто-то негромко спросил:

– Как же вы тут устояли? Железные, что ли, были? Или заговоренные.

Полковник окинул взглядом молодые солдатские лица, глуховато сказал:

– Обыкновенные наши ребята стояли тут. Обыкновенные. Только очень гордые, смертно ненавидящие врага, готовые умереть, но не пропустить его. И, конечно, хорошо подготовившиеся к самому тяжелому испытанию.

Он замолк, словно прислушивался к каким-то голосам в своей памяти, и тогда один из ветеранов попросил:

– Михаил Федорович, почитайте нам свои стихи. – Потом обернулся к толпе и представил полковника: – Товарищи, здесь с нами участник сражения на этом поле Герой Советского Союза Михаил Борисов. Он – известный поэт, пишет стихи о войне.