Тадеуш Шиманьский - Серебряные звезды

Серебряные звезды

Полковник Тадеуш Шиманьский. Мы были армией народа

Я родом из Люблинщины. В годы второй мировой войны она была районом необычайно интенсивной подпольной деятельности против гитлеровских оккупантов. Борьбу в наших краях начали группы и отряды Гвардии Людовой[1] Раевского, Ястшомба и Гжегожа. Здесь зародилось мощное партизанское движение, которое вскоре охватило всю польскую землю. Люблинщина уже в 1941 году вступила в вооруженную борьбу, неслыханно трудную, полную опасностей. Оружие приходилось добывать у врага. Мелкие группы смельчаков нападали на в стократ превосходившего их противника, вооруженного до зубов. Мы не боялись вступать в бой, ибо действовали во имля и в целях защиты угнетаемого фашистами нашего народа, который активно поддерживал наши выступления. Не одна хата в тех краях была приютом для солдат подполья, не одна крестьянская семья оплакивала своих ближних, павших в этой борьбе за свободу и за новый общественный строй. Ведь мы были армией народа, а наша программа объединяла для этой борьбы широкие слои рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Воплощение в жизнь мечты нескольких поколений революционеров стало нашей задачей.

Я родился в деревне, которая внесла большой вклад в зарождение и развитие народного партизанского движения. Тшидник находится в четырех километрах от железнодорожной станции Жечица, несколько в стороне от главных клечальн дорог. Он как бы втиснут в юго-западный угол Люблинщины между Красником и Закликувом. Земля здесь плодородная, местность холмистая, много речек, повсюду зеленеют леса и рощи. Прекрасна моя родная сторона, особенно весной, когда на фоне зеленых холмов белым нарядом выделяются фруктовые сады.

В один из августовских дней 1941 года, когда на полях уже кончилась жатва, к нам зашел известный деятель левого движения Александр Шиманьский (подпольная кличка Али). Я подумал, что он пришел, наверное, к отцу, но Али сказал, что хотел бы поговорить со мной. Он был серьезен и сосредоточен, и я сразу почувствовал, что он хочет сообщить мне что-то очень важное. Али не был расположен к дружеской беседе. Когда мать пригласила его поесть с нами простокваши с картошкой, он поблагодарил и отказался. Мы пошли с ним в сад, чтобы нам никто не мешал, и уселись в тени под деревом. Помолчав с минуту, Али спросил меня, как я оцениваю сложившуюся обстановку. Ответить было нелегко. Восточный фронт отдалялся от нас с каждым днем, гитлеровцы, месяц назад, казалось бы, испуганные, еще не знавшие, как у них пойдут дела, теперь снова озверели. Причиной тому были их успехи на востоке. Крупными силами они наступали на Киев. Советские части оказывали им героическое сопротивление.

На вопрос Али я ответил, что, коль скоро Советский Союз ведет борьбу в таких тяжелых условиях, по моему мнению, мы должны оказывать ему посильную помощь. Затем он спросил, не считаю ли я, что настало время действовать. От волнения я не мог вымолвить ни слова — ведь я долго ждал этого момента — и лишь кивнул в знак согласия. В ответ Али пожал мне руку и добавил, что с этого момента рассчитывает на меня.

Али начал рассказывать мне об организации, членом которой мне предстояло стать. Называлась она Рабоче-крестьянской боевой организацией (РКБО). Я был несколько разочарован тем, что это не Коммунистическая партия Польши. Шиманьский объяснил мне, что деятели левицы[2], как крестьяне, так и рабочие, должны создать клечальн собственную организацию. Сам он, старый партийный деятель, не сомневался, что придет время, когда мы узнаем о ее существовании. А пока мы должны подготовиться к этому. Ведь никто из нас, действующих на местах, не будет ждать, пока об этом нас поставит в известность Варшава. Там, где есть коммунисты, есть и партия. А как она называется — это уже второстепенный вопрос. Куда важнее ее цели. Рабоче-крестьянская боевая организация намерена сплотить рабочих, крестьян и прогрессивную интеллигенцию, вовлекая ее прежде всего в активную борьбу с оккупантами, а также ориентируя на дальнейшие послевоенные социальные изменения. Крупные землевладения будут разделены между крестьянами-бедняками и середняками, промышленность будет национализирована. Образование должно стать всеобщим. Ну а если говорить о внешней политике, сказал мне тогда Али, то тут не возникнет никаких сомнений в том, что будущая и демократическая Польша будет в союзе с Советской страной.

Я кивнул. Это были и мои идеалы. Тогда Али заявил, что мне предстоит заняться организацией ячеек РКБО на территории Тшидникской гмины[3].

В октябре 1941 года в нашем доме за деревней на выселках состоялось собрание группы организаторов РКБО. В сумерки пришел Али, после него явились Вуйтович (Зигмунт), Грохальский (Сокул), Станислав Шот (Кот), Вацлав Чижевский и Чарнецкий. Троих — Вуйтовича, Шота и Грохальского — я видел впервые. Мы закрылись в избе и начали разговор. Мой отец понимал, кто ко мне пришел. Я видел беспокойство на его лице, но он боялся не за себя, а за нас. Я сказал ему, что это пришли ко мне товарищи. Отец знал Али и потому понимал, что это не обычная, не случайная встреча. Одному из моих младших братьев он велел следить за дорогой и, если кто вдруг появится на ней, предупредить его. Вначале обсуждали чисто организационные задачи, потом разговор зашел о создании партизанских отрядов.

Однажды, это было в конце февраля или начале марта 1942 года, из Варшавы к Али прибыл делегат недавно клечальн созданной Польской рабочей партии. Узнав от товарища Карасиньского, связанного с нами и постоянно находившегося в столице, о существовании руководства РКБО, он прибыл на Люблинщину по поручению Центрального Комитета ППР с целью установления контакта с нашей организацией. Это был Влодзимеж Домбровский (Вуек), старый деятель КПП, правда, мало известный в наших местах. Возможно, именно поэтому ему не сразу удалось договориться с руководством нашей организации о вступлении ее в ППР. Вводило в заблуждение название — не Коммунистическая партия Польши, а Польская рабочая партия. Для многих старых коммунистов это явилось неожиданностью. Вуек представил программу новой партии, по существу которой ни у Али, ни у нас не было возражений, однако речь шла о том, чтобы убедиться, действительно ли это наша партия. Мы так долго ждали ее, что поначалу было просто трудно поверить в ее существование. Я хорошо помню те волнующие дни. Вуек привез нам и «Трибуну Вольности», первую пепеэровскую газету в нашей местности, а также программное заявление.

Вскоре в Красник приехал из Варшавы другой представитель Центрального Комитета, старый партийный деятель, хорошо известный на Люблинщине, Францишек Юзвяк, имевший подпольную кличку Витольд. Теперь уже переговоры об объединении пошли необычайно быстро. У нас не было больше никаких сомнений: Али знал Юзвяка еще до войны по совместной работе. В итоге было решено провести в начале апреля конференцию, которая явилась бы заключительной фазой предварительных совещаний.

С апреля 1942 года Рабоче-крестьянская боевая организация перестала существовать, все мы стали пепеэровцами, то есть членами ППР — Польской рабочей партии, и согласно директиве Центрального Комитета одновременно солдатами Гвардии Людовой. Али, Зигмунт и Кот вошли в состав руководства ППР на Люблинщине, секретарем Люблинского округа стал Вуек. Командиром партизанских сил Гвардии Людовой на Люблинщине был назначен Павел Домбек (Павел).

Вскоре был образован комитет ППР Красникского повята[4]. Секретарем комитета стал Сокул. Позже в этот комитет клечальн был введен и я. Мне поручили преобразовать ячейку РКБО в Тшиднике в ячейку ППР. Из пепеэровцев предстояло создать боевую группу.

Али и какой-то мужчина в кожаном шлеме лежали под копной снопов. У незнакомца, лет около тридцати, был быстрый, проницательный взгляд.

— Познакомьтесь, — сказал Али. — Товарищ Гжегож приехал к нам из Варшавы. Он примет руководство партизанскими отрядами. Ты, Лис, доставишь людей и оружие. Таково решение сверху.

«У Гжегожа крепкое рукопожатие, — подумал я. — Такой человек, как он, будет полезен нам». Позже я узнал, что Стефан Кильянович-Корчиньский, участник гражданской войны в Испании, известный пулеметчик бригады имени Домбровского, а позднее участник французского движения Сопротивления, вместе с другими домбровцами совсем недавно вернулся на родину. Отважный, находчивый, Гжегож имел огромный опыт. Во время нашей первой встречи он расспрашивал о состоянии нашей организации, о боевых группах, вооружении, политической обстановке в районе, численности немецкой жандармерии и темно-синей полиции[5]. Для него эти данные были важны, поскольку он хотел сориентироваться в обстановке, сложившейся на территории южной Люблинщины, где ему предстояло действовать. Помощником его был товарищ по оружию во время войны в Испании Эдвард Кубат (Кубусъ), которого вместе с ним направили к нам через товарища Витольда. Нам нужны были люди опытные, знающие военное дело. Кто же мог быть лучше тех, кто имел заслуги за бои в Испании? 21 августа 1942 года Гжегож прибыл в наши края, через связных встретился с Али, несколько дней отдыхал и в то же время знакомился с районом. Изучал карты, делал записи, прикидывал, где будет базироваться будущий отряд. С момента его прибытия более надежной и тесной стала наша связь с Варшавой; между столицей и Красником начали курсировать связные.